Мэр Кестербриджа - Томас Гарди

Хенчард и не подозревал, что Элизабет-Джейн уедет так скоро. Вернувшись домой около шести часов и увидев перед подъездом карету из «Королевского герба», а в этой карете свою падчерицу со всеми ее корзинками и сумочками, он не скрыл изумления.

— Но вы же позволили мне уехать, отец!.. — объяснила Элизабет-Джейн, высунувшись в окно кареты.

— Позволил!.. Ну да, конечно. Но я думал, что ты собираешься уехать через месяц или в будущем году. Черт возьми… Оказывается, ты времени зря не теряешь, как говорится, хватаешь его за вихор! Вот как ты отблагодарила меня за все мои заботы о тебе!

— Ах, отец! Можно ли гак говорить? Это несправедливо! — возразила она горячо.

— Ну, ладно, ладно, поступай как знаешь, — отозвался он.

Он вошел в дом и, увидев, что еще не все вещи Элизабет снесены вниз, поднялся в ее комнату, чтобы присмотреть за переноской. Он не был в этой комнате с тех пор, как Элизабет-Джейн заняла ее. Здесь еще оставались следы ее тяги к самообразованию, ее стараний украсить свой уголок: книги, рисунки, географические карты, скромные безделушки. Хенчард ничего не знал об этих попытках. Он посмотрел на все это, внезапно повернулся и спустился на крыльцо.

— Послушай, не уезжай от меня! — начал он изменившимся голосом (он уже никогда не называл ее по имени). — Может быть, я говорил с тобой грубо… но из-за тебя я пережил много тяжких дней… была тому причина.

— Из-за меня? — спросила она, очень встревоженная. — Что же я сделала?

— Я сейчас не могу тебе этого сказать. Однако если ты останешься и будешь по-прежнему жить у меня как моя дочь, я со временем скажу тебе все.

Но его предложение запоздало на десять минут. Элизабет-Джейн сидела в карете, а мысленно уже находилась в доме той женщины, которой была так очарована.

— Отец… — начала она, стараясь говорить как можно мягче, — мне кажется, для нас обоих будет лучше, если я уеду. Может быть, я не останусь там надолго; я буду жить недалеко отсюда и, если буду вам очень нужна, быстро вернусь.

Он ответил на ее слова еле заметным кивком — и только.

— Ты говоришь, что уезжаешь недалеко. Скажи мне свой адрес на случай, если я вздумаю написать тебе. Или мне нельзя его знать?

— Конечно можно. Я буду жить здесь, в городе… в «Высоком доме».

— Где? — переспросил Хенчард, и лицо его застыло.

Она повторила свой адрес.

Хенчард не шелохнулся и не проронил ни слова, а она самым дружеским образом помахала ему рукой и приказала кучеру ехать вверх по улице.

Глава XXII

Чтобы объяснить поведение Хенчарда, вернемся на минуту к тому, что происходило накануне вечером.

В тот час, когда Элизабет-Джейн намеревалась втайне совершить разведывательную экскурсию в обитель очаровавшей ее женщины, Хенчард был немало удивлен, получив с посыльным письмо, написанное хорошо знакомым ему почерком Люсетты. На этот раз сдержанность и покорность судьбе, звучавшие в ее предыдущем письме, исчезли бесследно; она писала с той свойственной ей легкостью мыслей, которая отмечала первую пору их знакомства.

«Высокий дом.

Мой дорогой мистер Хенчард, не удивляйтесь. Ради Вашего и, надеюсь, своего блага я переехала в Кестербридж — надолго ли, не знаю. Это зависит от другого человека, а он — мужчина, и купец, и мэр, и тот, кто больше других имеет право на мою привязанность.

Серьезно, mon ami[19], я не так легкомысленна, как может показаться по этим строчкам. Я приехала сюда, потому что узнала о смерти Вашей жены, которую Вы считали умершей столько лет тому назад! Бедная женщина, она, должно быть, много страдала, не жалуясь, и была хоть и недалекого ума, но в общем неглупа. Я рада, что Вы поступили с ней справедливо. Как только я услышала, что ее не стало, моя совесть очень настойчиво потребовала от меня попытки рассеять тень, которую я своей etourderie[20] набросила на свое имя, и заставила меня просить Вас выполнить данное мне обещание. Надеюсь, Вы того же мнения и предпримете шаги в этом направлении. Но, не зная, как Вы теперь живете и что произошло после нашего расставания, я решила приехать и поселиться здесь, а уже потом обратиться к Вам.

Полагаю, что наши взгляды на этот счет сходятся. Я могу увидеться с Вами через день или два. А пока — до свидания.

Ваша Люсетта.

P. S. Я не могла выполнить свое обещание увидеться с Вами на минуту, когда проезжала через Кестербридж. Мои планы изменились благодаря одному семейному событию, узнав о котором, Вы будете удивлены».

