Лига перепуганных мужчин - Рекс Стаут

Это были последние слова, услышанные мною. Единственное, что я еще запомнил, это то, что тот провод, которым были зажаты мои виски, неожиданно порвался с шумом. Позднее Вульф мне рассказывал, что моя голова ударилась об край стола с такой силой, что он испугался, не раскололась ли она, как спелый арбуз, а я совершенно отключился.

Глава 20

Проснувшись в понедельник утром, я почувствовал, что мне не хочется вставать. Когда я очухался настолько, что сообразил, где нахожусь, у меня появилось ощущение, что я лег спать в разгаре поста, а теперь уже Рождество.

И тут я заметил, что возле моей кровати стоит доктор Волмер.

Я подмигнул ему.

– Хэлло, доктор. Я вижу, вы превратились в домашнего врача.

Он подмигнул мне в ответ.

– Я просто заглянул проверить, как на вас подействовало то, чем я накачал вас вчера вечером. Вроде бы…

– Что? Ах, да. Великий Боже.

Только тут до меня дошло, что комната залита солнечным светом.

– Который час, а?

– Без четверти двенадцать.

– Нет.

Я повернулся взглянуть на часы.

– Святые угодники!

Одним махом я спустил с кровати ноги и сел, и в ту же секунду мне показалось, что тысячи ледяных иголок вонзились мне в череп.

– Ох, черт побери!

Я поднял руки ко лбу и попробовал осторожно покачать толовой.

– Доктор, это моя голова?

Волмер рассмеялся.

– Все будет олл-райт.

– Мистер Вульф спустился к себе в кабинет?

Врач кивнул.

– Да, я с ним поговорил по пути сюда.

Я с опаской встал на ноги и двинулся к ванной. Забравшись под душ, я начал энергично растираться губкой. Доктор Волмер, подойдя к двери, сказал, что он проинструктировал Фрица в отношении моей еды. Я ответил, что не хочу никаких инструкций, а с удовольствием съем яичницу с ветчиной. Волмер снова засмеялся и ушел. Мне было приятно слышать, как он смеется, потому что если бы в моей голове действительно находились ледяные иголки, он, будучи врачом, поспешил бы их извлечь оттуда, вместо того чтобы смеяться.

Я постарался как можно скорее принять надлежащий вид и спустился вниз внешне весьма приличный, но крепко вцепившись в перила.

Вульф спросил, как я себя чувствую. Я ответил, что лучше всех, и занял свое привычное место.

Он покачал головой.

– Но, Арчи, серьезно, нужно ли тебе подниматься?

– Не только нужно, но мне следовало давно это сделать. Вы же знаете, что я - человек действия.

Щеки у него разгладились.

– А я, разумеется, привержен к сидячему образу жизни? Комическая перемена ролями произошла вчера, когда мы ехали домой из гостиницы, а это миль десять-пятнадцать, и ты положил голову мне на колени.

Я кивнул.

– Очень забавно. Я уже давно вам говорил, мистер Вульф, что половину жалованья я получаю за поденную работу, а вторую половину за то, что выслушиваю ваше хвастовство.

– Так оно и есть, но сейчас нам надо заняться делом. Я сегодня разговаривал по телефону с мистером Морли и с самим окружным прокурором. Мы договорились, что я увижусь с мистером Чапином в Томбсе в два тридцать сегодня. Ты припоминаешь, что в субботу вечером я начал диктовать тебе текст признания Поля Чапина, когда тебя прервало известие от Фреда Даркина, которое вызвало задержку. Если ты отыщешь эту страничку, мы сможем продолжить. Мне надо иметь этот текст к двум часам.

Таким образом получилось, что я не только не получил яичницы с ветчиной, о которой думал с вожделением, но даже не успел к ленчу с Вульфом и Хиббардом, потому что мне все это нужно было напечатать. К этому времени пустота в моем желудке переродилась в абсолютный вакуум, или как еще можно назвать нечто большее, чем пустота? Так что я попросил Фрица сварить мне пару яиц, принести молока, кофе, сыру и свежего хлеба прямо в кабинет на мой стол

Я понимал, что документ, который предстояло подписать Полю Чапину, должен был быть отпечатан по всем правилам искусства, моя же непутевая голова почему-то совершенно перестала обращать внимание на такие вещи, как орфография и пунктуация. Поэтому я печатал очень внимательно и медленно.

Затем я позвонил в гараж, чтобы к нашему дому доставили «седан» для Вульфа, но мне ответили, что у них уже имеются указания самого мистера Вульфа, которые предусматривают и шофера. Я подумал, не следует ли мне по этому поводу обидеться, но потом решил, что нет.

