Микки-7 - Эштон Эдвард

Может, еще скорее.

Ничего. Время еще есть. Мне даже не нужно бежать, просто быстрым шагом пройти по коридору до следующего перекрестка и повернуть. Сделав это, я прислоняюсь к стене, глубоко вдыхаю и медленно выдыхаю. Что было бы, если бы я вовремя не спохватился? Что случилось бы, если бы Нэша и Восьмой, войдя в кафетерий, увидели, как я читаю с планшета?

И кстати, что подумает Хайсмит, когда заметит, как я появляюсь в столовой спустя двадцать секунд после поспешного бегства, да еще и с Нэшей под ручку?

О, нет! С Нэшей и в другой рубашке. Надеюсь, Хайсмит не слишком наблюдателен.

Лучше не думать об этом. А самое главное: куда мне теперь пойти?

К себе в отсек я вернуться не могу. Логично предположить, что парочка отправится туда, как только Восьмому удастся заморить червячка.

Я почти решаюсь пойти в отсек Нэши. Она делит ее с женщиной из сельскохозяйственного отдела по имени Труди. Труди милая. Она, вероятно, разрешила бы мне остаться, если бы я соврал, что жду Нэшу, — та все равно рано или поздно вернется к себе… и очень удивится, как у меня получилось прибежать туда быстрее нее и какого черта я там забыл.

Да, провальный план. На мое счастье, под куполом есть еще одно общественное пространство. И там почти всегда никого нет.

Тяжело вздохнув, я расправляю плечи и иду в спортзал.

Тренажерный зал не входит в стандартную комплектацию первооткрывательских колоний. Наличие его на Нифльхейме свидетельствует о непоколебимой вере Иеронима Маршалла, что хорошая физическая подготовка является неотъемлемым компонентом морально-этического облика колониста.

А поскольку это единственное место под куполом, которое гарантированно пустует в любое время дня и ночи, нетрудно предположить: несмотря на любые убеждения Иеронима Маршалла, физические упражнения — последнее, чем займется колонист, сидящий на полуголодном пайке.

Если честно, я даже не знаю, где находится спортзал. Мне приходится вывести на окуляр карту купола, чтобы сориентироваться. Оказывается, это прямо по коридору от рециклера, что в данный момент вызывает у меня странное удовлетворение.

Я выбираю длинный маршрут: иду по одному из радиальных коридоров к внешнему кольцу, затем по окружности обхожу половину купола и только после этого сворачиваю обратно к центру. Думаю, так у меня меньше шансов встретить тех, кто идет в кафетерий или на смену в сельскохозяйственный отдел. И все равно навстречу мне попадается человек пять, и все они, похоже, смотрят на меня как-то странно. Паранойя? Может быть — или они только что видели Восьмого с Нэшей и догадались, в чем фокус, а как только я скроюсь из виду, побегут докладывать в службу безопасности.

Не прошло и двух дней, а ситуация уже выходит из-под контроля.

Добравшись наконец до спортзала, я врываюсь внутрь, будто за мной гонятся. Захлопнув дверь, закрываю глаза и прислоняюсь лбом к прохладной пластиковой поверхности.

— Проблемы?

Я резко оборачиваюсь; сердце колотится так, будто готово выскочить из груди, и на мгновение мне кажется, что я сейчас помру. Тренажерный зал совсем маленький: ряд беговых дорожек, стойка для подтягиваний и полдюжины гантелей на пространстве всего в два-три раза больше моего отсека.

И здесь кто-то есть.

На одной из беговых дорожек стоит женщина. Она развернулась ко мне лицом, поставив ступни на боковины, и резиновая лента крутится вхолостую.

До меня не сразу доходит, что это Кошка.

Мы смотрим друг на друга. Она останавливает беговую дорожку, шагает на пол и скрещивает руки на груди.

— Что ты здесь делаешь? — наконец спрашиваю я.

Она закатывает глаза.

— А тебе не кажется, что это я должна задать такой вопрос?

Я закрываю глаза и дышу, пока пульс не возвращается к норме. Когда я снова открываю глаза, выражение замешательства на лице Кошки сменяется беспокойством.

— Прости, — говорю я, в три шага пересекаю зал, разворачиваюсь и сажусь на последнюю в ряду беговую дорожку. — День какой-то странный.

