Рукопись Бэрсара - Елизавета Манова

- Птичка, неужели я тебя не противен?

И она опять смеется в ответ:

- Ой, и глупый же ты, Тилар! Такой-то ты мне всего милей! Что нам, бабам, надо? Пожалеть всласть!

- А я не хочу, чтобы меня жалели!

- А ты мне не прикажешь! Вот хочу - и жалею!

- Видно, тебе никто не прикажет.

- Как знать, - таинственно отвечает она. - Может, кто и прикажет.

Ко мне Суил никого не пускает. Не смеет прогнать только Баруфа, и, по-моему, очень жалеет об этом. К счастью в ней прочен деревенский предрассудок, что гостя надо кормить, и пока она бегает, собирая на стол, мы с Баруфом шепчемся, как мальчишки. Но от Суил ничего не скроешь: обернется, подбоченится - и давай стыдить:

- Дядь Огил, ты совесть-то поимей! Вовсе заездил человека, так хоть нынче-то не трожь! Этому неймется, так он-то себя не видит! А ты глянь! Глянь, глянь - да посовестись!

И мы с Баруфом прячем глаза и улыбаемся у нее за спиной.

Вот я уже настолько окреп, что Суил рискует оставить меня, чтобы сбегать к матери, в Ираг. Возвращается притихшая, и как-то особенно лукаво и смущенно поглядывает на меня.

А я тоже времени не теряю. Стоит Суил отлучиться, как у меня Эргис, и мы очень много успеваем.

Странно, но я даже рад своей болезни. Вот так, почти чудом вырваться из суеты, отойти в сторону, посмотреть и подумать.

А о чем мне думать? У меня есть друзья, есть дело, есть мать, есть чудесная любящая жена, правитель этой страной мой друг, так что можно не вспоминать о хлебе насущном. Впрочем, это как раз неважно. У меня есть еще голова и руки - достаточно, чтоб прокормить семью.

- Нет, я даже не смеюсь над глупостью этих мыслей. Да, у меня есть друзья - но они друг другу враги, кого мне выбрать? Да, у меня есть дело, и я нужен ему, но верю ли я в правоту этого дела и должен ли я его делать? Да, у меня есть мать, но я не смею к ней приходить, я должен прятать ее от всех. А Суил? Что я могу ей дать, кроме неизбежного вдовства, кроме горького одиночества на чужбине? А мой лучший друг? Баруф Имк, Охотник, сиятельный аких Огилар Калат. Не очень-то я ему верю. И он, конечно, не очень-то верит мне. Он прав: я пойду с ним до самой победы, а дальше нам сразу не по пути. Я - не чиновник, не воин, не дипломат, я могу подчиниться, но не могу быть лицом подчиненным. Руки и голова? Это точно попадусь когда-то, и меня удавят на радость богобоязненным квайрцам.

Только и это ведь чепуха, размышления от нечего делать. Остается Братство - аргумент очень весомый. Конечно, в этом Баруф мне мог бы помочь... Нет, это так, упражнение в логике, слава богу, всерьез я такого не думал. Не стоит моя жизнь пары сотен жизней. Жизнь не купишь за жизнь каждый из нас только он сам, и одно не возмещает другого...

Силы все-таки вернулись ко мне. Я боролся со слабостью и, наконец, победил. Вот, цепляясь за Суил, я добрел до двери, вот впервые вскарабкался на коня, вот доплелся без провожатых от дома Баруфа - и кончился мой отдых.

И лето тоже кончалось. Все чаще дожди мочили притихших Квайр, смывая отбросы с улиц и расквашивая дороги. Крестьяне убрали урожай; на это время Баруф распустил половину войска, оставив только заслоны у границ. Конечно, по этому поводу мне пришлось прогуляться по Бассот и в Лагар.

Опять меня затянуло в поток неизбежных дел; он гнал меня из страны в страну, из города в город, и некогда было остановиться, чтобы подумать о себе, о Суил, о тревожном взгляде Асага на нашей последней встрече.

