Сказочник - Наталия Орбенина

Их взгляды встретились, и они без слов поняли друг друга.

– Если женщина вам не жена, если, положим, она жена другого человека, на нее не будет распространяться ваше заклятье? – Пальцы Софьи нервно перебирали края шали.

– Софья, Софья, – он резко поднялся со стула и приблизился к ней. – Не говорите так. Я должен уехать.

– Отчего мне не поехать вместе с вами? Я замужняя женщина, вы никогда не говорили мне о своих чувствах. Вы не любите меня! – Она еще раз медленно, с расстановкой произнесла эти слова, как бы отпугивая злые чары: – Вы не любите меня! Мы не муж и жена, я просто поеду с вами и буду рядом с вами. Я не люблю вас, я просто не могу жить без вас, поэтому вы должны взять меня с собой.

– Вы полагаете, что это магическое заклинание поможет? – Он улыбнулся и притянул ее к себе. – Я много пережил такого, что не хочу подвергать вас ни опасности жизни со мной, ни унижению положения содержанки. Поверьте, быть беглой женой неудобно.

– Удобно, беглой женой господина Горшечникова быть удобно и даже приятно. Это внесет разнообразие в мое унылое существование послед-него времени.

– Вы не шутите, вы действительно готовы уехать со мной?

– Прямо сейчас! А вы готовы взвалить на себя хлопоты о беглянке?

– Я за коляской. Мигом! – И Нелидов, не чуя под собой ног, бросился за оставленным на соседней улице экипажем. По дороге он столкнулся с высоким худым господином в серой шинели, который с озабоченным видом куда-то спешил. Господин едва отскочил от незнакомца, летевшего сломя голову, не разбирая дороги. Высокий господин в сером был сам Горшечников. Он поспешал на частный урок, ведь он теперь семейный человек, каждая копейка дорога.

– Матрена! – не своим голосом закричала Софья. – Матрена! Скорей! Подай! Принеси!

Женщины заметались по дому.

– Батюшки! Да что же такое происходит! – завыла старая нянька. – Да что же ты удумала, деточка? Куда же ты, опомнись? Ведь замужняя жена! Пропадешь, пропадешь, ангел мой! Не ходи с ним!

– Не голоси! Я еще не умерла! – отрезала молодая барыня. – оставаться тут и есть смерть! Да помоги же мне!

Софья впопыхах не могла заколоть волосы и надеть шляпу. Матрена зарыдала. Софья обернулась и прижалась к ней, как в детстве.

– Молись за меня! Если все сладится, дам знать, а так никому, слышишь, никому ничего не говори. Иначе ты меня погубишь!

– Ой, батюшки! Ох, Матерь Божья, помоги нам, грешным! Не оставь мою девочку, не оставь мою сиротинушку!

Бедная нянька рыдала навзрыд. Послышался стук копыт о мостовую, а затем быстрые шаги. Нелидов ворвался в дом, подхватил Софью на руки и выбежал с бесценной ношей, как разбойник, похитивший сокровище.

Глава двадцать третья

Горшечников ужасно устал. Частные уроки изводили его, он ненавидел этих недалеких учеников, с которыми он часами вынужден был долбить одно и то же, что и ежу понятно, и к тому же выносить такую же тупость родителей этих чад. Но они платили ему деньги. А деньги нынче стали ох как нужны! Они и раньше были нужны. Но теперь, когда он женатый человек, – особенно. Надо дом содержать, надо жену одевать, самому выглядеть прилично, надо визиты делать. Словом, расходы, расходы, расходы.

Неприятные мысли прервались таким же неприятным обстоятельством. Он вступил в лужу и промочил башмак. Горшечников резко отскочил и потряс ногой. Настроение совсем упало. Надо спешить домой, к теплу, к тарелке горячего супу. К уютной лампе под абажуром. Там Софья по вечерам читает книгу. Софья…

В глубине души нехорошо заныло. В послед-нее время, когда Горшечников думал о жене, у него все чаще наступало уныние и разочарование. Нет, не так он представлял себе брак, отношения мужа и жены. В его сознании рисовались картины безоблачного счастья, где муж – царь и бог, господин, повелитель своей жены. Она почитает и уважает его. С трепетом и любовью ждет каждый день со службы, кормит вкусным обедом, узнав поутру, чего бы он желал нынче откушать. Он рассказывает ей, как нынче все у него хорошо получалось. Как с восторгом и восхищением слушали его ученицы, как хвалил его директор, как почтительно кланялись на улице родители. А жена слушает его самозабвенно, кивает головой, поддакивает, в ее глазах он читает любовь и нежность…

– Полно, Мелентий, чепуху молоть. – Он даже вздрогнул, как вдруг явственно услышал резкий голос Софьи.

– Отчего ты не ешь? Не нравится? Ну так ступай в кухмистерскую, как раньше бывало!

Встанет из-за стола и уйдет к себе. Или вообще взяла в моду не выходить встречать его, сидит в своей комнате и сидит. И если он не зайдет поздороваться, так весь вечер может не выйти. А все от чего? От гордости. От того, что ее гложет мысль, что она за него пошла от нужды, от тоски. Иначе быть бы ей старой девой. И как он сразу не догадался! Тут бы и любой дурак додумался, у нее на лице написано. Поначалу Софья вроде как мягче была, вроде как они дружны были, как и прежде. Но супружество – это не просто приятельство. Тут все тоньше, сложнее. Про спальню и вовсе тошно думать. Она теперь все норовит дверь перед его носом замкнуть.

И что в нем не так? Вроде все хорошо, красиво. Все ученицы хором ему говорят, что он душка, что он прелесть. И место у него неплохое. С частными уроками и вовсе прилично получается, можно жить вполне пристойно. Конечно, по столицам ездить нет возможности и наряды жене часто менять тоже не получится. Но нет, не о том ты, братец, думаешь, не наряды ее удручают. И что же ему теперь – всю жизнь так маяться, капризы эти терпеть? Нет, он не намерен так дальше жить! Вот сейчас придет, и ежели эта гадкая Матрена опять подаст печенку, пожаренную без крови, то он, то он…

От усталости и голода раздражение Горшечникова достигло невероятной силы. Он ринулся домой, распахнул калитку, с шумом ворвался в дом. Вот, опять его никто не встречает, в гостиной темно. Жена опять сидит у себя.

– Соня! Соня! – крикнул Мелентий и принялся с остервенением стаскивать с себя башмаки и сюртук.

Ответом ему была тишина.

– Матрена! Матрена! Ужин подавай, самовар неси! Господи, да куда же вы все провалились, как вымерли все!

Несмотря на грозные крики, никакого движения не последовало. Это привело Горшечникова в совершенное исступление. Все, надоело! Вот теперь он выскажет ей все обиды прямо в лицо. Он больше не будет миндальничать и деликатничать! Мелентий бросился в комнату жены, распахнул дверь и застыл в изумлении. Раскрытые ящики комода, на полу брошена книга, одинокий ботинок посредине ковра. Темно, пусто.

– А, а… – страшное подозрение кинжалом врезалось в мозг.

Спотыкаясь и ударяясь об углы, Горшечников помчался в комнатку Матрены. Он застал няньку в странном виде. Простоволосая, с опухшим лицом, она сидела на кровати и, покачиваясь, тихонько выла.