Королевский туман (СИ) - Белоусова-Ротштеин Татьяна Д.

Элизабет заметила Джеймса и быстро отделилась от своей группы.

— Слава Богу, ты здесь, — выдохнула она, протягивая к нему руки, — нас всех так напугала эта история. Ты точно не пострадал?

— Я в полном порядке, — заверил её Джеймс, стараясь, чтобы его голос звучал соответственно, — прости, что опоздал. Надо было устроить всё с Огденсом.

— Да, Огденс, — она еще больше помрачнела, — это так ужасно и нелепо… Он ведь начал служить у твоего отца, когда мы еще были детьми?

— Нет, даже раньше.

Оба замолчали. Гибель старого дворецкого казалась Джеймсу именно такой, как сказала Элизабет — ужасной и нелепой. Ужасно нелепой. Огденс был в их доме всегда, сколько Джеймс себя помнил, он был неотъемлемой, незыблемой частью их жизни. Всегда спокойный, собранный, внимательный. Джеймс не посвящал его в подробности своего расследования, но именно Огденс однажды подсказал ему обратиться к антиквару Кинзману.

А в то, что Огденса убил случайный грабитель, Джеймс не верил ни на грош. И приходил этот убийца точно не за дворецким. Огденс завершил своё служение семейству Мальборо самым достойным для слуги образом.

— Когда его похоронят? — тихо спросила Элизабет.

— Завтра в десять утра, на городском кладбище.

В последние дни Джеймс всё собирался поговорить с Огденсом об отце, надеялся, что старый дворецкий знает его чуть лучше, чем сын. Не успел.

— Я обязательно буду.

— Это совсем не обязательно… И ведь завтра открытие Королевских скачек, ты не можешь его пропустить.

— Ничего, опоздаю немного. Потом вместе поедим в Аскот, — решительно возразила она и добавила уже чуть менее уверенно, — может быть, нам стоит перенести наше объявление? Не лучший момент для помолвки…

Джеймс задумался, но лишь на секунду.

— Нет, мы сделаем, как решили, — твердо возразил он. Однажды их помолвка уже сорвалась из-за обстоятельств, больше этого допускать нельзя. — Огденс бы не хотел, чтобы из-за него расстраивались наши планы.

Элизабет лишь согласно вздохнула.

— А я смотрю, — осторожно заметил Джеймс, — Седрик уже здесь. Он… прилично себя ведет?

Благородный виконт Спенсер, тем временем, продолжал разглагольствовать:

— Не только труд, но и жилищные условия бедняков ужасны! Часто в одной съёмной комнате живет такое количество людей, что о элементарной гигиене не может быть и речи. В таких хибарах нет даже занавесок на окнах, обитатели их не имеют понятия, что такое постельное бельё. Комнаты полны клопов, тараканов, крыс. А кроме того совместное проживание нескольких лиц мужского и женского пола в одной комнате подвергает испытанию моральные устои. В одной комнате на одной кровати спит вся семья, взрослые сыновья и дочери спят в той же комнате с другими постояльцами, у которых на ночь запросто остаются приятели или подружки.

При этих словах слушавшие его леди смущенно опускали глаза, джентльмены укоризненно качали головами.

— Да, ты был прав, он изменился! — горячо ответила Элизабет. — Он очень учтиво поздоровался со мной и сказал, что рад за нас с тобой. И еще сказал, что мы с девочками делаем очень важное дело. Он, оказывается, столько знает о тяготах жизни бедняков, я сама многого не знала!

— О, да, он знает…

— Я думаю, ему надо войти в парламентскую комиссию по борьбе с бедностью. Мне кажется, это подходящая служба для него теперь.

— Да, наверное…

Джеймс бросил взгляд на кузена. Какую выходку тот задумал на этот раз? Лорд Леонидас знал Седрика несравненно лучше, чем знала того леди Голди, и поэтому не сомневался, что выходка будет. Вот только какая?