И вдруг поток налетел на стену...

Отшумел суматошный день, распустился прозрачный вечер, и через Северные ворота я возвращался в Квайр. Еле переступал мой усталый конь, и незачем было его торопить, ведь дома меня не ждут. Суил умчалась к брату в Биссал. Зиран все никак не возвращалась, и Суил оставалась главой семьи. Братьев она держала железной рукой, налетала на них, как вихрь, и всегда возвращалась такой воинственной и усталой, что я поневоле сочувствовал парням.

Сейчас ревизия предстояла Карту - младший уехал за матерью в Кас и задержался из-за ее болезни. Я-то знал, какая это болезнь, но лицемерно притворялся печальным.

Я достаточно часто мотался в Кас, и Зиран успела смириться со мною. Без восторга, конечно, - что я за зять? Но, кажется, и без особой печали наверное, думала, что Суил уже не совьет гнезда.

Я хотел увезти ее в Квайр. Предлагал ей деньги, повозку, охрану; она отказывалась под каким-то предлогом, я немедленно все устранял, она находила другую причину, я терпеливо справлялся и с этим, и в конце-концов ей пришлось мне сказать:

- Нечего мне там делать, Тилар. Я, чай, и сама знаю, что Огил меня не оставит, да мне оно - нож острый. Мужа-то он мне не воротит, а коль богатство даст - что ж это: выходит, он мне за кровь Гилора моего заплатил, а я приняла?

- Но ведь раньше ты от его помощи не отказывалась?

- Ты, Тилар, дурачком-то не прикидывайся! Прежде-то он сам всяк день возле смерти ходил - как бы я стала ему кровь Гилора поминать? Не хочу, Тилар. Ты не думай, зла у меня нет, а только горем не торгую.

- А дети?

- А что дети? Они свое заслужили. Пускай по-своему живут, я на дороге не стану. Ты лучше о Суил подумай, Тилар! Доля вдовья... ох, какая она горькая!

- ...Биил Бэрсар! - окликнули где-то рядом, и я с облегчением вернулся в сегодня. Проклятые мысли, неуютные, как тесные башмаки, конечно, можно забыть о них за работой, но ведь вернутся, напомнят...

- Биил Бэрсар! - я оглянулся и увидал Таласара. Я улыбнулся - мне он всегда был приятен.

- Здравствуйте, биил Таласар! Давно мы не виделись!

- Не по моей вине!

- Конечно. Принимаю упрек.

- Господи помилуй, биил Бэрсар! Как бы я посмел вас упрекнуть! Мне ведома, что дела государственные лишили вас досуга.

Я поглядел с удивлением, и он объяснил:

- Мы с Раватом - вы уж простите! - частенько о вас говорим, мало кого он так почитает.

Я промолчал, а Таласар уже кланялся и просил оказать честь его дому.

- Если, конечно, я этим не прогневаю вашу очаровательную супругу!

- С радостью, биил Таласар! Тем более, что супруги моей нет дома. Уехала навестить родню.

Я спешился, бросил поводья оруженосцу, отдал бумаги, которые надо отвезти в канцелярию акиха, и мы с таласаром неторопливо пошли к его дому.

Один из последних вечеров лета выманил на улицы уйму народа. Нас узнавали: кланялись, провожали любопытным взглядом, я слышал за спиной свое имя, и это слегка раздражало меня. Мне была неприятна эта неизвестность, ведь я был уверен, что я - теневая фигура, и Квайру незачем да и неоткуда узнать обо мне.

- Дома молодой господин? - спросил Таласар у слуги.

- Только пожаловали.

- Пригласи его в малую гостиную и пусть подадут ужин.

Вот тут я понял, в какую попал ловушку, но не сумел отступить. Осталось пройти в знакомую комнату и ответить улыбкой на улыбку Равата.