Шторм. Отмеченный Судьбой (СИ) - Екатерина Беспалова

о шершавый ствол дерева. Свет фонаря едва пробивался сквозь густую крону. Оно и к лучшему: её никто не увидит.

Прикрыв глаза и подтянув ноги к груди, она глубоко вздохнула. То ли свежий осенний воздух творил чудеса, то ли мозг устал от избытка метаний, связанных с прошлым, но на душе стало спокойнее. Дыхание выровнялось. Жаль, что нельзя было разбить во дворе палатку. На губах появилась едва заметная улыбка.

Катя не знала, сколько просидела неподвижно, наслаждаясь ночной прохладой, но, когда интуитивно ощутила, что пора сворачивать ночную воздухотерапию, совсем рядом раздался негромкий голос:

– Ты никогда не отличалась отменным здоровьем, поэтому сидеть в ночи, даже одевшись тепло, слишком неразумно и опрометчиво.

Она вздрогнула и распахнула глаза. Тусклого света было мало, но узнать его смогла бы даже в кромешной тьме. Растерянность отразилась на лице. Как он здесь оказался? И самое главное – почему был один, без неё?

Глава 2.4. Это фиаско, товарищ сержант!

Глава 2.4. Это фиаско, товарищ сержант!

– Позволишь?

Катя молча кивнула, внимательно наблюдая, как Александр медленно опустился на противоположный край скамейки, держа руки в карманах куртки.

– Что ты здесь делаешь? – спросил он, не поворачиваясь. – Уже достаточно поздно. И холодно, к тому же.

Соколовская не сводила глаз с его профиля. Задумчивый, грустный, уставший…

– Я плохо сплю в последнее время.

Между ними образовалась тишина. Шторм, не двигаясь, смотрел на стену дома, скользя взглядом по горевшим окнам. Значит, проблемы были не только у него. Интересно, насколько сильно пострадала она после весенних событий?

– Последнее время – это последние полгода? – наконец повернулся к ней.

В полной тишине они смотрели друг на друга, ощущая, как пропасть длиной в несколько месяцев становится меньше. Противоположные края, как полюса магнитов, притягивались, унося обоих в самый страшный день их жизни: день, полный боли, отчаяния и страха.

Ответа на прозвучавший вопрос не последовало, но он и не был нужен, поскольку те, кто вместе прошли сквозь Ад и Чистилище, могли самостоятельно найти его в глубине блестевших тёмных глаз. Наконец нарушив безмолвное зрительное общение, Катя посмотрела на его правую руку:

– Можно?

Александр проследил за траекторией её взгляда и на доли секунды растерялся – зачем? – а затем всё же не спеша вытащил изувеченную конечность из кармана и, отвернувшись в сторону, показал её девушке.

Катя, как завороженная, смотрела на то, что некогда было полноценным указательным пальцем. Дрожь, словно судорога, прошла по телу.

– Мои колени станут последним, куда ты мог выстрелить в этой жизни. Больше у тебя такой возможности не будет.

В глазах потемнело. Дикий, неистовый крик, полный невероятной боли, когда они, издеваясь, скалились и восхищались самими собою, эхом раздался в глубинах сознания. С ресницы на щёку капнула слеза. Нет, ей не смыть то, через что он прошёл, даже целым потоком слёз.

Не до конца понимая, что делает, Катя взяла его руку в свою и поднесла к лицу. Горячую кожу обожгло холодом.

– Прости меня… – едва слышно прошептала она.

Александр растерянно наблюдал за ней, чувствуя, как глаза начинает жечь. Пульс стучал в ушах, зашкаливая. Прикосновение было самым обычным, но ощущения, которые оно вызывало, казались сродни урагану. Но, чёрт побери, что она такое говорила?..

– За что ты просишь прощения, Кать? – сорвавшимся на полуслове голосом спросил Шторм. Ладонь наконец ожила, и большой палец нежно погладил её щёку, однако спустя секунды снова замер.

– Я… Они ничего не говорили мне. Они знали и молчали. Молчали всё это время – все полгода. – Вдруг её испуганный, затравленный взгляд скользнул к лицу Александра: – Я была уверена, что ты погиб. Я… Я похоронила тебя.

– Тогда понимаю твою реакцию сегодня, – попытался улыбнуться Шторм. – До Патрика Суэйзи[1] мне далеко, а вот ты однозначно лучше Мур. Ты красивее, даже когда плачешь.

Лишь прозвучавшая шутка рассеяла мысли о прошлом и заставила вернуться в реальность. Катя медленно положила руку парня ему на колено. Порыв сошёл, эмоции стали утихать, и только часто бьющееся сердце напоминало, что случилось несколько секунд назад. Значит, оно не забыло… Оно никогда не забывало.

И снова тишина. Её стоило чем-то заполнить, но школьные годы, университет, Чечня – что ни вспомни, всё казалось не тем, о чём можно было говорить.

– Я свалился как снег на голову, – наконец начал Александр, глядя на неподвижно сидевшую девушки. – Было бы нечестно сказать, что я не надеялся тебя увидеть, но и нарочно искать встречи тоже не собирался.

– Почему ты здесь? – хмурясь, спросила в лоб она.

Шторм медлил мгновение. Лицо приобрело серьёзное выражение, а взгляд – решимость и абсолютную уверенность: действительно, зачем ходить вокруг да около.

– Чтобы сказать, что я – не тот ублюдок, каким был раньше; чтобы сказать «прости» за то, что делал и говорил; чтобы…

– Нет, – Катя покачала головой. – Я не об этом. Почему ты здесь?

Александр молчал. Зачем говорить о том, в чём и сам не был уверен? Ей и так досталось по его милости. У них со Стасом всё шло хорошо, но тут явился он… Живое воплощение доблести и благородства, мать его! Только ты опоздал, сержант!!! Смирись и достойно уйди с дороги. Она – героиня не твоего романа.

– Я перееду к Ренате завтра.

Слова сорвались быстрее, чем Александр успел их обдумать. Не такой ублюдок, каким был раньше, говоришь? Но лучше так, пусть знает, что у него не было и нет к ней никаких чувств.

– Сегодняшнюю ночь я обещал провести в доме дяди Вадима.

Уголок губ Кати едва заметно подёрнулся, а затем на её лице появилась улыбка: тёплая, искренняя, но донельзя печальная. Она резала его без ножа – медленно, глубоко и невыносимо больно.

– Рада, что ты не один. Правда. Одиночество съедает изнутри и толкает на страшные поступки. Рената поможет избежать этого.

Кивнув, Шторм поспешил отвести взгляд в сторону. Он больше не мог смотреть ей в глаза и врать.

– Ты права, она всегда знала, чего я хочу.

Челюсти с силой сжались. Пора убираться отсюда!

– Рената дождалась меня. Это главное.

– Да, – тихо согласилась Катя. – Дождалась.

– В общем, прости, если что-то было не так, – встал