Хенчард уже слышал, что «Высокий дом» ремонтируется в ожидании новых жильцов. Не зная, что и думать, он спросил первого встречного:

— Кто это собирается жить в «Высоком доме»?

— Кажется, какая-то леди по фамилии Темплмэн, сэр, — ответил его собеседник.

Хенчард призадумался. «Очевидно, Люсетта — ее родственница, — сказал он себе. — Да, я безусловно обязан создать ей настоящее положение, тут и говорить не о чем».

Теперь эта нравственная обязанность уже не удручала его, как удручала бы раньше, — напротив, он относился к ней с интересом, если не с жаром. Он испытал горькое разочарование, узнав, что Элизабет-Джейн ему не родная дочь и что детей у него нет; от этого в душе у него появилась пустота, которую он бессознательно стремился заполнить. В таком настроении, но, впрочем, не испытывая прилива сильных чувств, он направился к тупику и вошел в «Высокий дом» через заднюю дверь, у которой Элизабет чуть не столкнулась с ним. Он прошел во двор и спросил какого-то человека, который распаковывал ящик с посудой, живет ли здесь мисс Ле Сюёр. Когда он познакомился с нею, Люсетта — в те времена она называла себя Люсетт — носила фамилию Ле Сюёр.

Человек ответил отрицательно и сказал, что приехала только мисс Темплмэн. Хенчард ушел, решив, что Люсетты еще нет в городе.

К этому сводились те сведения, которыми он располагал, когда на следующий день прощался с уезжавшей Элизабет-Джейн. Когда она сказала ему свой будущий адрес, ему внезапно пришла в голову странная идея, что Люсетта и мисс Темплмэн — одно и то же лицо: он вспомнил, что во времена их близости Люсетта говорила, будто у нее есть богатая родственница, миссис Темплмэн, которую он почему-то считал мифической личностью. Хенчард не искал большого приданого, но все же мысль о том, что Люсетта, быть может, разбогатела, получив крупное наследство от этой родственницы, придавала ей очарование, которого в противном случае ей, быть может, и недоставало бы. Ведь он был уже в средних летах и приближался к тому возрасту, когда человек, устоявшись, придает все больше и больше значения материальным благам.

Но Хенчард недолго пребывал в недоумении. Люсетта очень любила писать, как мы уже знаем по лавине писем, которыми она засыпала его после крушения своих надежд на замужество, и не успела Элизабет уехать, как в доме мэра была получена другая записка из «Высокого дома».

«Я уже вселилась, — писала Люсетта, — и мне здесь удобно, но переезд оказался очень утомительным Вы, вероятно, знаете то, о чем я хочу рассказать Вам, или еще не знаете? Моя добрая тетушка Темплмэн, вдова банкира, — та самая, в чьем существовании, а тем более в чьем богатстве Вы когда-то сомневались, — недавно скончалась, завещав мне часть своего состояния. Не буду вдаваться в подробности — скажу только, что я приняла ее фамилию, дабы избавиться от своей и всего неприятного, что с нею связано.

Теперь я сама себе хозяйка и решила поселиться в Кестербридже — сняла „Высокий дом“, чтобы Вы без особых затруднений могли видеться со мной, если пожелаете. Я сначала не хотела было сообщать Вам о переменах в моей жизни, пока мы случайно не встретимся на улице, но потом передумала.

Вы, вероятно, знаете о моем соглашении с Вашей дочерью и, конечно, посмеялись, сообразив, — как бы это выразиться? — какую шутку я сыграла с Вами (любя), когда пригласила ее жить у меня в доме. Но в первый раз я встретилась с нею совершенно случайно. Вы знаете, Майкл, зачем я все это устроила? Отчасти затем, чтобы у Вас был предлог приходить сюда в гости к ней и таким образом возобновить знакомство со мной. Она милая, хорошая девушка и считает, что Вы обращались с нею чересчур сурово. Возможно, Вы поступали так сгоряча, но уж, конечно, не умышленно, — в этом я уверена. Впрочем, раз она в результате подружилась со мной, я не склонна Вас укорять.

Пишу наскоро.

Всегда Ваша Люсетта».

Волнение, охватившее хмурую душу Хенчарда, когда он получил это письмо, было чрезвычайно приятным. Он долго сидел, задумавшись, за обеденным столом, и чувства его, не находившие точки приложения со времени разрыва с Элизабет-Джейн и Доналдом Фарфрэ, не успев иссякнуть, почти механически переключились на Люсетту и сосредоточились на ней. «Сомнений быть не может — она стремится выйти замуж», — думал он. Но чего же еще ожидать от бедняжки, которая так опрометчиво отдавала ему свое время и сердце, что испортила себе репутацию? Быть может, не только привязанность, но и укоры совести привели ее сюда. В общем, он ее не осуждает.