Воздействие - Антон Стадницкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Небось ноги промочил» – немного позлорадствовал я, но потом себя одёрнул, что за мелочность. Детский сад просто.
– Тут летом красиво, да и осенью тоже. А вот весной как-то не очень, – я с грустью смотрел на лёд, который начал местами уже чернеть промоинами, но из своих цепкий объятий, реку пока не отпускал.
Яков подошёл и встал рядом.
– Как жена умерла, мы с дочкой решили в Россию переехать, в подмосковье у меня сестра живёт. Сначала у неё остановились, а потом уже в Петербург подались, мне работу там предложили. Дочка по моим стопам пошла, только деток лечит, а не взрослых. И только начала жизнь складываться, как выяснили, что Оксана больна. Получается, уже три с половиной года, как врачи диагностировали у неё рак на поздней стадии и с тех пор я борюсь за её жизнь.
Я повернулся к мужчине, враз, как будто постаревшем на все двадцать лет после этого рассказа и посмотрел ему в глаза:
– Дочь вашу жалко, тут ничего не скажешь. А эти товарищи… ну вы поняли меня… при чём они тут?
Яков задумчиво кивнул несколько раз, как будто решаясь, говорить дальше или нет, и всё-таки, продолжил:
– После аварии, когда я из больницы выписался, недели не прошло, как ко мне пришли. Двое, из КГБ, его в Белоруссии, кстати, до сих пор не переименовали. Много тогда не рассказали. Дескать, возможно появление побочных эффектов и мне лучше находится под наблюдением. Но кроме информации о появившейся бессонницы я ничем порадовать их любопытство не смог. Наверное, правы вы, Андрей, не было у меня настолько стрессовой ситуации и мои необычные навыки тогда не появились. Потом был переезд в Россию. Опять ко мне пришли, но уже ваши, сначала по адресу сестры и как я понял, больше для контроля. А уже, это после нашего переезда в Северную Столицу, ко мне приехал местный куратор.
– Часом, не Овчинников Пётр Алексеевич?
Яков сначала удивлённо, потом с пониманием посмотрел на меня и опять кивнул утвердительно:
– Он самый. Пару лет меня почти не трогали. Медосмотр и серия тестов раз в полгода совсем не в счёт. А потом заболела дочка. Врачи ей полгода отмерили, а мы взяли и через четыре месяца на ремиссию вышли. Вот тогда ФСБ заинтересовалось мной уже всерьёз, а новые тесты выявили, что у меня появилась способность хилера, как вы её назвали. Я согласился на обмен: Олесе дали лучших врачей, возможность проводить химеотерапию на самых современных препаратах в самых лучших клиниках города. Они травили дочь химией, я токсины выводил, так и удерживали. Взамен простое требование – звонят, я бросаю дела и выезжаю по указанному адресу. Там, по адресу занимаюсь всё тем же, лечу больных людей. Я и не против был, вроде как любимым делом занимаюсь. Ну и ещё одно условие: если я хочу и дальше такой паритет удерживать, нужна моя лояльность. В том числе, я должен бы рассказывать о подобных ситуациях, которая произошла у меня в квартире четыре дня назад.
– И вы меня сдали? Верно, Яков?
– Овчинникову про вас, Андрей, я не сразу рассказал, не знал, как поступить. Слишком поразил меня ваш рассказ и ваша откровенность.
– Скорее, наивность?
Яков устало вздохнул и спросил:
– Андрей. Что здесь произошло? У меня в мыслях не было вам навредить, я просто хотел быть полезным. Быть полезным стране – своему новому дому. Если то, что вы рассказываете, правда…, – мужчина бросил на меня быстрый взгляд, который, однако, от меня не укрылся.
Понятно, не может до конца поверить, сомневается до сих пор. Я бы тоже сомневался. Потом Яков продолжил:
– Мне кажется, мы не должны об этом молчать. Эти люди имеют реальную силу, влияние. Вам нужно всё рассказать, с ними объединиться и попытаться встретить эту опасность, подготовиться к ней.
Яков с грустью, но и долей осуждения посмотрел на меня. С какой-то стороны он даже прав, я не ставил условий не рассказывать о нашей встрече, так что первое правило нашего тайного клуба «не рассказывать никому о клубе» формально не нарушено.
Со стороны, и тут Яков опять прав, вполне может показаться, что я малодушно скрываю эту информацию от общественности, спасая исключительно собственную шкуру.
Ну не объяснить сейчас никому, что даже атомный взрыв – не мера против пришлых Тварей. Были у нас на базе гости из Москвы, рассказывающие жуткие истории о том, что почти половину столицы тогда ядерным ударом превратили в руины, не пригодные для обитания людей. И о том, что Твари из поражённой области, как тараканы разбежались. Целёхонькие! В отличии от людей, оставшихся в зоне поражения навсегда.
Так что, напугать монстров, выселив из одной зоны обитания в соседнюю, разменяв этот исход на десятки, а может и сотни тысяч мирных жизней, это даже разменом назвать нельзя. Геноцид в чистом виде.
Понятно, что военные, уверенные в мощи своей «ядрёной бомбы», не сомневались в результативности удара и приняв такое решение, ждали другого эффекта. Полгорода спеклось в ослепительной вспышке, а на стол командования лёг бы рапорт: дескать, враг остановлен, мы победили, хотя и ценой неимоверных жертв. Погибшим почёт, победившим угрозу планетарного масштаба военным – повышение и другие сопутствующие плюшки. А оно вона как вышло. Тьфу-ты…
– Яков, я могу вас понять. И даже не осуждаю за то, что вы сделали. Мотивы понятны, хотя и запутались вы в них, как мне кажется. Теперь про это ваше убеждение, что информацией нужно поделиться… как бы вам это объяснить… вот представьте себе удар по небольшому курортному городу гигантской волны, поднятой цунами. Даже не тридцать метров, а все сто. Это стихия в чистом виде, всё сопротивление которой состоит в том, чтобы как можно быстрее покинуть зону удара. А теперь представьте, что таких волн сотни, тысячи. Представили? Впечатлило? Вот примерно так будет выглядеть Вторжение. Да и даже если мне поверят… как вы считаете, будет ли хоть какое-то дело у людей при власти до всех остальных? Местом своим поделятся в подземном бункере? Да вот хрен. Сами зароются, но панику поднимать не станут, чтобы свои шансы на спасение повысить. Или вы иначе считаете?
Яков молчал, но было заметно, как сомнения разрывают его на части. Ну что же, дожимаем, для начала усилив чувство вины.
– Вчера днём я имел честь познакомиться с капитаном. Тот попытался меня задержать, без
