Эгоист - Джордж Мередит

— Следовательно, вы примирились с тем, что он вас покидает?

— Ложная тревога! Старина Вернон не способен на столь решительный шаг.

— Но если мистер Оксфорд… Уитфорд… Ах, ваши лебеди плывут сюда! Смотрите, какой у них негодующий вид! Как они красивы! Я хотела сказать — быть может, мужчина, когда он видит, что женщина явно отдает предпочтение другому, чувствует себя обескураженным?

Сэр Уилоби так и замер от внезапно осенившей его догадки. Хоть слово «ревность» и не было произнесено, он понял, к чему клонила Клара. Внутренне улыбаясь, он сказал — и тон его не оставлял места для сомнений:

— Быть может, некоторые юные девы тоже чувствуют себя «обескураженными», а? Немножко? Я, кажется, чересчур далеко зашел? Но ведь это же такая давняя дружба! Это как старая перчатка: раз — и натянулась на руку! Там, где существует естественная гармония, нет места разладу. И малейшее препятствие на пути этой дружбы тотчас внесло бы разлад. Милая моя! Какое вы еще дитя!

В своей иносказательной речи, построенной с похвальной туманностью, за которую Клара в душе была ему благодарна, он коснулся той самой темы, на которую ей хотелось завести разговор, и — как ей того хотелось — не называя вещей своими именами.

— Нет, нет, уверяю вас, другие — может быть, но я — никогда! — воскликнула она к вящему восторгу своего собеседника. — Право, Уилоби, здесь совсем не то, — уверяла она. — Я в жизни не испытывала ничего похожего на чувство, которое вы имеете в виду. Я ни на минуту не могу себе представить, будто имею какие-либо права на другого человека, я не допускаю, чтобы люди считали себя связанными словом, если между ними нет полного — полнейшего — во всем согласия. Поэтому чувство, на которое вы намекаете, для меня немыслимо — непостижимо, как вы однажды выразились, говоря о поведении Окс… Уитфорда.

Сэр Уилоби не пропустил эту оговорку мимо ушей.

Исполненный горделивого восторга, он громко расхохотался. «Окс-Уитфорд» — да ведь это же точный портрет старины Вернона в гостиной! Он и в самом деле «окс» — сущий бык![5]

Очевидно, Клара, как это сплошь и рядом случается с неопытными девицами по отношению к друзьям своего суженого, несколько переоценивала достоинства Вернона, растрачивая впустую то, что принадлежало по праву одному ему, Уилоби, или, выражаясь высоким стилем, преклоняя колена перед идолами, расставленными на пути к храму, к тому самому храму, в который ей следовало нести свой религиозный пыл нерастраченным. Ну, да это пройдет, тут единственный лекарь — смех.

Что касается другого — ее ревности, он и слышать о ней больше не желал. Клара задета, в девушке уязвлена женщина, и прекрасно. Слабые попытки Клары продолжать разговор на эту тему разбились об уклончивые ответы Уилоби. Клара была готова откусить себе язык за свою вторичную оговорку при произнесении имени Уитфорда; именно оттого, что она была в душе невинна, она не понимала, как могло случиться, что она так глупо споткнулась на его имени.

— Вы оба знаете ботанические наименования этих полевых цветов, — сказала она.

— Кто — оба? — спросил он.

— Вы и мисс Дейл.

Сэр Уилоби пожал плечами. Это становилось забавным.

— Я знаю только одну женщину на свете, которая достойна украсить мое ландо, — только Клару, только мою Клару!

— Какое ландо? Где?

— В Лондоне, моя дорогая, в Лондоне, где мы будем проводить по два месяца в году. Там я разъезжаю в ландо и смею вас уверить, мой экипаж произведет настоящий фурор. У старины де Крея глаза на лоб полезут, когда он его увидит.

Клара вздохнула. Никакими силами не удавалось ей хотя бы намеком навести разговор на нужную тему.

И вдруг она поняла, что чуть не упустила такую возможность; слегка зарумянившись, оттого что ей приходится наконец произнести это неприятное слово, она спросила:

— Вы имеете в виду зависть, Уилоби? Вы хотите сказать, что лондонцы будут вам завидовать? И полковник де Крей? Как это странно! Зависть и ревность — вот чувства, которых мне никогда не понять.

Сэр Уилоби развел руками: «Ну, конечно», всей своей мимикой давая понять, что это ее заявление он не ставит ни во что.

— Нет, Уилоби, не смейтесь, мне они в самом деле недоступны.

— Разумеется.

Вот он и попался в ее ловушку! И притом ему все еще продолжало казаться, что это он исследует анатомию женской души.

— Хотите, я вам докажу? Послушайте… Я настолько лишена этого чувства, что если бы вы ко мне пришли и сказали, — и, право же, я ничего бы в этом не нашла удивительного! — сказали, что мисс Дейл, как вы убедились, больше соответствует вам по своему складу, чем я, — а я, как мне кажется, подхожу вам очень мало, а вернее… если уж говорить начистоту, — совсем не подхожу… если бы вы мне так сказали… — только поверьте мне, прошу вас, Уилоби!.. — я бы тотчас вернула вам свободу! Право! И я всюду говорила бы о вас с искренним восхищением. Ах, Уилоби, поверьте, никто не отзывался бы о вас лучше, чем я, — и в частном разговоре, и в обществе, ибо в моих глазах вы остались бы самым честным, самым правдивым и благородным джентльменом, какого мне доводилось знать! Никто, — я осмеливаюсь это утверждать, даже она не могла бы восхищаться вами больше, чем я. Нет, нет, сама мисс Дейл не так бы вас превозносила, как я!

