Развестись и попасть - это я умею. Путь львицы - Алиса Рудницкая

Я всё не могу выбросить из головы нашу беседу. Ты говорил о музыке, а я до сих пор слышу в ушах те слова, как будто ты пел.

Мне нечасто доводится чувствовать, что меня не только слышат, но и слушают. Спасибо тебе за это. Надеюсь, ты не сочтешь за дерзость, если я скажу, что жду нашей следующей встречи?

– Аэлрия»

«Госпожа Аэлрия,

Позвольте поблагодарить Вас за беседу во время вчерашнего приема. Я тоже редко встречаю кого-то, кто умеет слушать по-настоящему. Ваша точность в словах и способность видеть суть вещей оставили на мне неизгладимое впечатление.

Я осмелюсь надеяться, что мы когда-нибудь продолжим наш разговор – возможно, уже без шума зала и чужих ушей.

С уважением, Лаурэант из рода Тир’Эстель»

Далее шло ещё штук пять в том же духе. Благо, у эльфов не было принято писать длинных писем, вместо этого они обменивались красивыми открытками в конвертах. И вот, довольно быстро осторожные расшаркивания сменились сахарно-сладким сиропом. У меня аж зубы заболели.

«Моя светлая.

Сегодня утром, прогуливаясь вдоль берегов Риэндара, я нашел цветок – белую арлину. Таких не бывает в это время года. Сразу подумал о тебе.

Ты тоже идешь наперекор всему, что «должно быть». Я не знаю, чем заслужил твою улыбку, но если она когда-нибудь станет моей – я обещаю, буду беречь ее, как этот цветок.

Я засушил его и поставил в рамку. Теперь он будет напоминать мне о тебе в дождливые дни.

Лаурэант»

«Мой дорогой Лаур!

Сегодня я вышивала и вдруг поняла, что весь узор вышивается по памяти – из цветов, что ты однажды собрал для меня. Я не планировала, просто руки сами начали.

Мне нравится, как ты смотришь на мир. Я хочу учиться у тебя этому спокойствию. В моём мире всё летит слишком быстро. С тобой рядом я впервые чувствую, что могу просто быть.

Ты – воздух в моей груди. Пожалуйста, не исчезай.

Твоя Аэлрия»

Мне аж поплохело. Ваниль я никогда особо не любила, а тут ее было столько, что хватило бы наполнить ей небольшое озеро. Благо, за этими письмами следовало официальное письмо с признанием в любви и обещание руки и сердца. Потом – тишина почти в четыре года. И переписка возобновилась снова. Писем от Лаурэанта стало меньше, а от Аэлрии – напротив, больше.

«Аэлрия,

Прости, но я не могу выполнить то, о чём ты просишь. Моё время сейчас принадлежит моей работе и моим мыслям. Я понимаю, что ты устаешь, и сожалею, если моё молчание тебя тяготит.

Но ты знала, кем я был, когда выходила за меня. Ты говорила, что примешь меня таким. Разве не это – основа доверия?

Пожалуйста, не превращай наши вечера в список невыполненных задач.

Л.»

«Лаурэант,

Я понимаю, что служба требует от тебя постоянных поездок и сосредоточенности. Двор и дипломатия не прощают слабостей, особенно таких, как домашняя привязанность. И всё же – я рискну напомнить: ты не только сын великого рода, ты ещё и мой супруг.

Последние недели я почти не вижу тебя. Когда ты всё же приезжаешь, ты будто не возвращаешься – ты просто находишься в тех же покоях, что и я, но не рядом. Ты говоришь со мной, как с коллегой по миссии, не с женщиной, с которой делишь ложе.

Я не прошу невозможного. Я не упрекаю – я прошу. Иногда просто будь. Иногда вернись не только телом, но и вниманием. Увы, мне не с кем разделить вечерние размышления – ты всегда занят или устал.

С теплом, если оно тебе ещё знакомо,

Аэлрия»

«Лаурэант,

Я давно заметила, что мои письма стали односторонним обрядом – ритуалом, лишенным ответа. Мне бы хотелось верить, что ты хранишь их где-то, перечитываешь в переломные моменты между переговорами. Но боюсь, они так и остаются непрочитанными, как и я – незамеченной.

Ты по-прежнему сдержан и учтив, безупречно холоден, как всегда. Я старалась соответствовать, я тоже умею быть гордой. Но даже самый прочный лед трескается от одиночества.

Ты… из-за тебя я чувствую себя сумасшедшей. Я всегда была довольно агрессивной, я это понимаю. Но ты превращаешь меня в психопатку! И еще никогда во время приступов злости я не ощущала себя настолько пустым местом.

Я так больше не могу.

Когда ты возвращаешься из очередной поездки, я больше не чувствую радости. Я чувствую только напряжение – как будто мы оба боимся признаться себе, что больше не знаем, зачем вместе.

Я не обвиняю. Я просто больше не хочу уговаривать себя, что всё в порядке.

Будь осторожен в дороге,

Аэлрия»

Что ж… все это было ожидаемо. И, что странно, не причинила мне никакой боли. Пока я читала, тихонько вернулся Сэли и пододвинул ко мне чай, пахнущий валерианой. Он, будто походя, начал брать уже прочитанные письма и проверять их, положив на них руку и прикрыв глаза.

– Грустно, – пожаловалась я Сэли, с благодарностью отпив успокоительного чая. – Лаур подарил мне сказку поначалу. Был… эх, был парнем из книжек, парнем мечты. И что с нами стало?

– Поэтому мне куда больше нравится подход клана Тиар’Мэлин к отношениям, – пожал плечами Сэли, многозначительно указав на свою метку на шее. – Мы партнеры. Мы не обещали друг другу быть навсегда вместе. Мы даже не были влюблены. Я приглянулся Илли. Возможно даже тем, что был полной противоположностью твоему отцу. Я был не в восторге от нее. Она казалась мне слишком, гм… старой. Мне даже за сотню не перевалило, а ей уже было три сотни.

Он мечтательно улыбнулся.

– Илли до сих пор ведет себя иногда со мной как мамочка. Но это просто такой путь. Те, кто хотят встать на путь львицы, часто выбирают себе пассию помладше и победнее. Я ведь был младшим смотрителем конюшен до того, как она прибрала меня к рукам. До сих пор люблю рогатых дурачков, хожу иногда их вычесывать и менять подковы.

– Странная любовь, – хмыкнула я, а потом поправилась. – Я не имею в виду, что плохо любить, как ты выразился, рогатиков. Нет, я про то, что для меня ваши ваша с мамой любовь немного… чудная.

– Спокойная и взрослая, – пожал плечами Сэли. – Она любит меня и заботиться. Я люблю ее и забочусь. То, что между нами никогда не было обжигающей влюбленности, не значит, что мы плохо живем. Так-то отношения у нас почти идеальные.

Я