Дочь Эйтны - Карин Рита Гастрейх

голос был резким, взгляд был непреклонен. — Ты — истинный наследник Акмаэля, сына Кедехена, в жилах которого течет кровь тысячи королей. Ты несешь священное семя Вортингена, доставленное в мое чрево мужчиной, которого я люблю, в назначенную богами ночь. Ничто из того, что произошло здесь сегодня, никакая ложь в проклятиях, наложенных нашими врагами, никогда не сможет этого изменить. Помни об этом. Помни об этом всегда. Никогда не сомневайся в том, кто ты и откуда пришел.

— Но отец сомневается, — сказала Бриана.

— Отец заколдован, — резко сказала Эолин. — Сильное проклятие лишает его возможности видеть мир таким, какой он есть.

— Кто мог сделать такое? — спросил Эоган. — Он Король-Маг! Никто не должен иметь над ним такой власти.

— Не знаю, Эоган. Но я намерена это выяснить.

Эолин оглядела их тюрьму. Боль в мышцах была невыносимой. Усталость и горе брали свое. Она чувствовала себя слишком утомленной, чтобы здраво мыслить, но ее дети нуждались в ней, и она не могла их подвести.

— Нам нужно покинуть это место, — сказала она.

— Как? — спросила Бриана.

Эолин встала и, спотыкаясь, побрела к двери. Она ударила кулаками по резному дубу.

— Тибальд! — воскликнула она. — Кто-нибудь из охранников, послушайте меня! Я должна немедленно поговорить с Высшими Магами.

Никто не ответил.

— Он сказал им, что к твоим приказам не следует прислушиваться, — мрачно сказал Эоган.

Эолин опустилась на пол, отчаяние снова захлестнуло ее грудь.

— Нам нужен союзник, — пробормотала она. — Кто-то, кто сможет вытащить вас обоих из этой крепости и доставить в безопасное место как можно скорее.

— Дядя Кори поможет, — сказала Бриана.

— Возможно, — если только маг как-то не стоял за этим или не собирался извлечь из этого выгоду. — Я просто надеюсь, что Талия сможет найти кого-нибудь и привести сюда. Чем дольше мы ждем, тем более опасным становится наше положение.

— Даже если мы найдем выход из башни, — сказал Эоган. — Куда мы пойдем?

— Я не знаю. Возможно, глубоко в Моэн. Мимо Южного леса. Высоко в Параменские горы.

— Мы увидим горцев? — тон Брианы немного прояснился.

— Хелия когда-то была моей подругой. Возможно, сейчас она предоставит вам убежище.

— Даст нам убежище? — голос Эогана задрожал. — А ты, мама? Ты тоже должна пойти.

— Я не могу бросить вашего отца. Я должна освободить его от этого проклятия и помочь найти людей, которые это сделали.

— А если он попытается убить тебя?

Эолин перехватила взгляд сына. В его глазах тлели страх и гнев.

«Какая судьба постигла нас, что мой сын был вынужден спрашивать такое о собственном отце?».

— Этого не будет, — она говорила с большей уверенностью, чем чувствовала. — Кто-то скоро будет здесь, чтобы разрушить проклятие и исправить все, что пошло не так в эту ночь. А пока мы должны отдохнуть и восстановить силы. Я хочу, чтобы вы оба были в моей комнате со мной.

Эолин встала. Вместе они отступили в спальню, где она заперла дверь. Эоган тщательно спрятал свой меч под подушкой. Эолин положила Кел'Бару рядом с собой. Галийский клинок издал низкий и нежный гул, не соответствующий текущему моменту, но, тем не менее, успокаивающий.

Бриана свернулась клубком в объятиях Эолин. Слезы текли по щекам девочки. Эолин гладила волосы дочери и тихо пела бессловесную мелодию, которая переплеталась с более глубоким резонансом Кел'Бару.

Медленно рыдания Брианы стихли. Наконец ее дыхание вошло в такт колыбельной, и девочка предалась беспокойному сну. Только тогда Эолин прошептала:

— Сколько Бриана видела?

Эоган лежал, уставившись в потолок, сложив руки за головой.

— Я держал ее подальше, как ты и просила, — сказал он. Затем через мгновение он добавил. — Дело не в том, что мы видели. Дело в том, что мы слышали.

Буря эмоций исказила ауру Эогана, хотя ему удалось скрыть все под каменным лицом, унаследованным от отца.

— Какое проклятие они наложили? — спросил он.

— Ахмад-мелан, — Эолин изо всех сил старалась, чтобы ее голос звучал ровно.

«Я должна показать Эогану силу и спокойствие. Что бы ни случилось, я должен воспевать веру».

— Это проклятие военного времени. Ты научишься этому, как только получишь посох Высшей Магии.

— Нет ни контрзаклинания, ни чар, которые могли защитить от него?

— Защиты есть, но обычно они вызываются только во время боя, когда ожидается такая атака.

— И однажды наложенное проклятие не может быть снято?

— Твой отец попал в ловушку страшной магии. Мои силы… — Эолин подавила всхлип, чувствуя себя так, словно осколки стекла застряли у нее в груди. — Прости меня, Эоган. Я слишком быстро поддалась своему страху. Я не мог найти способ вызвать его.

Эоган посмотрел на нее с обеспокоенным выражением лица.

— Если ты не смогла вернуть его, то никто не сможет.

— Это не правда. Телин, или Кори, или кто-то из других Высших Магов могли бы сделать то, чего не смогла я.

— Если ты права, если они смогут разрушить проклятие, отец поймет, что произошло, и примет меры, прежде чем на нас снова нападут, — в голос Эогана закралась надежда.

Рука Эолин скользнула к ее глазам, пока она пыталась привести мысли в порядок.

«Даже если проклятие будет снято, что останется от нас?».

Жестокая атака Акмаэля не могла быть отменена. Насилие, совершенное над ней на глазах у детей, будет преследовать Эолин до конца ее жизни.

— Мама? — сказал Эоган. — Когда проклятие будет снято, отец вспомнит, что произошло, и все исправит?

Эолин посмотрела на сына, понимая, что ему нужно утешение. Она протянула руку и погладила его каштановые волосы.

— Боги Дракона укажут нам путь вперед, Эоган. А пока ты должен отдохнуть. Я разбужу тебя, когда помощь придет.

Она подозревала, что он не заснет, но Эоган повернулся на бок и закрыл глаза.

Эолин поправила подушки за спиной. В комнате воцарилось настороженное спокойствие. Она молилась, чтобы он не сломался, пока не подоспеет помощь.

Кто-то.

Кто угодно.

Схватив рукоять Кел’Бару, Эолин не сводила глаз с дверного проема, прислушиваясь к приглушенным звукам крепости за ним.

Глава двадцать первая

Демоны выпущены

Волк шагает по полуночному лесу, низко опустив голову, он нюхает суглинки и листья, Ароматы наполняют его нос: сладкие травы и плодородная земля, едкая моча и дымная кора, гниющая древесина и прорастающие семена — все окутанные облаком ароматной сосны.

Он останавливается от запаха теплой плоти оленя, его мускулы напрягаются. Его уши вслушиваются в шепот листьев наверху и царапанье кротов под землей.

Лань прошла через это место не так давно. За