По обе стороны экватора - Игорь Фесуненко

Внизу: зоны работы, культуры и отдыха.

…Уровень земли целиком высвобожден для пешеходов; машины движутся на высоте двух метров от них. Кругом сады, никаких улиц…

Факультеты университетов превращены в научно-исследовательские центры. Знания в течение нескольких минут навсегда фиксируются в мозгу.

А люди становятся ближе друг другу, более дружественны и, что самое главное, равны между собой».

…«Три башни хорошо вписываются в бескрайний пейзаж». Не этот ли образ, высказанный в одной из статей еще в 1965 году в Париже, пришел ему в голову и запал в душу, когда он десять лет спустя работал над очередным своим крупным комплексным проектом: ансамблем зданий, которыми в конце 70-х годов начал застраиваться «бескрайний пейзаж» южных предместий Рио-де-Жанейро? Нимейер предложил там воздвигнуть десятки идеально круглых башен. А башня в плане, как известно, представляет собой круг. То есть идеально «волнистую линию», наиболее правильный «изгиб», геометрически точную «кривую» и самое логичное «криволинейное решение», которые всегда были самым любимым его творческим приемом. Теперь он, похоже, возвел принцип в абсолют. И достиг, во всяком случае с формальной точки зрения, идеала.

Но означает ли это, что дальше идти некуда? Что достигнута вершина и познана абсолютная истина?..

Разумеется, нет! Ибо для таких людей, как Оскар Нимейер, не существует последних вершин. Они всегда в пути, всегда в движении. И смысл своей жизни видят не в накопительстве почетных премий и покоренных вершин. А в приближении своим трудом того часа, когда все люди на земле «станут ближе друг другу, более дружественны и, что самое главное, равны между собой».

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Трудный путь к Пеле

Третьим после Жоржи Амаду и Оскара Нимейера великим бразильцем, с которым уже в самом начале работы в Бразилии мне хотелось познакомиться, был Пеле, уже тогда, в середине 60-х годов, взлетевший в зенит всемирной известности и славы.

Увы, с первых шагов стало ясно, что решение этой задачи является куда более сложным и трудным делом, чем можно было предположить. Во-первых, Пеле не был «кариокой». Он играл в футбольном клубе «Сантос» из города того же названия и жил там, в Сантосе, в трех с половиной сотнях километров от Рио. Разумеется, на первый взгляд проще всего было бы познакомиться с великим футболистом в тот момент, когда «Сантос» приедет к нам, в Рио, на очередной матч. Однако в первый же такой день, когда прославленная команда прибыла для встречи с «Фламенго», я убедился, что добраться до Пеле практически невозможно: команду и тем более его самого тщательно оберегали от поклонников и журналистов. В гостинице на этаже, где разместились футболисты, я наткнулся на полицейский кордон, преодолеть который не помогли ни билет иностранного корреспондента, ни советский паспорт, ни неуклюжая попытка сунуть дюжему сержанту взятку в виде четвертинки «Московской водки». Поскольку я посягал на покой национального героя — Короля — именно так, с большой буквы, писали тогда это слово применительно к «великому и неповторимому» Пеле все бразильские газеты, а радиокомментаторы в ходе репортажей произносили его либо на восторженной истерике, либо с почтительным придыханием — так вот, поскольку речь шла о покое Короля, командовавший оцеплением лейтенант оказался неколебим, как высящаяся у входа в бухту Гуанабара скала «Пао де Асукар», что в переводе означает «Сахарная голова».

Попытка подстеречь Короля в тот момент, когда команда выходила из гостиницы, чтобы отправиться на стадион, тоже не увенчалась успехом: громадная толпа «торседорес», как называются в Бразилии футбольные болельщики, и репортеров была отсечена от футболистов шеренгами полицейских, которые выстроились от подъезда отеля до дверей автобуса, образовав сплошной и неприступный коридор. Пеле я увидел только издали: мельком, приветливо помахав рукой беснующимся соотечественникам, он торопливо нырнул в гигантский «мерседес».

Вторую попытку добраться до Короля я предпринял уже на «Маракане» после мачта. Решил просочиться в раздевалку, поймать его где-нибудь, пускай даже в душевой, и там договориться о встрече. Но поскольку тогда, в самом начале моей футбольной одиссеи, у меня еще не было постоянного пропуска в ложу прессы, открывавшего допуск и в подтрибунное хозяйство, пришлось потратить много времени, уговаривая неумолимых контролеров. Когда же, наконец, с помощью членского билета Ассоциации иностранной прессы мне удалось пробиться в святая святых «Мараканы» — раздевалки клубов, оказалось, что я опоздал: под грохот петард и барабанов, сопровождаемый ликующим свистом торседорес автобус с «Сантосом» уже отчаливал от служебного подъезда. Я знал, что команда едет прямо в аэропорт, но, разумеется, при всем желании не смог бы ее догнать, ибо автобус «Сантоса» вел через город, завывая сиренами и мигая сине-красными огнями, полицейский эскорт.

