Детство - Василий Сергеевич Панфилов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ф-фу, – Поставил корзину на землю и утёр лоб, – Еле дотащил!
– Сейчас обратно потащишь, – Посулил один из сторожей, яря собаку на поводке.
– С чего бы, дяденька? Я ж на дачи не лезу – так, с краешку.
– С краешку он, ракалия, – Шевельнулись сиво-жёлтые усы под красным носом с сизыми прожилками, – а потом добро с дач пропадает!
– Я не таковский! – Ажно обидно стало, но заприметил несколько барышень молоденьких, стайкой прогуливающихся. Скинул рубаху, пока близко не подошли, и тут же натянул цыновку с дыркой, пончей именуемую. На голову шляпу травяную – точь в точь такую, над которой барышня смеялася, а всё едино купила. Юбочку ишшо из травы, прям поверх порток – иначе совсем срамота, ожерелья дикарские всяко-разные.
Охранники ажно обомлели, только рты так – открыли, закрыли, ну чисто рыбы.
– Вот ей-ей, дяденьки! Понравится енто дачникам! Им же развлекаться надобно, а тут так глупо, что аж смешно!
– Ну… – Второй охранник, помоложе, чуть призадумся и кивнул нехотя, – но смотри!
– Ага… Налетай! Торопись! Покупай живопись!
Приплясываю с копьецом ракушечным, прям мумба-юмба какая. Выплясываю вокруг охранников, а у тех ажно собаки в ногах спряталися. Не привышны потому как!
– Тока севодня! Акция! Купи два сувенира и третий тожить купи!
– Это как, – Зашевелил мозгой сивоусый, – а… хитро! Ха-ха-ха! Ярмарка как есть, зазывала готовый!
– Аттракцион неслыханной щедрости! Ударим глупостями по дачной скуке!
Барышни подошли и обступили, вот прям плотно так. И всё хихикают о чём-то, да пахнут приятственно.
– Как вас зовут мальчик? – Поинтересовалася одна, тёмненькая да щекастая, чуть картавая.
– Егором родители назвали, милые барышни, – Снимаю шляпу и раскланиваюся курвуазно, со всем нашим почтением. Те снова – хи-хи, да ха-ха! – Робинзоню я в местных лесах, но токмо без Пятницы, Субботы и прочих Четвергов!
– Какое прелестное дикарское ожерелье, Фаина, – Сказал та, что беленькая – с лицом, похожим на козью мордочку, – и как уместно оно на этом молодом человеке!
– Хи-хи-хи!
Обступили ишшо тесней, и ну трогать! Одной пончо антиресно, вторая за ожерелья трогает, третья копьецо в руках вертит. А сами, невоспитанные такие, и не представилися!
– Пойдём, – Поманила меня рукой щекастая, и уже сторожам – пропустите!
Народу на дорожках пока немного, рано ишшо для дачников. Крестьяне в это времечко успели уж спины наломать, да обедать усаживаются, а енти токмо на веранды выползают, зеваючи. Известное дело, господа!
Козьемордая с подружкой маски у меня взяли, и ну бегать вокруг, дурачася. Кобылы здоровые, а туда же! Но пусть, енто маркетинг и реклама. Полезно!
– Смотри, Марочка! – Смеялася одна, всё прячася за мной, – Я злобный абориген-людоед из далёкой Тасмании! Буу!
И из-за спины у меня высовывается, воздухом ухо щекотит. Приятственно!
Наконец привели меня к дому – большому, но такому несуразному, что сразу видно – холодничок, зиму в таком не переживёшь. Места вроде и много, а бестолково всё, не по уму. В сам дом заводить не стали, но оно и понятно – где я, а где они!
На веранде хлопотала немолодая, никак не меньше двадцати пяти годков, служанка, накрывая на стол и поглядывая в мою сторону неодобрительно. Пожилой толстый господин сидел с книжкой поверх уложенного на коленях живота и любопытственно поглядывал на нас. Щекастая Фаина переглянулсь с им, вроде как незаметно для меня. Маскировщица!
