Дорога Отчаяния - Йен Макдональд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потом они лежали в полосах небесного света, пробивавшегося через ставни. Арни Тенебра включила радио и сказала:
— Возьми меня с собой.
Инженер Чандрасекар неуверенно постукивал ногой в такт большого свинга.
— Это не так просто.
— Это тоже. Ты должен будешь отправиться к новой вышке через пару дней. Просто возьми меня с собой.
— Мы — секретная, высокомобильная группа, мы не может вот так брать с собой всех, кто только захочет. Ты просишь слишком большого доверия.
— Я только что отдала тебе все доверие, сколько вообще есть у женщины. Разве ты не можешь чуть–чуть поверить мне в ответ?
— А как насчет твоей идеологической зрелости?
— Ты имеешь в виду эту тему «закройте небо»? Конечно, я знаю все факты. Послушай‑ка. — Арни Тенебра приподнялась, уселась на механика Чандрасекара верхом и принялась перечислять пункты идеологии, загибая липкие пальцы. — Вот смотри. Один Парусник Президиума может вместить полтора миллиона колонистов, и когда они прибывают, им нужны дома, фермы, еда, вода и работа. И если десять таких судов прибывает каждый год, это означает пятнадцать миллионов людей, что в пять раз больше, чем население Меридиана — каждый год. И если это будет продолжаться сотню лет, то будет означать триста таких городов, тысячу Парусников, полтора миллиарда человек, и откуда же взять еду, воду, работу, дома, фабрики и фермы для всех этих людей? Вот почему нужна Армия Родной Земли — чтобы хранить землю для собственного народа и не пускать сюда алчных типов, которые собираются отобрать у нас наш чудесный мир и забить его своими гнусными телами. Все правильно?
— Если упрощенно.
— Вот, я знаю принципы. Значит, я с вами?
— Нет…
Арни Тенебра взвизгнула от досады и ударила механика Чандрасекара в грудь. Дедушка Харан стукнул в стену и крикнул, чтобы она сделала радио потише.
— Я хочу к вам!
— Это не мне решать.
— Слушай, я могу такое, ты просто не поверишь.
— Уже поверил, вишенка.
— Я не это имею в виду. Я говорю про оружие, про такие штуки, которые сделают вас неуязвимыми. Вот слушай, раньше, много лет назад, здесь жил один старик. Он открыл это место, и рассказывают, что он встретил зеленого человека и отправился за ним сквозь время, хотя эту часть я толком не знаю. Но его дом прямо вон там, рядом с вашими передатчиками, и в нем полно идей всяких штук, которые ты не можешь даже представить.
— Что я, например, не могу представить?
— Например, звуковые бластеры, индукторы электромагнитногравитационного поля, которые можно использовать и для защиты, и для нападения, и даже для того, чтобы отключать гравитацию в небольшом радиусе, а еще светоотражающие поля, которые делают почти невидимым.
— Боже правый.
— Я знаю, что они там, я видела их. Значит, договорились. Если все это тебе нужно, тебе придется взять меня с собой. Ну что, я с вами или нет?
— Мы уезжаем завтра на рассвете. Если ты хочешь поехать, будь здесь.
— Можешь на собственную задницу поспорить, я здесь буду. А теперь одевайся и иди скажи своему начальнику, что идет Арни Манделла.
Арни Тенебра верила, что платить надо ровно столько, сколь вещь для стоит. Вот почему она сочла незнакомое и не очень приятное ощущение между ляжек достойной платой за возможность сидеть за спиной инженера Чандрасекара, когда трайки Истинных Бойцов с ревом рванули в предрассветное сияние. Она прижалась к нему покрепче и почувствовала, как ветер пустыни обжег щеки и попытался сдернуть с ее плеча тубус с документами.
— Нет–нет, — сказала она ветру, — это мое. С этими бумагами я смогу заставить небеса звенеть от моего имени. Она взглянула на знак Армии Родной Земли, пришпиленный к ее песочному комбинезону и почувствовала внутри разгорающееся пламя восторга.
Горизонт лопнул под напором солнца и мир затопили свет и формы. Арни Тенебра обернулась к Дороге Отчаяния — беспорядочной груде янтаря, красной глины и сияющего серебра. Ничто не могло выглядеть более уныло и бессмысленно, и осознание того, что она покидает это место, наполнило Арни Тенебра яростным ликованием. Она поймала птицу спасения, спела ей, приручила ее и свернула ей шею. Вот ее награда: дорога в изгнание на заднем сиденье бунтарского трицикла, в компании романтических революционеров. Это был кульминационный момент унылой, бессмысленной жизни Арни Тенебра.
