Рыцари пятого океана - Андрей Рытов

Доложив об обстановке в полках, я услышал в ответ:

- Вот директива Наркома обороны. Приказано приступить к активным боевым действиям. - Федоров поднялся из-за стола. - Читай, комиссар.

Я ознакомился с документом и тоже порадовался: наконец-то снят запрет, связывавший инициативу командиров, охлаждавший боевой порыв наших летчиков.

Вошел офицер штаба с новым распоряжением: нанести бомбардировочный удар по Кенигсбергу, Мемелю и Тоурагену.

- Вот это уже деловой разговор! - Глаза Федорова загорелись боевым азартом. - Давай звонить Могилевскому.

Телефонистка соединила его с Виндавой:

- Могилевский? Как дела? Нормально? Возьми пакет, что лежит у тебя в сейфе, вскрой его и действуй, как там написано.

Командир полка подтвердил, что приказание понял и приступает к его выполнению. В пакете том как раз и было сказано, что в случае развязывания войны 40-й полк скоростных бомбардировщиков наносит удар по военным объектам.

В десять часов две минуты наши краснозвездные бомбовозы взяли курс на запад.

Уже после войны мы как-то встретились с Иваном Логиновичем и вспомнили первый день лихолетья.

- Как жаль, что мы не знали тогда о расположении в Восточной Пруссии, в районе Ростенбурга, ставки Гитлера "Волчье логово", - сказал я Федорову. Можно было разбить его в пух и прах.

- Конечно досадно. Но кто же предполагал, что логово хищника было у нас под боком?..

В ожидании сообщения от майора Могилевского я позвонил в 21-й истребительный полк, стоявший на окраине Риги. Временно нарушенная связь была восстановлена. Я знал, что наши самолеты вышли на перехват фашистских бомбардировщиков, но о результатах Юров пока не докладывал.

- Результаты? - переспросил батальонный комиссар. - Неважные. Из десяти пушечных самолетов эскадрильи капитана Нестоянова половина не вернулась.

- Сбиты?

- Нет, - поспешил успокоить меня Юров. - Сели на вынужденную. Не хватило горючего. Две машины разбиты.

- Ну а летчики, летчики как? - стараясь перекричать шум и треск в телефонной трубке, беспокойно выпытывал я у Юрова.

- Все живы. Посылаем за ними машину. Несмотря ни на что, настроение у людей бодрое, товарищ полковой комиссар. Рвутся в бой.

Несколько позже Юров прислал политдонесение. Написано оно было карандашом, на мятом, оборванном с краев клочке бумаги. В такой напряженной боевой обстановке не до канцелярских формальностей. Главное, что донесение дышало огневой страстью. Я не уловил в нем даже и намека на растерянность. Юров кратко докладывал: сбито девять вражеских самолетов. Старший лейтенант Гаркуша и лейтенант Комиссаров в первых же воздушных схватках уничтожили по две фашистские машины. Самоотверженно, не жалея сил, трудятся техники и механики.

21-й истребительный полк был укомплектован хорошо подготовленными летчиками, и потери он нес в основном не в воздухе, а на земле. Аэродромы, на которых ему доводилось базироваться в первые дни войны, подвергались неоднократно массированным налетам вражеской авиации. "На сегодня, - писал Юров в одном из своих донесений, - у нас осталось шесть исправных самолетов. За последнюю неделю от бомбежек мы потеряли пятнадцать машин".

Забегая вперед, скажу, что, несмотря на потери, полк майора Мирошниченко дрался геройски. Только за июль и август на старорусском и новгородском направлениях его летчики совершили 2366 боевых вылетов, сбили в воздушных боях 87 самолетов, уничтожили 42 танка, 46 автомашин, 5 бензоцистерн, 14 орудий и много другой боевой техники противника.

Личный состав этого полка имел настолько богатый боевой опыт, что, когда потребовалось, ему не нужно было уезжать в тыл на переучивание. За двадцать три дня люди непосредственно на фронте овладели новым самолетом ЛаГГ-З и продолжали успешно сражаться с врагом.

В Либаве, где мне довелось побывать рано утром, я не смог долго задерживаться, и сейчас, когда мы дали знать, что все запреты на активные боевые действия сняты, меня чрезвычайно интересовало, как там дела, как дерется полк.

Ни Зайцева, ни Головачева в штабе не оказалось. По телефону со мной разговаривал дежурный по части.

- После вашего отлета нас еще раз бомбили, - сообщил он.

- Потери есть?

- Четверо убито, шесть человек ранено.

- А как дела в воздухе?

- Дерутся наши здорово!

В конце дня я узнал от батальонного комиссара Головачева, что с началом активных боевых действий 148-й полк сражался мужественно и организованно. Некоторые летчики провели по шесть и более воздушных боев. Счет сбитых вражеских самолетов открыл капитан Титаев. Фашистский бомбардировщик, подожженный им, упал неподалеку о г Либавского аэродрома и взорвался.

- А видели бы вы, как работали техники и механики! - не удержался от похвалы Головачев. - Хоть пиши приказ о поощрении каждого из них.

- И надо написать, - поддержал я комиссара полка. - Сейчас это особенно важно - поднимать боевой дух людей, отмечать их усердие.

- Мы рассказали всему полку о тех, кто особенно отличился, - сказал Головачев.- В частности, о воентехнике первого ранга Загородском. Под бомбежкой свою машину выпустил в полет и помог товарищу подготовить самолет. Отлично работал водитель автостартера красноармеец Фадеев.

Батальонный комиссар Головачев был опытным, энергичным и инициативным политработником. Оп быстро оценивал сложившуюся обстановку и тут же принимал необходимые меры. Подчиненные уважали его как летчика, ценили как чуткого, душевного человека. Порадовал майор Могилевский.

- Налет на Кенигсберг, Тоураген и Мемель закончился успешно, - сообщил он но телефону. - Был мощный зенитный огонь, но бомбы сброшены точно на объекты. Потерь не имеем.

Это был первый удар наших бомбардировщиков но военным объектам в тылу противника. И на этом примере мы поняли, что измышления гитлеровской пропаганды, будто советская авиация полностью парализована и не способна к сопротивлению, не стоят выеденного яйца.

В суматохе минувшей ночи и необычно горячего дня я не смог позвонить домой и теперь, вспомнив об этом, поднял телефонную трубку: надо успокоить семью. Надо. А как это сделать?

- Началась война. Уезжаю в Митаву, - сказал жене и тут же подумал: "Вот так успокоил. Ну, да ничего. Она все поймет, подруга старого солдата..."

Проезжая по Красноармейской улице, я услышал выстрелы. Били сверху, вероятно, с чердака какого-то здания. Пули в нескольких местах продырявили крышу "эмки". Шофер побледнел, до хруста в суставах стиснул баранку и на бешеной скорости выскочил на Московскую улицу.

- Тише, - предупредил я его. - Перевернемся или в столб врежемся.

У подъезда к мосту через Западную Двину снова раздались сухие щелчки винтовочных выстрелов. Значит, диверсанты и их местные приспешники активизируются. Они давали о себе знать и перед началом войны: нередко нарушали телефонную связь, производили взрывы и поджоги, из-за угла убивали военных, в первую очередь командиров и политработников...