— Ничего, — кивает Кошка. — Понимаю. Не хочешь еще разок показаться врачу? Вид у тебя сейчас слегка безумный.

— Нет, — отвечаю я, пожалуй, чуточку поспешно. — Нет. Все в порядке. Я просто хотел побыть один… не ожидал тебя увидеть и испугался. Мне и в голову не могло прийти, что кто-то действительно ходит сюда заниматься.

Она улыбается, опускает руки и подходит ко мне.

— Тоже верно.

Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на Кошку. Волосы собраны в высокий хвост, на ней обтягивающее серое термобелье, которое надевают под броню. Как ни странно, такой наряд ей даже идет. Похоже, она нисколько не вспотела, поэтому вряд ли находится в зале давно.

— Серьезно, — говорю я, — что ты здесь делаешь? Ты же в курсе, что калории у нас и так в дефиците?

— Конечно, — отвечает она. — Я в курсе.

— И?

Она вздыхает.

— Джиллиан Бранч была моей соседкой по отсеку.

— Ясно, — говорю я. — А кто это?

Кошка бросает на меня резкий сердитый взгляд:

— Для вас мы все на одно лицо, просто безымянные охранники?

Я отшатываюсь, выставив перед собой ладони в знак капитуляции:

— Вовсе нет! Ты тут вообще ни при чем. Дело во мне. Я почти ни с кем не общаюсь, Кошка. Многие здесь считают меня мерзостью пред Господом, понимаешь? А те, кто все-таки пытается со мной поговорить, зачастую лишь мечтают разыграть с моим участием какую-нибудь дикую фетиш-фантазию. Вот я и предпочитаю по большей части держаться особняком.

— Ясно, — говорит она. — Ты об охотницах за привидениями?

— Да, — говорю я. — А ты случайно не…

Она недобро прищуривается:

— О чем это ты?

— Извини, — говорю я. — Просто…

— Если ты спрашиваешь, не унитарий ли я, то я тебе уже говорила, что нет.

— Верно, — вспоминаю я. — И слава богу. Берто не раз говорил, что было бы круто стать для кого-нибудь фетишем, но я так не считаю.

Выражение ее лица смягчается, и я опускаю руки.

— Да, — кивает Кошка, — согласна. Возможно, ты не заметил, но мы с Мэгги Лин — единственные женщины на Нифльхейме с эпикантальными складками века. Так что я понимаю, о чем ты говоришь, сама с таким столкнулась. — Она усмехается. — Вот что я тебе скажу: я не стану тебя объективировать, если ты тоже не станешь относиться ко мне как к неодушевленному предмету.

Я протягиваю ей руку:

— Заметано.

Мы скрепляем уговор рукопожатием. Ее улыбка ненадолго становится шире, но сразу же гаснет, едва Кошка отпускает мою руку.

— В общем, — говорит она, — Джиллиан была вчера с нами во время вылазки.

— Ох, черт. Точно. Значит, вот кто такая Джиллиан.

Кошка кивает и отводит взгляд.

— Слушай, прости, — говорю я. — Прости, пожалуйста. Но после ее гибели ты не выглядела… я хочу сказать…

— Я не хочу раздувать из мухи слона, — замечает Кошка. — Мы с Джиллиан не были лучшими подругами. Делить ограниченное пространство с другим человеком — не самое легкое испытание. Если честно, большую часть времени мы не слишком хорошо ладили.

— И тем не менее…

— Ага, — соглашается она, — и все равно. Я вернулась сегодня к себе после смены и поняла, что просто…

— Не можешь там находиться?

Она трет лицо обеими руками.

— Точно. Не могу. — Она издает сдавленный смешок, закрывает лицо ладонями, и смех переходит в рыдание. — Казалось бы, я должна прыгать от счастья, что теперь отсек принадлежит мне одной, правда?

Я тянусь, чтобы погладить ее по руке. Кошка поднимает голову, смотрит на меня, а затем садится рядом на беговую дорожку, и мы соприкасаемся бедрами. Я обнимаю ее за плечи, и она склоняет голову мне на грудь.

— Мне ужасно стыдно, — признает она. — Ты пришел сюда не для того, чтобы побыть моим психотерапевтом и утирать мне сопли. — Она выпрямляется и поворачивается ко мне: — А кстати, зачем ты пришел сюда на самом деле? У тебя же отдельная комната? Если ты хотел уединения, почему просто не отправился к себе?