ВИЧ-положительная - Гарретт Кэмрин

— Подожди. — Лидия поднимает руку. — Клавдия, ты не…

— Клавдия, иди-ка ты на хрен! — Мой голос срывается на писк, почти как сопрано Кристины в «Призраке оперы». — Ты никогда никого кроме себя не слышишь. И знаешь что? Да, я угнетена. Я чернокожая, и я, скорее всего, бисексуалка, но у меня была всего одна девушка, поэтому это не считается, верно?

Таких квадратных глаз я у нее еще не видела. Она открывает рот, но не издает ни звука.

— Симона, — тихо говорит Лидия. — С кем ты встречалась?

Я пытаюсь сдержать слезы. Блин, я еще никому не говорила, как все действительно случилось с Сарой, и сейчас для этого самое неподходящее время. Я не говорила Клавдии, потому что решила, что мне потом будет неловко. Я и подумать не могла, что она обвинит меня во лжи.

— Симона… — Голос Клавдии дрожит. — Я не…

— Ой, заткнись, — хрипло бурчу я. — Просто молчи.

— Клавдия не хотела. Она это просто… от удивления, — говорит Лидия. Потом замолкает и сглатывает. — Можешь нам рассказать. Все будет нормально, обещаю.

— И почему я должна тебе верить? — Я поворачиваюсь к ней. — Она вот только что на меня орала, а ты просто сидела и смотрела.

— Ну, потому что…

— Да меня не волнует! — К горлу подступают слезы, говорить все сложнее. — Я тут типа начинаю встречаться с парнем и не знаю, как со всем этим справиться, а вы, вместо того чтобы мне помочь, просто на меня наезжаете. Разве это дружба? Друзья должны оставаться друзьями. Клавдия вон все время ведет себя как стерва, я же не говорю, что ей надо расстаться со своей девушкой.

Клавдия прикусывает губу:

— Это не…

— И да, у меня была девушка, — говорю я. — Сара была первой, с кем я познакомилась в школе-пансионе, с кем я поцеловалась, с кем начала встречаться… Я думала, что могу рассказать ей о ВИЧ, а она заявила, что я — эгоистка, раз держала это в тайне, и тут же разболтала по эсэмэс пяти подружкам. На следующий день знали уже все. Сплетня попала во все дурацкие родительские группы на фейсбуке. И все мои друзья перестали со мной общаться.

Я делаю глубокий вдох, но подбородок все равно дрожит. Не так я хотела рассказать им про Сару. Я до сих пор не знаю, что это значит: если я с ней целовалась и мне понравилось, значит, я бисексуалка? пансексуалка? или все же натуралка? А может, надо ждать, пока я не западу на другую девушку, прежде чем смогу сказать, что я не натуралка? Нужно, чтобы мне нравились только девушки? Могу я быть квиром, если мне нравятся женственные, но не обязательно девушки? Я уже давно задаю себе все эти вопросы, но сейчас меня даже не интересуют ответы. Я просто хочу скорей все забыть.

Почему я не могу, как все остальные, встречаться с парнем, с девушкой, с человеком? Первая девушка, с которой я поцеловалась, даже не скрывала свое отвращение. Первый парень, с которым я встречалась, оказался мудаком. И есть еще Майлз — Майлз, который не боится со мной обниматься, который целует мне губы, шею и бедра, с которым не нужно сомневаться и угадывать, — и я не могу с ним быть. Не могу, если за нами следят. Если все в школе узнают, что у меня ВИЧ.

Вот какой реакции я ожидала тогда от подруг, рассказывая им о своем статусе. Мне казалось, что Лидия с Клавдией поняли, но, может, что-то изменилось. Все было нормально, пока я ни с кем не встречалась и сохла по знаменитостям, но как только у меня появился реальный шанс заняться сексом, они норовят все испортить.

Тут мне в голову приходит ужасная мысль.

— Откуда я знаю, — зажмуриваясь, начинаю я, — что это не вы мне подбросили записки?

Они шумно вдыхают. Я открываю глаза и вижу, как у Лидии трясутся губы. Лицо Клавдии побледнело.

— Вы же не хотите, чтобы я с ним общалась, — говорю я, обхватывая руками живот. Слова вылетают все быстрее и быстрее, наскакивают друг на друга. — Да точно вы. Только вы могли это сделать, ведь больше никого не волнует, встречаюсь я с кем-то или нет. Вы одни на меня орете, как будто я вас чуть не убила, и заявляете, что я притворяюсь ради внимания…

— Охренеть, просто не верится. — Клавдия ошарашенно качает головой. — Симона, мы с тобой лучшие друзья. Зачем нам это надо?

