Не бойся друзей. Том 1. Викторианские забавы «Хантер-клуба» - Василий Звягинцев

Пейн произнёс эту тираду и сел с победительным видом.

— Я вас понимаю, — проникновенно ответил Арчибальд. — Но в том ведь и дело, что Господь Бог не установил на Земле даже после пришествия Спасителя тех порядков, которые вытекали бы из дарованных им Заповедей, постулатов Нагорной проповеди… Он, в неизречённой милости своей, предоставил людям право самим решать свои судьбы, лишь иногда тем или иным образом направляя и подсказывая…

— И карая, — с места добавил Пейн.

— Да, и карая. Причём последние две тысячи лет предпочитает делать это не собственноручно. Что касается «всесилия»… Человек, настолько всесильный, что в состоянии одним нажатием кнопки семикратно уничтожить планету со всем её населением (впрочем, это не из нашей истории, здесь, слава богу, до такого ещё не додумались), подчас затрачивает массу усилий, ухищрений и смекалки, чтобы вырастить в своём садике розу диковинного голубого оттенка. С прагматической точки зрения ему это совершенно не нужно, однако он посвящает своему увлечению всё свободное от руководства судьбами нации или целого мира время. Рыхлит землю, вносит удобрения, уничтожает тлей, отбраковывает неудачные образцы. Думаете, Господу нашему нечем больше заняться, кроме как определять меру наказания ничтожнейшему из грешников? Однако он это делает. По крайней мере — мы уверены, что он это делает. Вот сейчас он неожиданно пропустил в наш мир эти «силы», для которых у меня нет определения. Очевидно, это очередное проявление Божественного Провидения. Вы удовлетворены, мистер Пейн?

— Удовлетворён. Переходите к сути.

Суть оказалась достаточно простой по сравнению с очень затянувшимся предисловием. Здешнему составу «хантеров», с привлечением всех имеющихся возможностей, соратников и сотрудников в Англии, за её рубежами и в самой России, необходимо спланировать и провести операцию по физическому устранению Великого князя Олега. Одновременно с ней из одной или двух параллельных реальностей в эту будет переправлено достаточно специалистов, технических средств и боевых групп «добровольцев», чтобы организовать в Москве, Петрограде и любых других местах (если потребуется) масштабные беспорядки по типу февраля 1917 года. Власть возьмут «нужные люди» из Главной Исторической Последовательности (ему пришлось попутно объяснять метафизический смысл этого термина), знающие, как следует действовать для достижения безукоризненно просчитанного результата.

Россия немедленно будет дезинтегрирована на минимум пятьдесят безусловно независимых государственных образований с массой территориальных и политических претензий друг к другу. В идеале это обеспечит немедленное начало одной всеобщей гражданской и десятка межконфессиальных и этнических войн. И весь наступающий век именно британцам (как единственно понимающим смысл происходящего и держащим в руках рычаги силового и психологического управления) будет предоставлена возможность пользоваться плодами этой внезапной «геополитической катастрофы».

Идея как таковая вызвала горячее одобрение и энтузиазм собравшихся. Собственно, она ни в чем не расходилась с той, что со времён Ивана Грозного и королевы Елизаветы составляла суть и стержень британской политики, просто впервые после завершения Мировой войны была сформулирована с беспощадной определённостью. Полное уничтожение геополитического противника, и никаких политкорректных нюансов. Раньше приходилось жить, стиснув свои чувства в кулак, как на светском рауте в доме бесконечно ненавистного человека.

— Вы уверены, достопочтенный сэр, что предлагаемая вами операция пройдёт достаточно гладко и не потребуется прямой силовой акции, нашей и наших союзников? Всё же у России четырёхмиллионная, весьма боеспособная армия и мобилизационный потенциал под сорок миллионов.

— У царской России было под ружьём двенадцать миллионов к моменту революции, и это никак не помешало свержению Николая и развалу Империи, — с чувством превосходства ответил Арчибальд.

