Следователь по особо важным делам - Анатолий Безуглов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот протокол показаний.
«Перед началом допроса присутствующему педагогу, классному руководителю Шульц Г. И. разъяснили её права и обязанности, предусмотренные ст. 159 УПК РСФСР.
В соответствии с ч. 3 ст. 158 УПК РСФСР Кыжентаеву Б. Е. разъяснена необходимость Правдиво рассказать все известное ему по делу.
Свидетель показал: «В субботу вечером восьмого июля я возвращался к себе домой от приятеля Валерки Пимкина, у которого смотрел по телевизору многосерийный фильм „Адъютант его превосходительства“, так как наш телевизор не работал.
Проходя мимо забора Залесских, я заметил, что в крайнем левом окне горит свет. Через окно был виден мужчина.
Он сидел за столом в куртке и шляпе. Разглядеть лицо я не успел, так как лил дождь и я шёл быстро».
Вопрос классного руководителя Шульц Г. И.:
— Болот, а как ты отличаешь шляпу от других головных уборов?
Ответ свидетеля Кыжентаева Болота:
— У шляпы высокая середина и широкие края. Мой папа такую носит летом. Вся в дырочках. А фуражка с козырьком, Я отличаю их хорошо.
Вопрос классного руководителя Шульц Г. И.:
— Болот, а чем отличается куртка от другой одежды?
Ответ свидетеля Кыжентаева Болота:
— На куртке бывает молния, маленький воротник.
У меня есть куртка из болоньи. Бабушка привезла из Кокчетава. А на пальто пуговицы.
Вопрос классного руководителя Шульц Г. И.:
— Болот, ты хорошо видел лицо сидевшего?
Ответ свидетеля Кыжентаева Болота:
— Нет, лицо я совсем не видел. Он нагнул голову, и я под шляпой не мог разглядеть, кто это.
Вопрос классного руководителя Шульц Г. И.:
— Скажи, Болот, а ты видел, чтобы кто-нибудь приходил к тёте Ане в куртке и такой шляпе?
Данный вопрос классного руководителя Шульц Г. И. отведён следователем на основании ч. 3 ст. 159 УПК РСФСР.
Протокол записан с моих слов и прочитан следователем вслух.
Право делать замечания, подлежащие внесению в протокол, мне разъяснено. Кыжентаев».
Удалось установить, что в тот вечер по системе «Орбита» Москва показывала фильм «Адъютант его превосходительства». Шла первая серия. И закончилась она без четверти одиннадцать. На следующий день, девятого, отец Болота пригласил к себе Ципова (киномеханик разбирался не только в кино-, но и в радиоаппаратуре), и тот сменил испорченную лампу в телевизоре, так что мальчик остальные серии смотрел дома. Значит, видеть сидящего человека в доме Залесских (крайнее левое окно — кухня-прихожая) он мог только именно восьмого, в день убийства.
Насчёт шляпы — тоже как будто можно было верить.
При первом осмотре места происшествия я обнаружил у Залесских старую летнюю шляпу из итальянской (так, кажется, её называют) соломки, принадлежавшую Валерию.
Но в одиннадцать часов он находился у Коломойцева.
Во-вторых, такие шляпы носили многие работники совхоза.
Когда я слушал показания Болота, у меня перед глазами стоял Ильин. В неизменной кожаной куртке. Замки-молнии были у ней на всех карманах и посередине. Свидетель почему-то молнии запомнил. С другой стороны, молния у него вообще ассоциировалась с этой одеждой. Трудно её разглядеть при свете лампочки на расстоянии семи-восьми метров. А впрочем, ребята, бывают иной раз очень наблюдательны…
Короче, факт крайне важный. Первое упоминание о человеке, который находился в доме Залесских в то время, когда могло произойти убийство.
Из троих мужчин, которые пока, по моим сведениям, имели близкое знакомство с убитой, о двоих я знал, где они находились в ночь убийства. Это Залесский и Коломойцев.
Что делал третий, мне неизвестно.
И поэтому я позвонил Ильину по телефону и попросил, если он свободен, зайти побеседовать. Он сказал, что освободится через час-полтора.
Я его нетерпеливо ждал. Он пришёл через два часа.
Сухо, скорее для формальности, извинился.
Опять в своей куртке на молниях.
— Когда вы узнали, что произошло с Залесской? — был мой первый вопрос.
— В тот же день, — он ответил быстро, без размышлений.
— Часы не помните?
— Около двух приблизительно.
— Почему вы запомнили время?
— Заехал обедать в столовую.
— От кого вы узнали?
— Не помню. Там только об этом и говорили.
— Вы пообедали, а дальше?
Он помедлил с ответом.
— Я не обедал…
— Вы сказали, что заехали около двух пообедать.
