Рыцари пятого океана - Андрей Рытов

Даже Иван Логинович Федоров, не любивший на людях показывать свои чувства, не удержался однажды и после какого-то разбора полетов поднял руку, призывая к тишине:

- А ну, давайте "Священную войну", - и сам громким голосом вывел первый куплет.

Было и после "Священной войны" создано поэтами и композиторами немало хороших песен: шутливых и лирических, боевых и с грустинкой. Их горячо приняли, они стали спутниками бойцов. Но такой, как "Священная война", что родилась в самый трудный для Родины час, по-моему, не было,

На одном из совещаний политработников я особо остановился на роли песни в патриотическом воспитании воинов. Кто-то из присутствующих иронически улыбнулся: тут, мол, война идет, а он о песнях говорит. Этим ли сейчас заниматься?

Товарищ, очевидно, не понимал, что добрая песня в бою не помеха. Когда человеку особенно тяжело, без нее обойтись трудно.

Горькие дни

27 июня из Румболо через Ригу шла колонна грузовых автомашин. Возглавлял ее капитан Сазонов. Прибыв к нам в штаб, он доложил, что на Московской улице и при выезде из города их обстреляли из винтовок.

- Удалось привести только четырнадцать машин, - сетовал капитан. Остальные где-то растерялись под огнем.

- Нельзя оставлять их в городе, - предупредил я Сазонова. - Каждая машина сейчас на вес золота. Придется разыскать отставший транспорт и только потом двигаться дальше.

Капитан оказался расторопным человеком. Он нашел все до единой машины и в целости привел их в пункт назначения.

Вскоре я снова уехал на аэродром Митава, к Федору Ивановичу Добышу. Он по-прежнему держал свой полк в кулаке. Каждый день организовывал вылеты на боевые задания. Несмотря на вражеские бомбардировки, ему удалось сохранить самолеты почти полностью. Сказывался опыт, полученный им в Китае и в боях с финнами. Сейчас Добыта беспокоила судьба семей однополчан, оставленных на прежнем месте дислокации части.

- Надо принимать меры, Андрей Герасимович, - тревожился командир.

- За чем же дело, Федор Иванович? Организуйте из солдат команду, выделите машины и сегодня отправьте туда, - распорядился я. - Старшим назначаю замполита 116-й авиабазы Полищука.

- Вот это деловой разговор, - удовлетворенно произнес подполковник.

Связавшись с управлением военных перевозок Рижского узла, я договорился, когда и в каком пункте будет посадка семей военнослужащих в эшелон. Потом объявил об этом летчикам и техникам. Надо было видеть, какой радостью озарились их лица. Теперь они знали, что их семьи не будут брошены на произвол судьбы, и могли с полной отдачей заниматься своими служебными делами.

С Добышем у меня давнее знакомство. Небольшого роста, подвижной, он как шарик катался по аэродрому и успевал делать все, что необходимо. В полку его уважали за твердость характера. Уж если что пообещал - слово сдержит. За усердие вознаградит, а за провинность никому спуску не даст.

После китайских событий я на время потерял его из виду. Встретились мы снова незадолго до Отечественной войны, кажется, на партийной конференции. Меня тогда избрали членом окружной партийной комиссии, и Федор Иванович подошел поздравить. С того времени Добыт мало изменился, только на лбу его залегла глубокая морщинка.

- Долбят нас немецкие истребители, а мы им сдачи дать не можем, - сказал он мне, когда люди разошлись по самолетам.

- Но ведь вчера у вас, кажется, был удачный вылет?

- Да. Но здесь не Китай. Разве можно летать без сопровождения? Посмотрите, - показал он рукой на стоянку, - редко какая машина пришла без пробоин.

Я хорошо понимал Федора Ивановича, но помочь ему ничем не мог. Истребителей в дивизии осталось мало. Они едва успевали отражать вражеские налеты на аэродромы и другие важные объекты.

В полку Добыта было немало опытных экипажей. К примеру, старший лейтенант Стольников, о котором я уже рассказывал. Отечественная война застала его на западных рубежах страны. В одном из вылетов самолет Стольникова был подбит зенитным огнем в районе Двинска. Довести машину на свой аэродром не было возможности. Пришлось подыскивать подходящую площадку и садиться на фюзеляж. Когда фашисты начали окружать экипаж, командир поджег самолет и через топкие болота и лесную чащобу провел своих людей к линии фронта.

- А ведь мы собирались уже писать на родину, что вы пропали без вести, сказал Стольникову комэск.

- Рано отпевать, война только начинается, и мы еще не одному фашисту покажем дорогу на тот свет.

Кстати говоря, Стольников прошел с боями всю войну, потом испытывал новую авиационную технику, был советником в авиации Китайской Народной Республики. Сейчас он полковник запаса, живет в Подмосковье.

Да, летчики дрались отважно, но у нас не хватало машин. И не только истребителей. Из 241-го штурмового авиационного полка политрук Новиков сообщал: "В строю остался один боевой самолет. Второй требует капитального ремонта. Остальные двадцать пять уничтожены в воздухе, потеряны на земле, во время бомбежек и при вынужденных посадках. 25 июня при выполнении боевого задания погибли три человека: капитан Бордюков, член ВКП (б); старший политрук Стаценко, заместитель командира полка по политчасти; лейтенант Ероскин, кандидат в члены ВКП(б)".

В том же донесении Новиков посчитал нужным поставить руководство дивизии в известность, что летчики выражают недовольство старыми машинами, не отвечающими требованиям войны. Что ж, они были правы, однако новых самолетов у нас пока не было. И мы - Федоров, Дмитриев и я - звонили и писали в вышестоящие инстанции: дайте технику!

Потеря материальной части в воздушных боях и от бомбовых ударов противника по аэродромам порождала среди некоторой части летного состава уныние и ослабление дисциплины. Поговорив об этом с командиром дивизии, я решил навестить "безлошадников" - ребят, потерявших свои самолеты.

В землянке было так накурено, что в синем дыму с трудом просматривался тусклый огонек лампы-коптилки. Мой визит, видимо, оказался неожиданным. Смутившись, хозяева поспешно встали, предварительно убрав бутылку со стола.

- Зря прячете, видел, - спокойно сказал я и сел на краешек скамьи, освобожденный одним из летчиков. - По какому поводу банкет?

Все молчат, опустив головы.

- Может быть, и меня угостите? - в шутку спросил я.

- Да ведь не будете пить, - осмелел кто-то. - Самогон.

- Самогон, конечно, не буду. А вы с какой радости пьете его?

- Обидно, товарищ полковой комиссар, - загудело вдруг несколько голосов. Другие воюют, а мы только в небо глазеем. Хоть бы винтовки, что ли, дали, в пехоту бы пошли.

- Надо будет - и в пехоту пойдем, - говорю им. - Но пока она и без нас обходится.