У Клары захватило дух от этого ее первого рывка на свободу; она как бы распалась на две части — на рассудок и нервы, и обе половинки бились друг о друга, оглушая ее своим кимвальным звоном; она была ошеломлена количеством мыслей, которые ей хотелось высказать, и необходимостью выбрать из них те, что вернее бы на него подействовали. Короче говоря, на самый непредвзятый взгляд она являла собой олицетворение женской ревности.

Он увидел, что и в самом деле зашел слишком далеко.

— Позвольте же мне устранить…

Подыскивая нужные слова, он пытался успокоить ее голосом и прикосновением руки.

— Позвольте же мне стереть эти пятнышки, величиною с булавочную головку, которые вам угодно было столь чудовищно преувеличить. Моя дорогая Клара! Клянусь вам честью, а я, надо сказать, не бросаюсь этим словом, ибо привык к тому, что моего простого слова достаточно, что люди верят моим заявлениям, заверениям и поручительствам… Итак, милое мое дитя, клянусь честью, что для ваших подозрений не только нет никаких оснований, но заверяю вас самым решительным образом — вы пребываете в совершеннейшем заблуждении. Заметьте, я не говорю о чувствах, какие питает она — в них, насколько мне известно, я неповинен и поэтому за них не в ответе. Мне, так сказать, официально ничего о них не известно. Мне о них никто не объявлял, я не должен даже подозревать о их существовании, иначе я рискую прослыть невозможным фатом. Что касается меня самого… клянусь честью, Клара… я буду откровенен, даже немного груб, быть может, — а вы знаете, как мне это ненавистно! — так вот, я не мог бы, повторяю, никогда не мог бы жениться на Летиции Дейл! Запомните это. Ни лесть, — а кто из нас на нее не падок! — ни любые другие обстоятельства на свете не вынудили бы меня на такой шаг. Как бы мною ни восхищались! Мы с ней — отличные друзья, и только, и никогда не станем друг для друга чем-либо большим. Когда вы видите нас вместе, вас может ввести в заблуждение созвучность наших умов. Она женщина редких дарований, и я откровенно ею восхищаюсь. Временами, признаюсь, для своего рода умственной гимнастики мне требуется общество человека, подобного мисс Дейл. Ей обязан я тем редкостным наслаждением, о котором многие не имеют и понятия и которое очень немногим дано испытать, — наслаждением, какое бывает у исполнителей дуэта. Да, я многим обязан мисс Дейл, она вызывает у меня глубокую признательность. Не стану скрывать — чувство живейшей дружбы связывает меня с мисс Дейл, — и тем не менее, если моей милой — хоть на столечко, на толщину реснички! — неприятен вид мисс Дейл… то… то…

И мановением руки сэр Уилоби отбросил мисс Дейл куда-то далеко, туда, где царили мрак и безлюдие.

Клара опустила глаза, чтобы скрыть сверкнувшую в них молнию ярости, свое немое возмущение эгоистом.

Впрочем, разговор этот она завела не для того, чтобы вступиться за права мисс Дейл или страждущего человечества.

— Ах! — произнесла она, чтобы заполнить паузу и не дать разговору заглохнуть.

— Ах, ах! — нежно поддразнил он ее. — И тем не менее это так! Моя Клара прекрасно знает, что мне требуется молодость, здоровье, красота и кое-какие другие, не поддающиеся определению качества, соответствующие положению той, что предстоит возглавить мой дом и носить мое имя! Но что говорит мое второе, мое лучшее «я»? Конечно же, вы мое лучшее «я». Не спорьте, любовь моя, так оно и есть! Только поймите правильно мою натуру, и тогда…

— Но ведь я ее давно поняла! — перебила Клара. — Я была бы просто слабоумной, если бы за этот срок не поняла, что вы собой представляете. Позвольте мне заверить вас, что я прекрасно вас понимаю. Выслушайте меня! Всего лишь одну минуту! В глазах мисс Дейл я самая счастливая женщина на свете. Ах, Уилоби, если бы я обладала ее сердцем и умом, я бы, верно, и на самом деле ощущала себя счастливейшей из счастливых. Я хочу… Только выслушайте меня, выслушайте до конца! Я хочу, я жажду, я молюсь о том, чтобы уступить ей свое место. Она ценит вас по достоинству, а я нет. Да, к стыду своему, я не ценю вас, как должно. Она преклоняется перед вами, а я — нет, я не могу преклоняться. Вы для нее — солнце, вот уже много лет озаряющее ее жизнь. В любви загадочно все — и почему мы любим, и почему мы не можем полюбить тех, кто… словом, тех, кого нам следовало бы полюбить. Я же вообще не понимаю любви. Видно, мне не дано испытать это чувство. А что мисс Дейл вас любит, это бесспорно. Она высохла от тоски. Любовь к вам, должно быть, и подточила ее здоровье — то самое качество, на котором вы так настаиваете. Но ведь вы же, Уилоби, и могли бы ее исцелить! Путешествие и… и… ваше общество, ах, она бы с вами расцвела! Вы и мисс Дейл — такая прекрасная пара! Она преданна вам безгранично, а я… я не умею преклоняться. Я не могу не замечать ваших недостатков, я вижу их на каждом шагу. Они каждый раз заново удивляют меня и ранят. Вы слишком горды, чтобы слышать о них, тем более от жены. Вы ведь сами меня предостерегали от… то есть… словом, вы говорили что-то в этом духе…