Разгадай мою смерть - Розамунд Лаптон

— Тогда кто это, черт подери?

— Митч… — испуганно пролепетала она.

Он уселся на диван, демонстрируя свое право на территорию и отсутствие такового права у меня.

Кася заметно нервничала, так же как в тот день, когда он, сидя в машине, сердито нажимал на клаксон.

— Это Беатрис.

— И что этой Беатрис от нас нужно? — с издевкой спросил Митч.

Мне вдруг стало неловко за свой наряд — дизайнерские джинсы и серый кашемировый свитер. Моя форма одежды отвечала требованиям уик-энда в Нью-Йорке, однако мало подходила для буднего утра в интерьере Трафальгар-Кресент.

— Митч работает ночь. Сильно много, — сообщила Кася. — От работа он быть… — Она попыталась подобрать нужную фразу, но, чтобы описать поведение ее приятеля, требовалось знать язык на уровне носителя.

«Не в духе» — первое, что пришло мне в голову; даже захотелось выписать для Каси это словосочетание.

— Не хрен за меня извиняться! — прорычал Митч.

— Моя младшая сестра, Тесс, дружила с Касей, — пояснила я и вместо своего услышала мамин голос — тревога всегда усиливает мой акцент, характерный для «высших слоев общества».

Митч устремил на Касю злобный взгляд:

— Это та, к которой ты все бегала?

Не знаю, хватало ли у нее знания языка, чтобы понимать, насколько грубо Митч с ней обращается. Вполне вероятно, он допускал не только словесную грубость.

— Тесс — мой подруга, — тихо произнесла Кася.

Я уже очень давно не слышала, чтобы кто-то встал на сторону человека, назвав его своим другом. В последний раз, кажется, в начальной школе. Сила и простота этих слов тронули меня до глубины души. Я встала, не желая усложнять жизнь Касе.

— Я, пожалуй, пойду.

Митч растянулся в кресле; чтобы пройти к двери, мне пришлось перешагнуть через его ноги. Кася пошла за мной.

— Спасибо за одежда. Очень добро.

— Что еще за одежда? — вскинулся Митч.

— Я принесла кое-какие вещи для ребенка, только и всего.

— Строишь из себя даму-благотворительницу?

Кася не поняла, что именно сказал ее приятель, но по враждебному тону догадалась о смысле. Я обернулась к ней:

— Одежки такие милые, я не хотела их выбрасывать или сдавать в комиссионный магазин, где они достались бы неизвестно кому.

Митч вскочил на ноги — задира, готовый к драке и наслаждающийся своим воинственным пылом.

— А-а, либо мы, либо комиссионка?

Раньше я стремилась избегать конфликтов, но теперь перестала их бояться.

— У нас и без тебя, на хрен, полно детского барахла! — рявкнул Митч и направился в спальню. Через несколько секунд он вынес оттуда ящик от комода и бросил его мне под ноги. Я опустила взгляд. Ящик был набит дорогой детской одеждой и прочими принадлежностями. Кася страшно смутилась.

— Тесс и я ходить магазины. Вместе. Мы…

— На какие деньги? — изумилась я. Прежде чем Митч успел взорваться, я торопливо продолжила: — У Тесс ведь тоже совсем не было денег, и я просто хотела узнать, откуда они появились.

— Дали в больница после лечения. Триста фунтов.

— После какого лечения? От муковисцидоза?

— Так.

Подкуп? У меня вошло в привычку подозревать всех подряд, а это экспериментальное лечение — я с самого начала относилась к нему с опаской — стало благодатной почвой для сомнений, зерна которых упали в нее еще раньше.

— Можешь вспомнить фамилию человека, который вам их дал?

Кася покачала головой:

— Деньги в конверте. Нет письма. Сюрприз.

Митч перегородил ей дорогу:

— И ты потратила такую хренову тучу денег на детские тряпки, из которых младенец через месяц вырастет?! Ничего лучше не придумала?

Кася отвела глаза. Я поняла, что ссора давняя и затяжная и что она убила всю радость, которую Кася испытывала, покупая одежду для ребенка.

Она проводила меня на улицу. Спускаясь по бетонным ступенькам подъезда, изрисованного метками граффити, она угадала, что я сказала бы ей, если бы мы могли свободно общаться, и произнесла:

— Он отец. Тут ничего не изменить.

— Я живу в квартире Тесс. Заглянешь ко мне?

Я и сама не ожидала, как сильно хочу услышать «да».

— Даже думать забудь! — проревел сверху Митч и швырнул чемоданчик с одеждой.

Ударившись о бетонную площадку, он раскрылся, маленькие кофточки, чепчик и одеяльце разлетелись по мокрому полу. Кася помогла мне собрать вещи.