— Я не обедал, — повторил главный агроном тише.
— Почему?
— Кажется, ясно почему…
— Мне неясно. Причин могло быть много. Закрыта столовая, кончилась еда или те блюда, которые вы любите… — Я говорил подчёркнуто размеренным тоном.
— Я не мог есть…
— Куда вы отправились из столовой?
Он мучился. Я это ощущал.
— Я хотел пойти туда… к ним. Но не пошёл. Я вообще не помню, что делал.
— Вы были в трезвом состоянии?
— Совершенно.
— Значит, не помните, как провели несколько часов?
— Не знаю. Я не помню этот день…
— Сколько же времени продолжалось ваше такое состояние?
— Не знаю.
— Вы же были на работе, разговаривали, наверное, с людьми…
— Наверное, разговаривал…
— Хорошо, Николай Гордеевич. А до того, как вы узнали в столовой о случившемся, что делали?
— Был на втором участке. У нас полным ходом шла косовица озимых…
— Итак, до прихода в столовую вы помните, что делали?
— Я уже сказал.
— А как провели ночь, помните?
— Точно сказать не могу.
— Где вы были до этого?
— Не помню… Наверное, в поле.
— Какая была погода?
— Какой это был день?
— Восьмое июля. Суббота.
— Постойте. — Он потёр лоб. — В воскресенье утром я был на втором участке… Там сильно полегли хлеба… Да, дождь. Ночью шёл дождь. Гроза.
— Значит, вечером восьмого во время грозы вы были в поле?
— Не помню.
— Во что вы были одеты?
Он провёл руками по куртке:
— В ней.
— А на голове?
— Шлем. Я ведь на мотоцикле.
— Вы и летом, в поле, в нем ездите?
— Я выполняю правила дорожного движения безукоризненно.
— Хорошо, а если вы на машине?
Он подумал:
— Летом это редко бывает. Тогда вообще без ничего.
— А когда очень печёт?
— В соломенной шляпе, — сказал он.
— Ладно, прошу все-таки вспомнить, где и как вы провели вечер восьмого июля, — настойчиво повторил я.
Ильин нахмурился:
— Я действительно не помню.
— По вашим словам, вас совершенно выбило из колеи известие о гибели Залесской. Не так ли?
— Да, — он опустил голову.
— Вы, наверное, в связи с этим вспомнили предыдущий день?
— Я не помню, что делал, — повторил главный агроном. — И какое это имеет значение?
— Мне бы все-таки хотелось знать…
Ильин пристально посмотрел на меня:
— Что вы этим хотите сказать? — Последние слова он почти выкрикнул.
— Успокойтесь, Николай Гордеевич… Мне нужны факты. Убедительные и неопровержимые факты, — как вы провели тот вечер. И чтобы вы их подтвердили…
— Я? — усмехнулся Ильин.
— Вы.
— По-моему, что-то подтверждать или утверждать должны вы.
Я проглотил пилюлю. Потому что он был прав: доказывать — моё дело.
— Где вы проживаете? — задал я вопрос.
— Вам это должно быть известно.
— Прошу отвечать на вопрос.
— Я живу в отдельном доме, который предоставил совхоз.
— У вас бывают друзья, знакомые?
— Редко. По существу, я прихожу домой только ночевать. — Он отвечал отрывисто и хмуро.
— И сейчас, зимой?
— Зимой тоже работы хватает.
—А в каких вы взаимоотношениях с соседями?
— Для плохих нет оснований, — буркнул Ильин.
— Вы общаетесь с ними, заходите к ним?
— Общаюсь, как и все люди, но захожу редко.
— Что вы делаете после работы?
— Обычно сплю, — усмехнулся он.
— В семь-восемь вечера?
— В десять-одиннадцать, — зло сказал Ильин. — А в период сева или жатвы-в два-три ночи. А бывает и так, что вообще не сплю.
— Таких дяей, наверное, не очень много… Неужели не остаётся времени для отдыха, для развлечений?
— Для меня лучший отдых — книга,
— Беллетристика?
— И беллетристика. Что, не верите?
— Из чего вы заключили?
— Потому что я вам одно, а вы… — Он махнул рукой.
—Я выясняю, где вы находились вечером в день смерти Залесской, — сухо произнёс я. — Вы же находились в Крылатом, встречались с какими-то людьми, что-то делали. Верно?
— Верно.
— Назовите их, они подтвердят, чем вы занимались вечером восьмого июля.
— Лично я не помню. — сказал он упрямо. — И ещ„ раз повторяю: почему я должен что-то доказывать?
— Хорошо. Я вам даю на это время. Мы встретимся ещё. — Он было поднялся. — Подождите. Сейчас закончу оформлять протокол, распишетесь.
