НеТемный 8 - Александр Изотов

рукоять которого торчала в снегу, завалившем его укрытие. Он лишь зажмурился и, схватив медальон на груди, стал усиленно молиться.

Со вздохом я подавил порывы своей совести. Ещё большой вопрос, как бы этот юнец поступил, пройди мы мимо — он вполне мог и воткнуть клинок в спину.

Или не мог… Да ну смердящий свет, как же это накладно, быть добрым и светлым.

— Знаешь, кто я? — с улыбкой спросил я.

Тот, не открывая глаза, закивал. Я же, обратив внимание на то, как он сжимает медальон, где поблёскивал символ Яриуса, золотое солнце. Его губы так и шевелились.

— Что, не отвечает, как раньше? — участливо спросил я.

Храмовник распахнул глаза, в которых даже проскочил гнев, но он тут же потонул в новом страхе. Потому что огромный бросс, тот самый, из-за которого происходит странное и страшное, здесь, перед ним…

Молчаливая чародейка и посапывающий на снегу бард такого ужаса ему не внушали.

Я вдруг поставил Храмовника на снег и спросил:

— А хочешь, объясню, почему твой бог перестал отвечать на твои молитвы? Ты вообще представляешь, что за мальчишку вы похитили?

Всё-таки я попал в самую суть. Эх, жаль, не было при мне Губителя Древа, иначе все мысли этого юнца уже были бы передо мной, как на ладони.

Но, может, это тоже такое испытание? Что, Небо и Древо пытаются научить меня доверять людям без божественных артефактов. Я поморщился — ох, как не люблю я такие ненадёжные способы.

— Да… — вдруг произнёс Храмовник, — Хочу понять!

Глава 20

Молодого Храмовника даже не потребовалось подгонять или как-то угрожать, он сразу же повёл нас через лес. Спускаясь, он взял заметно на юг и даже прибавил шагу, опасаясь, что за нами может быть погоня.

Я бы спросил у Виола, сколько действуют его миражи, но бард всё так же умиротворённо посапывал у меня на плече. Оставалось надеяться, что раз он потратил столько сил, значит, магия будет длиться долго.

Кстати, нашего пленника, если его можно так назвать, вдруг будто прорвало… Когда я его попросил рассказать, не кажется ли ему подозрительным то, что происходит с орденом Храмовников, из парня полилась сбивчивая речь, как из рога изобилия. Видно было, что он долго сдерживался.

Храмовника звали Леонидом, и оказался он в Храмовниках Яриуса не так уж и давно. Видимо, потому так и сомневался — не успел ещё свыкнуться с тем, что любой удар этим золотым клинком является праведным ударом.

Молодой, ещё горящий мыслью о борьбе с силами зла, он участвовал в нападении на Храм Хморока. Тот самый, из которого, по заверению учения Храмовников, в мир проникает зло. Что бог мрака Хморок, побеждённый давным-давно Яриусом, пытается вернуться и положить конец тысяче лет светлого благоденствия. Ни о каком равновесии, кстати, в учении Храмовников не говорится.

Сам Леонид был родом из небольшой деревушки, что находилась под Раздорожьем. Настолько небольшой, что до их деревенского прихода, видимо, не дошли все последние новые веяния.

За особое рвение благословлённый деревенским священником, он приехал в северный Храм Яриуса, который уже давно построили под Хладоградом, и вступил в ряды Храмовников. Как же Леонид удивился, когда стал знакомиться с современным учением последователей Яриуса.

Слишком многое изменилось… Переписанные трактаты, изменённые молитвы, и строгий наказ настоятеля избавиться от старого потрёпанного молитвослова, подаренного Леониду ещё бабушкой. Он его, конечно же, не выбросил, а после второго намёка настоятеля сжёг совсем другую книгу.

Ещё больше молодого Храмовника удивил приезд в Храм какого-то странного жреца из Межемира, который проводил странное посвящение. Просто любому было понятно, что это — Тёмный. Так называли служителей Хморока в трактатах, и любой знал, что они проповедуют тёмную магию.

Леонид тогда повредил ногу в испытаниях, и пропустил это посвящение. На самом деле сомнений в его душе было очень много, и он симулировал ранение.

Он смог тайно пробраться ночью в храм… Ночью! Никогда обряды Яриуса не проводились ночью, но только не в обновлённом учении, где днём Храмовники молились самому Яриусу, а ночью — его тени, опускающейся на мир и хранящей его. Причём Тень Яриуса почиталась отдельным от бога солнца, была его ночной инкарнацией, и часто в трактатах называлась Хранительницей Ночи.

Я лишь хмыкнул, услышав это. Ух, смердящий свет!

Надо отдать должное, в этом мире Бездна создала воистину изящную и тонкую ересь, совратив сердца Храмовников Яриуса. Впрочем, судя по тому, как сам бог солнца легко совратился Бездной, там много усилий и не надо было.

Леонид рассказал, что увидел в ночи обряд с пролитием крови и с открытием портала во Тьму. Жрец накладывал руки, откалывая частички души и бросая их в портал.

Потом Леонид понял, что его собратья по оружию стали другими. Он не мог точно описать, но чувствовал, что они изменились. Вроде стали более востребованными к справедливости, более ревностными к вере, но при этом обозлились, и сердца их очерствели.

Самому Леониду повезло — он должен был пройти это посвящение позже, при следующем приезде того жреца, но вдруг в Храм пришло известие. Приказ срочно собирать отряды и двигаться через залив в Бросские Горы. Колесо пророчества закрутилось и, как говорится, началось…

— Так мы и оказались у Храма Хморока, — сказал Леонид, быстро перебирая ногами рядом со мной. В доспехах нам было не очень удобно тащиться сквозь глубокий снег, и в этом мы с ним были братьями по несчастью.

— Вместе с тёмными, — кивнул я, — При этом это уже были лучевийцы.

— Да, я считал это неправильным, но командир требовал заткнуться и больше молиться, — кивнул Храмовник, — А ещё я увидел тогда тебя, как ты убивал моих собратьев и кричал Хранителям Хморока, что вера больше нас не защищает. И это было действительно так, мои молитвы не пробуждали больше мой источник магии!

Он надолго замолчал, потом вдруг спросил:

— Кто тот мальчишка?

— Так сразу-то и не объяснишь… — я усмехнулся.

Мне и самому было многое непонятно, я знал наш путь лишь собственными ногами. А уж какие там писания лиственников надо зачитать этому Храмовнику, чтобы он проникся горячей верой, я и подавно не знал.

Но у меня было, что ему сказать. Поэтому я, мило улыбнувшись, лишь спросил:

— Не хочешь ли поговорить о Древе?

* * *

Снег перестал идти, когда перед нами открылась бухта со стоящим в неё кораблём.