Эгоист - Джордж Мередит

В главе сто четвертой тринадцатого тома Книги Эгоизма значится: «Обладание, не налагающее обязательств по отношению к той, которою обладаешь, есть состояние, близкое к блаженству».

Обладание на подобных условиях встречается весьма редко. Землею, например, нельзя владеть без обязательств как перед нею самой, так и перед сборщиком налогов; обладание красивой одеждой налагает множество обязательств; обладание золотом, драгоценными камнями, произведениями искусства и великолепной мебелью — сущие вериги; обладание женой налагает неисчислимые обязательства. Во всех названных случаях обладание — это синоним рабства, а блаженство, которое оно доставляет, — блаженство пьяного илота. Как бы ни опьянялась наша душа гордой радостью обладания, она все равно закрепощена.

Есть, однако, вид обладания, наиболее из всех совершенный, при котором мы не теряем свободы, не несем никаких обязательств, а, напротив, все время что-то получаем и ничего не даем взамен, или если уж даем, то самую малость, какую-то ничтожную частицу себя, в виде — да простит нам читатель такую метафору! — отходов, испарений или, если угодно, излучений, — словом, в виде не подлежащих контролю щедрот, выделяемых порами души, благодаря чему даже самый процесс отдачи оказывается благотворным для нашего организма. Счастье подобного обладания дано испытывать тому, кто владеет сердцем беззаветно преданной женщины.

Наделенная душой мягкой как воск, эта милая язычница чаще всего пребывает распростертой ниц перед своим кумиром. Ей ничего от вас не нужно — будьте лишь, не переставая, ее солнцем, тем более что это вполне отвечает запросам собственной вашей натуры. Итак, союз идеальный: она одухотворяет вашу материальную сущность, с одной стороны, и придает материальность парению вашего духа — с другой. Поистине счастливое сочетание!

Благословение богов почиет на подобном союзе.

Самый вид избранников, увенчанных сим счастливым венцом и ореолом, убеждает нас в этом. Люди, слабые духом, оробели бы перед лестным натиском женского преклонения или считали бы нужным отвечать на него взаимностью — хотя бы частичной, забывая, что чувство не мяч, что если начать им перекидываться, рискуешь расплескать драгоценный нектар поэзии; иные, что совсем недопустимо, принялись бы жалеть своих поклонниц, а то еще вздумали бы перенести священный огонь с одинокого алтаря весталки в свой домашний очаг, дабы согревать им комнатные туфли супружеской привязанности. Нет, не таких венчают боги! Избранники богов и сами походят на богов. Благородные в своей неуязвимости, они оттого и в состоянии удержать на своем челе возложенный богами венец, что несут его в божественном неведении чувства, которое зародили в чужом сердце.

Но и этих избранников, как мы вскоре убедимся на примере лучшего из них, подстерегает опасность.

В своих отношениях с мисс Дейл сэр Уилоби Паттерн уже давно достиг состояния, близкого к блаженству. Она принадлежала ему всей душой, он же не был связан с ней ничем. В ней были все достоинства повилики и ни одного из недостатков этого паразитирующего растения. Она посвятила себя изучению его личности и, сделавшись восторженной толковательницей этой личности, нашла свое истинное призвание; обратясь к ней, наш счастливец, что бы о нем ни вздумали говорить другие, мог всегда рассчитывать на щедрую дозу целительного бальзама. Она проникала в самое святилище его души и приятно щекотала обитательницу этого храма. Он даровал ей это право на манер королей, предоставлявших, как известно, особые привилегии кошкам, которым, хоть и не разрешено заговаривать с их величествами, не возбраняется таращить на них глаза. И в самом деле, никто не станет отрицать, что внимательные круглые глаза этих смиренных созданий прекрасно гармонируют с придворной помпой.

Еще одна цитата из Книги (тот же том): «Всякий отказ, даже добровольный, причиняет боль».

Мысль изысканно тонкая, как, впрочем, и все мысли, призванные охранять святую святых Эгоизма, — и для того чтобы ее как следует усвоить, вам пришлось бы проштудировать целиком все тома Книги, посвященные разделам первому и второму, на что ушли бы лучшие годы вашей жизни — вплоть до глубокой старости; впрочем, быть может, лучше пополнить ее страницы собственными наблюдениями или, напротив, захлопнуть ее и больше к ней не возвращаться. Некий почтенный джентльмен утверждал, будто у него на переносице вырос седой волос, от которого он никак не мог избавиться: только вырвет его, а он опять тут как тут! В конце концов почтенный джентльмен примирился с тем, что у него на переносице растет седой волос, и даже стал им любоваться. Мы не ставим себе задачу выяснить влияние этого волоса на самочувствие и внешность почтенного джентльмена. Здесь существенно другое, а именно: что наш джентльмен умудрился заметить тончайший волосок; должно быть, истина, приведенная нами выше, еще тоньше, ибо вот уже много веков — с того самого дня, как мужчина начал искать себе подругу жизни, — она торчит у человечества между глаз, а оно ее упорно не замечает. Возможно, что почтенный джентльмен был жертвой галлюцинации или оптического обмана, но наша истина имеет вполне реальную основу, и, право, людям не помешало бы поучиться у этого старика его способности к терпеливому созерцанию.

