Моё пламя - Ксана М.

― спорить было бесполезно, хотя этого, естественно, было не избежать ― в итоге, на лифте мы поехали бы вдвоем. Снова.

С одной стороны, мысль о том, чтобы вновь застрять с Ним в кабинке была невероятно соблазнительной, но с другой ― я слышала тихое эхо тревожного звоночка.

Чертов, чертов манипулятор!

Переступила порог номера успокаивая себя тем, что здесь будет проще удержать в узде свои желания, но как только дверь закрылась, поняла, что всё стало только хуже.

Сделав попытку отвлечься, сосредоточилась на обстановке.

Номер представлял собой большую комнату с отдельной гостевой и спальной зонами, а также прекрасным ― просто волшебным ― видом на океан. Выглянув за арку, увидела барную стойку и ещё несколько запертых дверей.

За едва слышным стуком по кнопкам последовал знакомый, властный тон:

— Энтони Райс, ― Дарен стоял спиной, запустив одну руку в карман брюк. ― Доставьте в номер ужин. Нет. На двоих. Да. Как можно быстрее.

Он положил трубку, но поворачиваться не спешил.

Мысли в голове начинали всё больше переходить грань дозволенного, поэтому я сделала глубокий вдох.

— Могу я воспользоваться ванной?

Дарен кивнул.

— Первая дверь справа.

Наверное, то, что он так и не повернулся, было к лучшему.

Ванная комната оказалась очень просторной и тоже открывала завораживающий вид на ночной океан. На столике стояли бархатно―красные розы, и, не сдержавшись, я слегка коснулась их пальцами.

Повернув краник, в облегчении прикрыла глаза, чувствуя, как прохладная вода наполняет тело необходимыми силами, унося прочь ненужные мысли. Мне нужно было расслабиться. Иногда, лучший выход ― это перестать бороться с бурной рекой и попробовать плыть по течению. Я не считала это слабостью, нет. Скорее ― смирением. Порой нам проще, и даже необходимо, смириться с обстоятельствами вместо того, чтобы осознанно не замечать очевидного.

Возможно, тогда всё повернется по―другому.

Возможно, я осознаю то, чего раньше не понимала.

И, возможно, тогда течение изменится само.

Возможно.

Страшно, верно? Но гарантий нет никогда и не для чего.

Нужно просто уметь рисковать.

Когда вышла, официант как раз заканчивал расставлять блюда.

— На сегодня всё, ― объявил Дарен, протягивая парню несколько купюр. Тот кивнул, поклонился и безмолвно вышел, не кинув в её сторону ни единого взгляда.

Неужели этот Индюк уже всех здесь успел запугать?!

В любом случае, я даже разозлиться толком не успела. Мой Индюк ― да, я сказала «мой» ― стоял посреди гостиной без своего выходного пиджака. Рукава его белоснежной рубашки были закатаны до локтей, галстук бесследно исчез, а несколько расстегнутых пуговиц открывали верх мускулистой, мужественной груди. Фантазия тут же начала выплясывать бачату. Опять.

Боже, как же хорош Он был!

Ну как я могла продолжать оставаться гордой и невозмутимой?

— Мне лучше вернуться, ― выпалила, цепляясь за свои слова, как за спасательный круг, ― если на вечере возникнет какая―то проблема…

— Твои подруги её решат, ― тут же ответил Дарен, моментально убивая во мне всякую надежду. ― Или тот придурок, с которым ты танцевала.

Замечательно. Теперь ещё и Джек попал в Его черный список. Самодовольно, властно, слишком раздражающе ― но я не стану разбираться с этим сейчас.

— Ты ― хозяин вечера, ― продолжала, предпринимая новую попытку. ― Быть там ― твоя обязанность.

— Говоришь о моих обязанностях?

— Но ведь…

— Ты боишься меня? ― спросил Дарен, делая шаг и заставляя меня замереть.

Да! Боже, да!

— Что? ― нервно усмехнулась. Слишком нервно. ― Нет, я не… там внизу без меня будет полный бардак…

Повернулась, на дрожащих ногах почти что бросившись к выходу, а затем приоткрыла щелку, но сделать шаг уже не успела. Дарен стремительно нагнал меня и хлопнул дверью, заставляя испуганно подпрыгнуть.

— Ты дрожишь.

Это был не вопрос.

Просто находясь всего в нескольких дюймах, он чувствовал, что происходило с моими телом. И, если так продолжится дальше…

— Не надо, ― тихо попросила, вновь потянувшись к ручке, но Дарен успел осторожно перехватить запястье.

— Твой пульс начинает бешено колотиться, ― прошептал он, осторожно разворачивая меня к себе. Я повиновалась ему, но глаз не подняла ― боялась. ― Ритмы сердца становятся чаще. И это происходит всегда, когда я приближаюсь к тебе.

Его пальцы едва ощутимо коснулись лица ― по коже вновь пробежало электричество. Я невольно приоткрыла губы и закрыла глаза.

Он был прав. В Его ― и только в Его ― присутствии всё внутри подпрыгивало, переворачивалось, стучало и клокотало. И я никак не могла этого изменить.

Горячее дыхание обжигало. Я не видела, но ощущала, что он находился всего в каком―то ничтожном дюйме от губ, но самое невероятное было то, что мне совсем не хотелось сопротивляться. Не хотелось вырываться, брыкаться и лгать. Больше нет.

— Я не перейду границу, пока ты не позволишь мне, ― тихо произнес Дарен, заставляя сердце вновь понестись во весь опор. ― Больше между нами никогда не встанет заблуждение или обман. Я хочу тебя. Но лишь настоящую. Только свою.

Медленно, с некоторой опаской, подняла на него глаза. Зная, что совершаю ошибку, всё равно кинулась в эту бездонную пропасть, в который раз, безвозвратно, по собственной воле, утопая в этих мучительно―синих глазах.

Одна ошибка безвыходно тянет за собой другую.

Возможно, в другой ситуации я бы поспорила с собственным же выводом, но не сейчас. Сейчас я хотела совершенно иного. Приподнявшись на носочках, подалась вперед и, выдохнув, коснулась его теплых губ. Дарен дернулся, словно почувствовал внезапную боль, но не отстранился. Обняв, сильнее притянул меня к себе.

Она обвила руками мою шею: осторожно, нежно, но в то же время крепко, почти безумно, будто бы боялась, что может меня потерять.

От её кожи исходил аромат сладких ягод, а волосы пахли розой и сандалом.

Впервые в жизни я затягивался настолько глубоко, чувствуя боль, но, несмотря на это, как безумец пытаясь вдохнуть её полностью, целиком, без остатка; прижимая к себе лишь сильнее.

Эбби глухо застонала ― поддавшись безрассудству, задрал её платье и рывком приподнял за бедра. Она судорожно выдохнула, а затем плотнее вжалась в моё тело. Я чувствовал её желание: дикое, необузданное, лишающее последнего контроля.

Резко прижав Эбигейл к стене, потянулся к лифу её платья и, нащупав плетение корсета, грубо дернул за него, заставляя ткань затрещать, а затем разорваться по шву.

Она ахнула, но поцелуй приглушил звук, а возмущение ― если она его и испытывала ― испарилось сразу же, как только мои руки коснулись обнаженной спины.

Её пальцы с невероятной быстротой и проворством расстегнули пуговицы рубашки, отшвырнув её на пол, как совершенно ненужную, крайне бесполезную