— Пожалуйста, не приходи на похороны. Не надо.

Из-за Ксавье. Ей было бы слишком тяжело.

Я побрела домой, сгибаясь под порывами резкого ветра. Чтобы защититься от холода, я подняла воротник, натянула на голову шарф и из-за этого не услышала звонок мобильного, который переключился на голосовую почту. Мама сообщила, что отец хочет поговорить со мной, и оставила номер его телефона. Я знала, что не стану звонить. Беатрис Хемминг опять превратилась в неуверенного в себе подростка, неуклюжую девчонку, сознающую, что она, будто гадкий утенок, не вписывается в новую, полностью сформированную жизнь отца, из которой тот ее вычеркнул. Я заново пережила острое чувство отверженности. Нет, само собой, он помнил наши дни рождения и присылал дорогие «взрослые» подарки, словно старался выпихнуть нас из детства, за пределы своей ответственности. Две недели летних каникул, ежегодно проводимые вместе с отцом, когда наши бледные английские физиономии служили укором щедрому солнцу Прованса, проходили невесело, а по возвращении домой эти недели растворялись в памяти, будто их не было вовсе. Как-то раз мне на глаза попались сундуки, в которых хранились наши постельные принадлежности: на весь оставшийся год их убирали в дальний угол чердака. Даже ты со своим оптимизмом и способностью видеть в людях лучшее разделяла мои чувства.

Думая об отце, я вдруг понимаю, почему ты полностью освободила Эмилио от всякой ответственности за Ксавье. Ты слишком любила своего малыша, слишком дорожила им, чтобы позволить кому-либо считать его позорным пятном на репутации. Ксавье ни на секунду не должен был почувствовать себя нелюбимым или нежеланным. Ты оберегала не Эмилио, а свое дитя.

Я ничего не говорю мистеру Райту о своем незвонке отцу и рассказываю только про деньги, которые тебе и Касе заплатили за участие в эксперименте.

— Суммы небольшие, — продолжаю я, — но для Тесс и Каси они могли послужить стимулом к участию.

— Тесс не сказала вам о вознаграждении?

— Нет. Она видела в людях лишь хорошее, но знала, что я — скептик. Очевидно, просто не хотела выслушать очередную порцию моих нравоучений.

Ты, разумеется, догадываешься, какие наклейки я могла бы наклеить на задний бампер: «Бесплатный сыр бывает только в мышеловке», «Корпоративный альтруизм абсурден по определению».

— Вы считаете, для вашей сестры основным мотивом стали деньги? — осведомляется мистер Райт.

— Нет. Эксперимент был для нее единственным шансом излечить ребенка от болезни. В случае необходимости Тесс сама заплатила бы кому угодно, хотя, думаю, тот, кто дал ей деньги, об этом не подозревал. По ее виду было понятно, что она, как и Кася, нуждается. — Я беру паузу, пока мистер Райт делает пометки, затем продолжаю: — После того как Тесс впервые рассказала мне о новом методе лечения, я детально изучила информацию на сайте проекта, однако о финансовой стороне дела не задумывалась. Позже из Интернета я выяснила, что участие в медицинских экспериментах оплачивается на законных основаниях. Существуют даже специальные сайты по набору добровольцев с рекламными обещаниями вроде «Вам будет на что поехать в отпуск!».

— Это распространялось и на участниц эксперимента, проводимого компанией «Хром-Мед»?

— Нет. На веб-сайте, где была подробно изложена медицинская сторона проекта, ни словом не говорилось о каком-либо вознаграждении. Разработка генетических методов лечения требует огромных средств. В сравнении с этим триста фунтов — сумма смехотворная, но и она вызывала подозрения. На сайте «Хром-Мед» указывались электронные адреса всех сотрудников компании — видимо, для демонстрации публичности проекта, — и я написала письмо профессору Розену. Я была уверена, что подготовку ответа он поручит кому-нибудь из своих подчиненных, и все же решила попробовать.

Мистер Райт кладет перед собой копию моего письма.

От: Беатрис Хемминг, с Айфона

Кому: [email protected]

Уважаемый профессор Розен.

Не могли бы Вы объяснить, в связи с чем беременным женщинам, принимающим участие в испытаниях генетического метода лечения муковисцидоза, выплачивают по триста фунтов стерлингов? Или Вы предпочитаете называть это компенсацией?

Беатрис Хемминг

Как я и предполагала, профессор не ответил, но я не отходила от компьютера и продолжала рыться в Сети. Придя с улицы, я даже не сняла пальто, а сумку бросила при входе. Свет я не включала, и в комнате уже сгустилась темнота. Когда вошел Тодд, я едва взглянула в его сторону и даже не поинтересовалась, где он был целый день.