При всей своей готовности — во имя долга и выгоды (сочетание не столь редкое!) — отказаться от мисс Дейл, сэр Уилоби Паттерн не мог не задуматься: ведь он не просто выбрасывал ее, так сказать, куда-то в пространство; нет, он кидал ее другому, — а это испытание куда более трудное, чем прежнее, когда он просто сбросил ее наземь, на обочину, как ненужную ношу, и пошел дальше своей дорогой. Как знать, в объятиях мужа она — и быть может, очень скоро — позабудет того, кому была обязана хранить верность в душе. Пока ее союз с Верноном существовал только в проекте, сэр Уилоби мог думать о нем спокойно — природное великодушие брало свое. Но при одной мысли, что план этот облечется плотью и кровью, его начинало коробить: меркнул непорочный образ его Летиции.

Тем не менее, если бы только он мог быть уверен, что, несмотря на столь радикальную перемену в образе жизни, дух ее сохранится прежним, он, вероятно, решился бы соединить этих двоих столь необходимых ему людей, ради того чтобы удержать их подле себя, а также — чтобы успокоить невесту. Правда, мысль о такой возможности всякий раз вызывала в нем легкую судорогу презрения к женщине, способной на физическую измену; не удивительно, что он схватился за Книгу, раскрыв ее на той странице, где прекрасный пол заклеймен огненными письменами и где рассказывается о недостойных уловках затравленного зверька, пытающегося бегством спасти себе жизнь. В этой величайшей из книг женщине нет пощады. Впрочем, закроем ее.

Поскольку написана она главным образом мужчинами, именно мужчины и черпают силы в ее мудрых речениях. Перебрав в уме с полдюжины общеизвестных афоризмов, сочиненных в посрамление женщины (и вытравленных на меди, отполированной долгим употреблением), сэр Уилоби почувствовал, как к нему возвращается бодрость.

При виде поблекших ланит Летиции он испытал новый прилив сил.

Его Клара — и вдруг ревнует к этому бедному, увядшему листку!

Что и говорить, было бы неплохо, если бы его невесте сообщились кое-какие достоинства Летиции. Но это вам не кулинария, и этих двух женщин не смешаешь так, чтобы они составили одно целое. Если попытаться варить их в одном котле — что сэр Уилоби, собственно, и делал, поселив их под одной крышей, — то в результате произойдет еще большее размежевание, усугубление индивидуальных черточек каждой. Другое дело, если б сами они стремились к совершенству и позаимствовали друг у дружки недостающие им качества! Или, если бы, скажем, некий достаточно просвещенный султан взялся бы на строго научной основе вывести у себя в серале новый вид! Стоит ли, впрочем, задерживаться на безумной мечте, промелькнувшей в голове сэра Уилоби с молниеносностью экспресса?

Тетушки Изабел и Эленор сидели с мисс Дейл, склонившись над пяльцами. Одного быстрого взгляда в сторону мисс Эленор было достаточно. Она поднялась и, бряцая ключами на поясе, дала мисс Изабел понять, что ее призывают хозяйственные хлопоты. Немного выждав для приличия, мисс Изабел столь же плавно исчезла в дверях вслед за нею: в доме царила идеальная дисциплина. Сэр Уилоби сел и, положив ногу на ногу, принялся барабанить пальцами по колену, отстукивая какой-то мотив.

Летиция почувствовала, что в его молчании кроется нечто значительное.

— Вы расстроены делами? — спросила она.

— Меня не так-то легко расстроить, — отвечал он. — Под «делами» вы разумеете дела государственные или личные?

— Я имела в виду государственные дела.

— Не думаю, чтобы я был меньшим патриотом, чем кто-либо другой, — сказал Уилоби. — Но я привык к глупости моих соотечественников; к тому же корабль, на котором мы плывем, достаточно добротен. В худшем случае нам грозит повышение цен и налогов; быть может, раздача супа бедным у ворот Большого дома или двух-трех десятков ведер угля да разрешение рубить деревья в дальних рощах. Не забывайте, что я феодал.