Вульф справился очень быстро (для него) с ленчем. Он явился в контору без четверти два, когда я едва-едва закончил печатать и укладывал три экземпляра признания в коричневую папку. Вульф забрал ее у меня, велел мне взять блокнот и записать все, что мне делать в его отсутствие. Он объяснил, что просил прислать шофера из гаража. Кроме того он упомянул, что, учитывая возможность прихода разных посетителей, он договорился с Хиббардом, что тот днем никуда не будет выходить из своей комнаты до самого обеда.

Пришел Фриц предупредить, что машина ожидает у подъезда. Вульф сказал, что будет готов через несколько минут.

Я, в который уже раз, поразился невероятному самомнению и выдержке Вульфа. Оказывается, уже многое было подготовлено для приема членов «Лиги перепуганных мужчин» в нашем бюро вечером в девять часов. И это до того, как Вульф вообще повидался с Чапином. Разумеется, я не знал, что ему могла рассказать Дора, кроме пары мелочей, включенных в текст признания, но ведь подпись под этим документом должна была поставить вовсе не Дора, а ее хромоногий супруг с белесыми глазами. А заставить его это сделать было нешуточным дельцем, так что я не переставал радоваться тому, что Вульф не вздумал поручить его мне.

Вообще, проявляемая Вульфом в этот день энергия была поистине сногсшибательной.

Мало того что он за два дня дважды согласился покинуть стены своего жилища, что само по себе было рекордом, он еще собственноручно звонил в Бостон, Филадельфию и Вашингтон членам «Лиги» и человекам шести-восьми в Нью-Йорке. И это уже после того, как мы вернулись домой в воскресенье вечером, и даже звонил из своей спальни сегодня утром.

Мне поручалось известить о сборище остальных и обеспечить максимальный «сбор клиентов».

Уже перед самым уходом Вульф дал мне еще одно сверхсрочное задание: он велел немедленно съездить к миссис Бартон и продиктовал мне два вопроса, которые я должен был ей задать и уточнить их с горничной.

Фриц стоял в дверях, держа наготове пальто Вульфа.

А тот придумал еще кое-что.

– И я почти позабыл, что наши гости захотят что-нибудь выпить. Фриц, посмотрим, что нам требуется. Арчи, отправляйся без задержки, ты должен возвратиться к трем…

Я ушел. Пройдя через весь гараж к своему «родстеру», я с удовольствием вдыхал пропахший бензином воздух, потому что мне казалось, что он вытравливает из меня все недуги. Я сел за руль и поехал.

Все же Вульф меня здорово беспокоил. Я считал, что он неправомерно спешит, опережая естественный ход событий. Не подождать, пока признание Чапина будет действительно в его кармане, было в духе Вульфа. Упование на везучесть, на счастливый случай было характерно для него, возможно, оно составляло важную часть его успехов. В отношении Вульфа для меня было много вещей, на знание которых я никогда не претендовал, но я не мог не думать, чем закончится сегодняшний вечер, если Поль Чапин заупрямится.

Вульф предупредил, что оба вопроса, которые я должен был задать миссис Бартон, имеют огромное значение. Первый был прост: звонил ли доктор Бартон Полю Чапину между шестью пятьюдесятью и семью часами с просьбой прийти к нему?

Второй вопрос был более сложным: в субботу вечером пара серых перчаток лежала на столе в холле Бартонов. Они лежали на краю стола, ближайшем к входной двери. Были ли перчатки убраны тогда кем-нибудь из домочадцев до семи двадцати?

Мне повезло. Все были дома.

Экономка заставила меня подождать в гостиной, миссис Бартон пришла ко мне туда. Одета она была в серое платье, этот цвет ей явно не шел, но ее умение держаться было потрясающим.

Для ответа на первый вопрос ей понадобилось всего несколько секунд. Нет, она знает, что доктор Бартон никому не звонил после шести тридцати в субботу вечером.

Второй ответ занял больше времени. Миссис Курц оставалась в стороне, поскольку ее в тот вечер не было дома. Дочь Бартонов, уехавшая до шести тридцати, тоже вышла из игры, но я все же попросил миссис Бартон пригласить ее в гостиную, чтобы удостовериться. Она заявила без колебания, что не оставляла в приемной никаких перчаток и не видела там чужих. Она послала за Розой.

Роза пришла. Миссис Бартон спросила у нее: не убирала ли она пару серых перчаток со стола в приемной между шестью тридцатью и семью двадцатью вечера в субботу?

Роза посмотрела не на меня, а на миссис Бартон. После довольно долгого колебания она сказала:

– Нет, мадам. Я не убирала перчаток, но миссис Чапин…