– Мальчик, что ты хочешь за эти безделушки? – Голосок такой презрительный, что прям фу ты ну ты!
– И-эх! – Сымаю шапку и вручаю козьемордой, – Спешите видеть! Атракцион! Неслыханная щедрость против уникальной жадности! Спешите делать ставки!
Господин в голос расхохотался. Будь он из мужиков, я бы сказал – заржал конём. Но господа, они завсегда смеются, даже когда ржут.
Фаина нахмурила брови, пока подружки её смеялися заливисто, друг за дружку держася.
– И-эх, госпожи хорошие! Нешто не войдёт абориген из лесов бутовских в положение конкистадоров иноземных! Поиздержалися в пути, нетути золота и серебра, обнищали совсем. Но мы, индейцы свирепые лесов здешних благодатных, принимаем в оплату всё! Могём медью звонкою, могём одеялами иль рубахами, топорами и ножами, да хучь и солью!
– Честная мена! – Усмешливо сказал господин с веранды, картавя так же, как его дочка, – Ну что, Фаина?
Щекастая оглядела меня и кивнула, прищурив и без того небольшие чёрные глазки.
– Пойдём-ка! – Поманила она меня к сараю коротки пухлым пальцем, где взяла топор, держа так неловко, что ясно – чуть не впервые струмент схватила, – Меняю топор железный, кузнецами умелыми скованный, на все твои топоры каменные, поделки неудачника криворукого.
Подруги её тут же вертятся, смеются.
– Ах, милая барышня-рыцарь из конкистадоров заморских, – Кривляться я умею не хужей, чай на Хитровке таких умельцев побольше, чем в гимнасиях водится! – Поделка фабричная противу оружия священного, в речке-говнотечке освященного, по завету предков сделанного!
Торговалися мы долго, чуть не цельный час на потеху публике. К подружкам ейным ишшо какие-то девки присоединилися, да детвора всяка-разная. С ними няньки-мамки-бабки-дедки. Соседи и знакомцы, я так мыслю.
Крутились-вертелись, вопросами раздёргивали. Некоторые пыталися купить у меня, но господин с веранды осёк их:
– Это неспортивно, господа.
Ах ты, думаю, скотина такая! Чилавек денюжку пытается заработать на пожрать, а тебе неспортивно! Но смолчал, чего уж там, только торговаться злее стал. Но и Фаина картавая тоже не лыком шита, всякого хлама в ответ наменяла немало.
– Мусор на мусор! – И смеётся!
– Ещё приходи! – Попросила меня козьемордая, – Я велю сторожам, чтобы тебя пускали!
– Как только, так сразу, милая барышня, – Ответствую со всем вежеством, складывая наторгованное в корзинчатый короб и закидывая его за спину.
Пущай денег и ни хренинушки не получил, как мечталося, но то ерунда! Главное, теперича меня на дачи велят пускать, так-то! Да и наменянное – пущай хлам на хлам, оно девка верно сказала-то. Но топор теперича имеется, одеяло и вообще всяко-разного.
С дач шёл так быстро, как только можно. А вдруг! Это с бутовскими у меня договор, а тот же смотритель станционный иль сторож – догонит, да и заберёт добро! Оно ить топор иль одеяло старое, всякому сгодятся! У сироты-то.
До балаганчика дошёл пока, так совсем умаялся и запыхался. Занёс короб вовнутрь, да и начал вещи доставать по одной. Смакую, значица!
Перво-наперво почти с четверть мешка муки ржаной. С жучками, канешна, иначе так бы и отдала служанка! Ништо, сгодится. Потом топор – хороший, без изьяну, ручку только поменять да ржу соскоблить. Одеял – два! Одно с дыркой прожженной, но заштопано