Вернувшись не солоно хлебавши, я улегся на диван и погрузился в размышления. В следующий раз «Сантос» вернется играть в Рио только через полтора месяца. Можно, конечно, и подождать… Но где гарантия, что мне тогда повезет больше, чем сегодня?

Чем сложнее казалась задача, тем сильнее пульсировал во мне азарт репортера: работать в Бразилии и не суметь проинтервьюировать Пеле?! Этого я просто не мог себе представить.

После недолгих размышлений возникло еще одно решение: если Магомет не идет к горе, придется горе отправиться к Магомету. То есть мне самому поехать в Сантос. Разыскав в своих футбольных досье расписание ближайших матчей «Сантоса», я быстро установил, что в следующую неделю этот клуб должен проводить сразу три игры подряд на своем поле: в ближайшее воскресенье, затем в среду и в следующую субботу. Это означало, что команда и, следовательно, Пеле будут в тот период находиться в своем городе, наверняка не выедут на гастроли, ибо даже в условиях сумасшедшего бразильского футбола, когда команды играют чуть ли не по сотне матчей в год, ни один импресарио не рискнет вывозить свой клуб на товарищескую встречу, когда он должен за семь дней провести три календарных игры. Итак, еду! Уже на следующее утро была продиктована телефонограмма московскому начальству с просьбой «разрешить командировку в город Сантос для подготовки репортажа о ходе уборки кофе на плантациях штата Сан-Паулу». Маленькая неточность в формулировке целей экспедиции объяснялась очень просто: не мог же я рисковать, объясняя заведующему отделом корсети, что отправляюсь охотиться на Пеле? В ответ мне могли бы напомнить, что совсем не за футбольными приключениями послали меня на другую сторону земного шара.

Получив на следующий день разрешение на командировку, отправляюсь на юго-запад по «Виа-Дутра» — самой оживленной автостраде Бразилии, соединяющей два крупнейших города этой страны: безмятежный, погрязший в тропической неге сибарит Рио с деловитым, задымленным работягой Сан-Паулу. Три сотни километров отличного полотна с двумя рядами движения в каждом направлении преодолеваются без особого напряжения часа за четыре. Со свистом наплывают на ветровое стекло, а затем, перевернувшись, съеживаются и исчезают в зеркале заднего обзора указатели со звучными названиями городов и поселков, через которые проходит автострада: Волта-Редонда, Пиндамоньянгаба, Таубате.

«Виа-Дутра» как-то незаметно вливается в Сан-Паулу. С трудом продравшись через вязкую автомобильную лаву, застывшую на улицах этого города-гиганта, поворачиваю на восток: на Сантос, лежащий на атлантическом побережье. Дорога петляет по горам, спускается к океану длинными извилистыми зигзагами. Еще через час по напоминающей Копакабану набережной Сантоса подкатываю к «Парке Бальнеарио» — величественному четырехэтажному дворцу, который служил тогда штаб-квартирой футбольному клубу Пеле.

В первой половине 60-х годов команда находилась в апогее своей славы, дважды завоевала звание чемпиона мира среди клубных команд, дважды выигрывала кубок Южной Америки и с неповторимой легкостью сокрушала всех своих бразильских и зарубежных соперников. Дворец «Парке Бальнеарио» был куплен тогда в кредит у семейства миллионеров Фракаролли сходившими с ума от тщеславия картолами (так зовут в Бразилии футбольных чиновников), убежденными, что лучшая в мире футбольная команда должна обладать и лучшим в мире зданием клуба.

Это было в период взлета «Сантоса», а потом, как это часто случается в футболе, команда покатилась под гору, ее доходы начали быстро падать, а вследствие неудержимой инфляции годовые взносы, которые картолы должны были выплачивать за этот чертог роскоши прежним владельцам, стремительно росли. «Сантос» оказался по уши в долгах, и слово «банкротство» все чаще и чаще начало фигурировать в футбольной прессе и в колонках светской хроники рядом с гордым названием клуба Короля. Поэтому хозяева «Сантоса» были крайне раздражены журналистами, избегали контактов с прессой. И я прекрасно понимаю, что и мое появление в этом клубе тоже может быть воспринято с подозрительностью.