— Вы говорите о какой-то другой истории, — с места довольно запальчиво выкрикнул молодой (по клубным меркам) человек. — В нашей — несколько царских генералов смогли выделить из двенадцатимиллионной серой массы боеспособное ядро в несколько сот тысяч офицеров и солдат. Этого хватило, чтобы разгромить большевиков и восстановить ту же Империю, пусть и без царя, не только в границах девятьсот четырнадцатого года, но и с солидным приращением. А теперь речь идёт уже и об официальной реставрации монархии. Это безусловный вызов самой идее прогресса и демократии, но неизвестно, устоит ли «демократия» перед таким вызовом? — очевидно, Айвори Гамильтон-Рэй был достойным сыном своего отца и к истории относился прагматически, без идеологических шор.

— В той реальности действительно была допущена ошибка, — согласился Арчибальд. — Правительство Ллойд-Джорджа слишком долго колебалось, не зная, кого поддержать — монархистов, кадетов, беспартийных генералов или большевиков. Когда разобрались, было уже поздно.

— Но, насколько я понял ваш предыдущий рассказ, точно те же ошибки совершены и в других реальностях. И там и там хоть монархисты, хоть большевики (но всё равно русские!) преодолели «смуту» и вышли из неё достаточно сильными, чтобы остаться государством, в той же мере превосходящим Британию, что и раньше.

— Россия никогда не превосходила Британию! — с возмущением провозгласил герцог Честерский.

— Тогда отчего всё-таки мы в трудные моменты нашей истории искали союза с Россией и никогда — наоборот? — Поняв, что его слова раздражают «высокое собрание», молодой Гамильтон-Рэй пояснил, оправдываясь: — Я полностью разделяю наши общие идеи, но как любой охотник предпочитаю составить полное представление о звере, против которого выхожу. И хочу правильно выбрать снаряжение, вне зависимости от чьих-либо предрассудков. Неосторожно внушать себе, что бекасиная дробь годится и против тигра, как, впрочем, не стоит стрелять по зайцу экспансивной пулей…

— Молодой человек прав, — примирительно сказал Арчибальд, которому сейчас умный оппонент-скептик был полезнее восторженного дурака-догматика. Работать ведь придётся с первыми, вторые, не понимая этого, годятся лишь на роль буйволов, тянущих фургон в нужную сторону.

— Все наши беды — от недооценки противника. И самое неприятное: после стольких конфликтов, войн и революций мы не научились понимать — когда же и в чём мы ошибаемся! У нас ни в министерствах, ни в штабах, ни в самом клубе столько лет (даже веков!) не было людей, способных мыслить на той же волне, что и неприятель. Вот русские цари, при всей разнице положения и образования настроения и характер своего народа, возможности рядовых, неграмотных солдат понимали и умели использовать… Зато теперь мы учли абсолютно все ранее допущенные ошибки, в том числе невозможность и ненужность личного участия европейцев в открытых столкновениях с русскими. Мы, наконец, поняли психику нынешнего, живущего в вашей реальности русского человека.

При слове «русского» лицо Арчибальда исказила странная усмешка.

— Мы не только знаем теперь, как именно «оставить за кадром» столь много неприятностей доставлявшие нам черты его «национального характера», мы на примере «Главной реальности» провели натурный эксперимент. В принципе он удался. Если в точно рассчитанный момент ликвидировать «князя Олега» и несколько человек его ближайших соратников, остальная «Россия» и не почешется. Зато назначенная нами «колониальная администрация» сразу даст «народу» то, что является его естественной и вековой мечтой, постоянно подавляемой авторитарной властью. Мы дадим людям «волю»…

— Поясните, что это слово значит, — попросил неугомонный Айвори. А ведь он, судя по его взгляду и интонации, знал русский язык. Тем интереснее будет поработать с этим человеком.

— Вообще, у русских, в их наиболее полном словаре Даля, трактовка этого термина занимает три страницы мелкого шрифта. Я имею в виду то, что нужно нам: «данный человеку полный произвол действия, отсутствие любого принуждения». Это совсем не то, что европейская «свобода». Винтовка в руке и никаких сдерживающих принципов. Вот вам и русская «воля».

— Спасибо, сэр, — кивнул Айвори, опускаясь в кресло. — Только отчего вы думаете, что четыреста миллионов таким образом настроенных людей захотят слушать вас и наших ставленников? Если хотя бы десять процентов из них сохранят винтовки, а также автоматы, пулемёты и танки? Притом что никакая власть, тем более иностранная, не сможет контролировать эту «волю» на таких территориях. Сколько дивизий мы сможем выделить для оккупации, и насколько далеко они смогут продвинуться от морских портов и аэродромов?