Звездный скиталец (С иллюстрациями) - Николай Гацунаев

— Нужны, — вздохнул барон.

— Тогда не теряйте времени.

— Хорошо, шеф. — Дюммель все еще колебался. У самых дверей он оглянулся. — Вы не шутите, герр Симмонс?

— Ничуть, Зигфрид.

— Тогда я пошел?

— С богом, барон.

Дюммель вышел, прикрыв за собой дверь.

— По-моему, ты переигрываешь, Эрнст, — улыбнулась Эльсинора.

— Возможно.

Симмонс наклонился, поцеловал ее в щеку. Она ласково провела рукой по его волосам. Он перехватил ее ладонь и поднес к губам.

— Хочется хоть на минуту почувствовать себя богом. Могу я себе это позволить?

— Конечно, можешь. — Она рассмеялась. — Как прикажете к вам обращаться в такие минуты?

— На ты. Бог — единственная персона, к которой англичане обращаются на ты.

— Даже теперь? — усомнилась она.

— Когда теперь?

— Ну тебя! В XXIII веке, разумеется.

— Не знаю, — откровенно признался он. — Ни разу не бывал в церкви. Как-то не до того было.

— А ведь церкви там все еще есть.

— Есть. И верующие есть. Секты, общины…

Они умолкли, занятые каждый своими мыслями. В дверь негромко постучали.

— Войдите, — откликнулся Симмонс. Дверь отворилась, и в комнату вошел Дюммель с двумя ведрами строительного мусора.

— А, вот и вы, Зигфрид! — оживился Симмонс. Взял из рук сконфуженного барона ведра, прикинул, взвешивая. — Пожалуй, достаточно. А теперь не сочтите за труд прогуляться с мадам по парку полчасика. Не возражаете? И боже вас упаси пытаться ее обольщать!

Дюммель досадливо поморщился и вздохнул.

— Знаю я вас, старого греховодника! — не унимался Симмонс, выпроваживая немца из комнаты. — Вам только в рот палец положи.

— …живо выплюнете! — докончила за него Эльсинора и, отстранив мужа, взяла барона под руку. — Ведите меня, рыцарь. И не обращайте внимания на этого брюзгу. Ой!

Симмонс невозмутимо почесал переносицу.

— Одерни! — Эльсинора звонко расхохоталась. — Никто любить не будет.

— Это как раз то, чего я добиваюсь, — усмехнулся Симмонс. И захлопнул за ними дверь.

Минут сорок спустя Симмонс отыскал их в беседке возле пруда. Эльсинора бросала лебедям кусочки хлеба. Дюммель с угрюмой сосредоточенностью наблюдал за птицами.

— Идиллия! — усмехнулся Симмонс и со стуком поставил перед Дюммелем ведерко, прикрытое полотенцем. — Получайте ваши сокровища, барон. Утрите нос динозавру.

Дрожащими пальцами барон сдернул полотенце и ахнул: ведро было доверху наполнено новенькими наполеондорами.

Акционерное общество «Дюммель и K°» процветало. Складские помещения ломились от хлопка, льна, каракульских смушек, семян люцерны, конопли, кунжута. Хлопкоочистительные заводы едва успевали перерабатывать хлопок-сырец, узкоколейка работала с полной нагрузкой, зафрахтованные Дюммелем пароходы с тяжело нагруженными баржами курсировали между Чалышем и Чарджусм по предельно уплотненному графику, и вес же на пристани и отгрузочных площадках поднимались с каждым днем все выше пирамиды из прессованного волокна.

Пришлось обратиться к каючникам, но те до самого конца навигации были наняты другими промышленниками и, слушая заманчивые посулы агентов «Дюммеля и Компании», лишь прискорбно чмокали и разводили руками.

Симмонс выходил из себя и закатывал Дюммелю разгон за разгоном. Еще двумя годами раньше тот бы, наверное, с ума сошел от всего, что ему ежедневно приходилось выслушивать, но теперь сохранял завидное хладнокровие и присутствие духа.

— Ума не приложу, чего вы кипятитесь? — невозмутимо пожимал он плечами после очередного симмонсовского нагоняя. — Дела идут лучше некуда. Деньги лопатой загребаем. Конкуренты на ладан дышат. Чего еще нужно?

За последнее время немец разительно изменился. От облапошенного, вконец потерявшего голову растяпыбарона не осталось и следа: почувствовав твердую почву под ногами, Дюммель как-то уж очень быстро обрел душевное равновесие, все больше и больше ощущал себя хозяином положения. Даже встряска, которую устроил ему Симмонс, перебросив в 1878 год и пригрозив оставить там «у разбитого корыта», мало что изменила.

Дюммель буквально на глазах становился фигурой в деловом мире. С ним стали считаться, его побаивались, перед ним заискивали и лебезили. Изменился он и внешне: стал как-то более собран, подтянут и элегантен, насколько может быть элегантным боров средней упитанности. И — вот уж воистину неисповедимы свойства души человеческой! — после всего, что сделал для него Симмонс, вытащив буквально из грязи да в князи, — боготворить бы барону-неудачнику своего шефа-спасителя, ан нет! Бурлила строптивая тевтонская кровь, шибала в голову. Какими только оскорбительными эпитетами ни награждал Дюммель своего патрона (мысленно, разумеется). Однако в присутствии шефа робел, хотя старался не подавать виду.

«Вот тебе и презренный металл! — размышлял между тем ничего не подозревающий Симмонс, не без удивления разглядывая сидящего перед ним Дюммеля. — Скорее уж облагораживающий, чем презренный. С тех пор, как собственный счет в банке открыл, не узнать барона. Приосанился, франтить стал, даже, пожалуй, помолодел, стервец. Собственным мнением обзавелся. Ну, погоди, немчура паршивая!»

— Что еще нужно, изволите спрашивать? — Симмонс легонько похлопывал ладонью по гладкой поверхности стола. — Это вы всерьез, или как?

Немец пробормотал что-то невразумительное.

— Вы, кажется, в самом деле полагаете, что горы тут без меня своротили? Хреново работаете, Дюммель! Хреновее некуда!

— Стараюсь, — барон угрюмо пожал плечами.

— Хреново стараетесь! Я вам, кажется, русским языком объяснял: ни одного конкурента не оставлять! Всех по ветру! Пусть сам хан хивинский под вашу дудочку пляшет. Прибрать к рукам весь оазис! От Шарлаука до Аральского моря один хозяин — «Дюммель и K°»! Вы что, не поняли меня тогда?

— Понял, — хмуро буркнул Дюммель.

— Так в чем дело? Нищих каючников не можете уговорить? Да скупите все каюки к чертовой матери. Предложите такие деньги, чтобы у них глаза на лоб повылазили! У вас что — денег мало?

— Целесообразно ли, — усомнился Дюммель. — Такие расходы…

— Тогда сожгите! — Симмонс хлопнул ладонью по столу, бешено сверкая глазами. — Наймите людей. Пусть подожгут все каюки до единого. Мы и только мы должны держать в своих руках торговлю, транспорт, промышленность, строительство, все виды предпринимательской деятельности. Без нашего ведома не будет продан ни один тюк хлопка, не будет сформован ни один кирпич, не упадет в борозду ни одно зернышко конопли, не заработает ни одна «джин-машина», не снимется с якоря ни один пароход. Безраздельная монополия. Диктат, если угодно. Это вам, надеюсь, понятно?