33
Несмотря на нимб на левом запястье и владычество над всеми тварями механическими, Таасмин Манделла находила состояние святости довольно скучным. Ее угнетала необходимость проводить долгие часы в маленьком храме, пристроенном отцом к и без того хаотично разросшемуся дому: снаружи сияло солнце и зеленели деревья, а она сидела внутри, в полутьме, принимая молитвенные списки от пожилых вдов (мужья которых были самым натуральным образом мертвы; время от времени ее занимала мысль, где сейчас ее новообретенная тетка, покинувшая Дорогу Отчаяния с оборванными бунтарями) или возлагая исцеляющую левую руку на сломанные радиоприемники, автосажалки, движки моторикш и водяные насосы.
Когда одна благочестивая старушка выходила, уступая место другой, столб желтого солнечного света бил в дверь, и Таасмин Манделле страстно хотелось вернуться к жизни ящерицы, чтобы нежиться на горячих красных камнях в наготе и духовности и никому не быть обязанной, кроме одного лишь Бога Панарха. Однако Благословенная Госпожа возложила на нее святой обет.
— Мой мир меняется, — сказала маленькая коротко подстриженная женщина–мальчик в видеокостюме. — Семьсот лет я была святой от машин и только от машин, ибо кроме машин не было здесь никого, и ими я формировала этот мир, превращая его в место, приятное человеку. Теперь же, когда человек пришел, мои связи требуется переопределить. Люди сделали меня своим богом: я не просила об этом и еще меньше того желала, но став им, я должна нести всю ответственность. Посему я призвала избранных смертных; если ты простишь мне это выражение, но он само просится на уста — чтобы служить моими агентами на земле. У меня нет других голосов, чтобы говорить с людьми — кроме голосов человеческих. Сим я даю тебе свой пророческий голос и свою власть над механизмами: этот нимб — и сияние тут же окружило ее левую руку — знак твоего призвания. Это псевдоорганическое информационно–резонансное поле, дарующее владычество над машинами. Пользуйся им мудро и во благо, ибо когда‑нибудь ты будешь призвана для отчета о своем служении.
Теперь все это казалось сном. Девушки из маленьких городков не встречаются со святыми. Девушек из маленьких городков, которые уходят, свихнувшись, в Великую Пустыню, не доставляют домой на луче света из летающего Голубого Плимута. Они умирают в пустыне и превращаются в груду костей и ошметки кожи. Девушки из маленьких городков не обретают власти над машинами и нимбов на левых запястьях. Девушки из маленьких городков не бывают пророками.
Все так. Благословенная Катерина («Бога ради, зови меня Катя — и никогда никому не позволяй называть тебя иначе, чем ты выбрала сама») не требовала от нее каких‑то особых добродетелей, кроме мудрости и честности. Но пророческая миссия Таасмин Манделлы должна включать в себя нечто большее, чем сидение в пропахшей благовониями комнате и сотворение быстрорастворимых чудес для суеверных бабулек из придорожных городов.
Репортеры тоже были не подарок. Она еще не видела журнала, потому что родители прятали от нее предварительные экземпляры, но была уверена, что когда он попадет в новостные киоски мира, пилигримы выстроятся в очередь до самого Меридиана. Ей никогда не видать солнечного света.
И потому она восстала.
— Если я им нужна, они меня найдут.
— Но Таасмин, дорогая, у тебя есть обязанности, — раскудахталась мать.
— «Пользуйся им мудро и во благо, ибо когда‑нибудь ты будешь призвана дать отчета о своем служении» — вот все, что она сказала. Ни слова об обязанностях.
— Она? Так ты называешься Нашу Госпожу из Тарсиса?
— Так. И еще Катя.
Пророчица Таасмин стала обедать в Б. А. Р./Отеле, ложилась вздремнуть под звуки радио во время сиесты, сажала бобы в отцовском саду и белила стены, и без того белые. Если требовалось чудо, исцеление или молитва, она творила их там, где оказывалась — в отеле, на веранде, в поле, у стены. Когда верующие требовали слишком многого, он уходила в покойный сада Дедушки Харана и, выбрав укромное место среди деревьев, сбрасывала одежды, чтобы испытать простую радость простого бытия.
Как‑то летним утром на границе города появился старик. Левый глаз, левая нога и левая рука у него были механическими. Он одолжил заступ у Сталиных, чья вендетта в отсутствие заслуживающего внимания противника выродилась в заурядную супружескую вражду, и выкопал большую яму в земле рядом с железной дорогой. Весь день и всю ночь он ходил и ходил и ходил кругами по дну этой ямы под разнообразные комментарии изумленных жителей Дороги Отчаяния, и продолжал ходить на следующее утро, когда Таасмин Манделла пришла поглазеть на диковинного чужака. Увидев ее, старик остановился, пристально и жестко посмотрел на нее и спросил: