Предательство истины - Джон Марк Дуган

спешно уехали, хотя даже в такой несколько суматошной обстановке я явственно почувствовал, насколько общая цель и взаимоуважение объединяли нас с Никитой и этими безымянными силуэтами в лесу.

Я откинулся назад, выражение моего лица было серьезным, но вместе с тем наполненным искренней верой.

– Да. Мне кажется, что поэтому я не так уж за тебя и переживаю. Я знаю, что ты все сделаешь, как надо. И твои ребята, твоя команда должны равняться на тебя. Они должны доверять тебе и прислушиваться к твоему мнению.

В комнате воцарилась гнетущая тишина: каждый погрузился в собственные мысли. Все задумались о том, что сказал Никита. Военная служба и реальность войны – два разных мира, которые объединил в себе этот человек. А нас объединили общий опыт и взаимоуважение – незримая связь, которая выходит далеко за пределы званий и государственных границ. Связь, построенная на чести, верности и нерушимом кодексе защитника своего Отечества.

Лицо Никиты осветила искренняя улыбка, быстро сменившаяся более серьезным выражением. О наших прежних приключениях, которые, однако, я пока не могу описать в этой книге, ходили легенды. Это истории об опасностях, которые встретились на нашем пути, и о дружбе, которая помогла их преодолеть.

– Знаешь, ты сейчас напомнил мне старые добрые времена, – произнес Никита, вспоминая события не такого уж и далекого прошлого.

Его лицо вновь посерьезнело: эти воспоминания едва ли можно назвать светлыми.

– Да… Сейчас, конечно, кажется, что с тех пор прошла целая вечность. Но вообще да, я довольно тщательно планирую каждую поездку… – Никита на мгновение запнулся, но быстро вернул самообладание и продолжил: – Я старался планировать каждую поездку так, чтобы минимизировать риски для людей, которые доверились мне. Конечно, я не могу гарантировать полную безопасность в условиях войны, но я делал все, что мог.

Он нахмурил брови, однако продолжил:

– К примеру, то место, куда мы тогда ездили, больше не под контролем российских войск, поэтому туда мы отправиться больше не сможем. К сожалению, я знаю, что многие из тех, кто получал от нас гуманитарку, подвергаются преследованиям со стороны украинских властей.

Я представил место, о котором он говорил. Образы были еще свежи в памяти: постоянная атмосфера опасности, когда любой неосторожный шаг мог привести к самым печальным последствиям.

С ощутимым сожалением в голосе Никита продолжил:

– Небольшое поселение, разделенное на две части рекой: с одной стороны держали позиции наши ребята, а с другой – украинцы. Да. В общем, постоянная угроза снайперов, дронов и минометных обстрелов. Как вообще можно что-то планировать, когда речь идет о жизнях людей, за которых я несу ответственность? В ситуации, когда я не могу гарантировать, что они вернутся оттуда не по частям?

Он пронзительно взглянул на меня и продолжил:

– Я думаю, что именно этот опыт помог мне в новой для меня жизни военного. Время от времени мне дают небольшую группу ребят для выполнения боевых задач, и на мне лежит ответственность и за их безопасность в том числе. Конечно, никто не застрахован от шальной пули или внезапного прилета на позиции, и я всегда честен в этом с бойцами. Все понимают, что кто-то из нас может не вернуться с задания. Здесь не до шуток, и я стараюсь…

Я не сдержался и перебил его эмоциональное повествование:

– Но ты же понимаешь, что это не голливудский боевик. Это не кинолента с кетчупом вместо крови, а реальная война, где гибнут люди.

Никита нахмурился и с нескрываемой досадой ответил:

– Ты это знаешь, я это знаю. Но в Москве, да и вообще в России, где не идут боевые действия, далеко не все понимают, что война – это не так уж и весело.

Я понимающе кивнул:

– Действительно, достаточно взглянуть на всех этих диванных воинов с «Реддита». Многие из них поначалу бахвалились, что сейчас поедут на Украину охотиться на русских. Они думали, что, как в боевике, будут отстреливать их по одному. Но когда они приехали, большинство из них сидело в канавах в обосранных штанах, надеясь, что в них не прилетит очередной снаряд.

Никита был одним из тех, кто сражался не только и не столько за жизнь, но и за честь. Мало кто может понять реальность того мира, где одно неверное решение может стать последним. В тот момент мы все поняли, что нас связывает нечто большее, чем просто дружба, – неразрывные узы между теми, кто погрузился в хаос войны и вышел из него другим человеком.

Комната погрузилась в тишину, на стене плясали тени, а в мыслях проносились воспоминания о том, что каждый из нас увидел в этой кровавой войне.

Никита посмотрел на меня взглядом полным мудрости, пришедшей вместе с болью и страданиями, и спокойно заговорил.

– Да, подготовка – наше все. Причем как физическая, так и умственная, – произнес он и с усталой улыбкой на губах продолжил: – Я даже перестарался с подготовкой, когда мобилизовался. Тащил на себе где-то шестьдесят килограммов снаряжения. Парни подшучивали надо мной, но лучше перебдеть, чем недобдеть: не хочу оказаться в ситуации, когда нужно что-то, чего у меня нет. Вот что для меня значит хорошо подготовиться.

Я одобрительно кивнул, погрузившись в воспоминания:

– Да, я помню, как тщательно ты готовился перед боевым выходом. Это действительно было важно.

– Некоторые из ребят постарше посмеиваются надо мной, потому что я, бывает, начинаю говорить об эмоциях и чувствах. Но мы ведь не пустые оболочки, которые приехали воевать. Каждый из нас – уникальный человек, личность со своей историей, своими переживаниями. Никто не был к этому готов. И знаешь, если с кем-то поговорить о том, что у тебя на душе, то действительно становится легче. Особенно, когда теряешь товарищей в бою, – мрачно заметил Никита.

В глазах Никиты я увидел парадоксальное сочетание гордости и скромности.

– Да, я видел, как война меняет людей. Невозможно угадать, как человек поведет себя в экстремальной ситуации. Был у нас один мужичок, сорок четыре года, сварщик. Со стороны он казался ненадежным, даже в чем-то смешным, от тренировок отлынивал. Но когда пришло время, он мужественно выстоял против наступающего украинского танка: спокойно прицелился и подбил его из ПТУРа.

Никита на мгновение замолчал, прокручивая в памяти еще свежие образы.

– Да, тогда я понял, что нельзя судить о людях по одежке. В решающий момент они могут очень сильно удивить.

С нескрываемой гордостью Никита начал рассказывать историю, которая стала для него воплощением братства и доблести:

– Хотите поговорить о мужестве? Я расскажу вам историю о двух братьях из нашего взвода связи.

Он взглянул куда-то