— Откуда я знаю. — Я устало закрываю глаза рукой. Не хочу на них смотреть. Я даже не хочу быть с ними в одной машине. — Вы все время что-то от меня скрываете. И сплетничаете обо мне у меня за спиной.

— Симона, да мы бы никогда… — Лидия отчаянно трясет головой. — Я тебе клянусь…

Клавдия начинает плакать, но я не могу на нее смотреть. Я выбираюсь из машины и плетусь до ближайшей скамейки. И только тогда перестаю сдерживать подступающие к горлу рыдания. Я прижимаю колени к груди и плачу, закрыв лицо руками.

27

Неделя до Дня благодарения пролетает быстро. Я двигаюсь на автопилоте: хожу на уроки, делаю домашку и остаюсь на репетиции. Майлз подвозит меня по утрам в школу и после занятий домой. Если отец дома, он всегда приглашает Майлза зайти, закармливает вкусняшками и засыпает вопросами про школу и лакросс. Когда папа спрашивает меня про Лидию и Клавдию, я не нахожусь, что ответить.

Я так привыкла вытаскивать телефон и писать им эсэмэски, но теперь все по-другому, будто оборвавшиеся провода отрезали меня от остального мира. У меня по-прежнему есть телефон и интернет, но без друзей это не имеет никакого значения. Думать о Лидии с Клавдией почти так же больно, как думать о Саре. Больно игнорировать каждое их сообщение.

Меня не утешает даже День благодарения. Обычно я люблю, когда вокруг много людей. У нас всего одна комната для гостей (спасибо безумным ценам на жилье в Сан-Франциско), и в дом набивается столько народу, что просто удивительно, как он не лопается.

В этом году я не думаю о бабулиных тамале и не гадаю, что расскажет тетя Камила. Все мысли — только о Лидии и Клавдии. Могли ли они и правда подкинуть мне записки? Это было бы гораздо логичнее, чем Эрик. Но бабуля не дает мне слишком надолго отвлечься. Как обычно.

— На этот раз давай ты будешь спать в своей кровати, — заявляет бабушка, бросая плащ на вешалку. — А я — на диване. Ты уже большая девочка, нечего мне занимать твою комнату.

— Она молодая. — Дедушка затаскивает внутрь чемоданы. — Ничего с ней не сделается, если она одну ночь поспит на полу.

— Как я рад вас видеть, — говорит папа и, когда они смотрят в другую сторону, показывает мне язык. — Я вам постелил в гостевой. Камила, тебя устроим в кабинете — там есть надувной матрас. А Дейв может спать в комнате Симоны.

— Я не буду спать. После перелета я еще не привыкла к разнице во времени. — В дом заходит тетя Камила. На ней тренч, наверняка из Парижа. Клянусь, она постоянно в командировках. — Мони, я расскажу тебе все-все про Англию. Тебе точно понравится Вест-Энд. Надо нам как-нибудь с тобой туда съездить.

— Может, в этом году, — говорю я, через силу улыбаясь. — Придется хорошенько их поупрашивать, но, кто знает, предки могут меня и отпустить.

В нашей семье тетя Камила — самая крутая. Ну, помимо меня. Всякий раз, когда она к нам приходит, я начинаю стесняться, как будто она — знаменитость, с которой мне наконец выпал шанс повстречаться. Она убирает за ухо прядь волос и притягивает меня к себе.

Как по команде, в дверях появляются Дейв и отец. Когда смотришь на них вот так, стоящих друг рядом с другом, они похожи на фотографии «до и после». Дейв — вылитая копия отца. Те же большие темные глаза и даже без очков тот же заумный вид. Разница лишь в том, что на лице у моего сводного брата пробивается щетина. Я не помню, как выглядит его мать — кажется, я встречалась с ней один раз, когда-то давно, — но, наверное, для нее очень странно — все время видеть перед собой образ отца.

Блин, в наших семейных отношениях сам черт запутается.

— Привет. — Я обнимаю Дейва за шею. Бабушка с дедушкой всегда бурчат, когда замечают, что мы не проводим время вместе, поэтому обычно я стараюсь много общаться с ним в начале. — Как дела?