Голос того звучал вдохновенно и вдохновляюще, словно на проповеди или на митинге:

— Скажу вам, как на исповеди, друзья мои, я не держу зла на того, кто нанес мне эту рану, — Седрик приподнял перевязанную руку, — ибо его раны куда страшнее моих! Я уверен, что на преступный путь его толкнуло отчаянье и безысходность, и если его поймают и предадут суду, я буду выступать в его защиту! Все мы, друзья мои, в огромном, многовековом долгу перед этими несчастными! Еще со времен «огораживания», когда было уничтожено общинное землевладение и крестьянские земли передались под пастбища для овец. Как сказал тогда Томас Мор, овцы стали пожирать людей! Сотни тысяч обездоленных крестьян устремились в столицу, в большие города, но что их там встретило? «Кровавое законодательство» — законы, принятые против обедневших крестьян, карающие нищих за нищету. Бродягу только за то, что он бродяга, могли арестовать, повесить или выслать в Австралию. Вот эти самые законы против нищих и бродяг в шестнадцатом веке и положили начало тому ужаснейшему, отвратительнейшему явлению, которое у нас процветает до сих пор и именуется чинно — «работный дом».

Джеймс почувствовал, как у него сводит скулы. Густая демагогия кузена ощущалась физически, заглушая собой запахи духов, табака, свежей краски и даже неповторимый запах предметов, привезенных с другого края света.

Элизабет слушала Спенсера с самым серьезным выражением.

— Позор! — воскликнул Седрик так громко, что на их группу начали оборачиваться и другие гости. — Эти работные дома, эти так называемые приюты, куда нуждающихся помещают насильно, они больше похожи на тюрьмы, не правда ли? Впрочем, нет, в тюрьме заключенных не заставляют работать с утра до ночи и из тюрьмы когда-то можно выйти на свободу. Из работного дома выход один — на кладбище. Устройство работных домов позволяет чиновникам ловко отчитаться перед парламентом о помощи неимущим, при том сэкономить на почти бесплатном труде и еще «решить проблему» с сиротскими приютами. Те же, кто непосредственно управляет работными домами, умудряются еще и грабить тех, кто оказался на самой низкой ступени общества! Да, управляющие объедают голодных и продают продукты на сторону. Не говоря уже о безжалостных надсмотрщиках, детском разврате, холоде и грязи! К людям относятся, как к рабочему скоту. Система построена так, что, хотя все обитатели работных домов работают практически бесплатно, они считаются в постоянном долгу за заботу государства о себе. Расплатиться они не могут и остаются пленниками работных домов до конца жизни. Из них там пьют кровь!!!

Последнюю фразу Седрик буквально выкрикнул, слова взметнулись к высокому потолку, зазвенели о стеклянные витрины.

Джеймс невежливо протолкался сквозь слушателей и подошел к Седрику с самым дружелюбным видом:

— Вот ты где, дорогой кузен! Тебе бы стоило сегодня побыть дома и поберечь своё здоровье.

— Глупости, — Седрик беспечно отмахнулся, перевязанной рукой! — Я не могу отсиживаться дома, когда творятся такие дела.

— Сэр Спенсер всё верно говорит! — воскликнул оказавшийся тут же аспирант Алекс Джонс. — А Вы, сэр Леонидас, исполните обещание устроить мне выступление в парламента? После того, что сделал профессор Адамас, наш договор в силе?

— Разумеется, в силе, — рассеяно ответил Джеймс. Джонса надо обязательно привести в парламент, там от таких как он гораздо меньше проблем, чем на улице. Пусть развлекает праздную публику.

Но что он сейчас сказал про Адамаса?…

— Послушай, Седрик, — Джеймс схватил кузена за локоть здоровой руки и притянул к себе, пожалуй, даже чересчур близко. От Спенсера привычно несло выпивкой. А ведь раньше, до изгнания, он так много не пил. — Прекрати этот балаган.

Седрик легко поймал его пылающий праведным гневом взгляд, и нагло ухмыльнулся:

— Это не балаган, — прошептал он почти в самое ухо Джеймса, подавшись вперед, — это цирк уродов. Не хватает только бородатой женщины.

Лорд Леонидас отпрянул, его лицо само собой приняло отчужденно-равнодушное выражение. Сейчас ему остается самое правильное — держаться от Седрика подальше.

— Приятного вечера, — спокойно произнес Джеймс, взял за руку Элизабет и отвел её в сторону, — ты видела мистера Мейси?

— Да, он там, — она кивнула в сторону соседнего зала и тут же побледнела, — что ты будешь…

— Просто поговорю, — Джеймс спокойно улыбнулся и направился в указанном направлении.