Стратегия Банкрофта - Роберт Ладлэм

– Привет, Уолт, – сказала Андреа. – Работаешь в поте лица или потеешь, делая вид, что работаешь?

Повернув к ней свое вытянутое, прямоугольное лицо, Уолтер усиленно заморгал, словно что-то прилипло к его контактным линзам.

– Поддерживать работу этих систем я могу во сне или одной левой, или, если хорошенько подумать, одной левой во сне. В данном случае «или» включительное, а не исключительное. Я утверждаю, категорически и с полным знанием дела, что подрагивания левой руки спящего Уолтера Сакса будет достаточно. Извини, Андреа, меня сегодня что-то тянет на булевую алгебру. Я виню в этом отравление палочками гранолы. Знаешь ли ты, что палочки гранолы, по сути своей, появились только потому, что нужно было куда-то девать кукурузный сироп? Знаешь ли ты, сколько продуктов, представленных на полках супермаркетов, появились на свет благодаря кукурузному сиропу? – Он снова заморгал, резко, с силой зажмуриваясь, будто очищая лобовое стекло машины от налипшего снега. – Возьмем, к примеру, кетчуп…

– До встречи, Уолт, – бросила Андреа, возвращаясь на свое место с пластиковым стаканчиком кофе.

Она загрузила новые документы, новые оцифрованные архивы. Разобраться в запутанном лабиринте внутренней структуры фонда, напоминающей пчелиные соты, было задачей непростой. Андреа старалась увидеть общую картину, при этом обращая внимание на мелкие детали. Листая федеральные справочники за последнее десятилетие, она вдруг с нескрываемым удивлением узнала, что одно время в основных структурах фонда работала ее мать, Лора Пэрри Банкрофт.

Это было немыслимо! Как могла ее мать, питавшая глубокое отвращение ко всему, что имело хоть какое-то отношение к семье ее мужа, работать в фонде Банкрофта? Вчитавшись в документ внимательнее, Андреа обратила внимание на еще более странный момент. Ее мать уволилась из фонда ровно за день до своей гибели в автокатастрофе.

В углу погруженного в полумрак номера в мягком кресле, обитом синим бархатом, сидел мужчина; в свою очередь, верхом на мужчине восседала гибкая девушка. При звуках закрывшейся за Белнэпом двери мужчина – лет под шестьдесят, с гладко выбритой головой, покрасневшей на солнце, светло-седыми волосами на груди и дряблыми грудными мыщцами – выпрямился рывком, сбросил с себя девушку и неловко встал.

– У этой девушки изменились планы! – прорычал Белнэп.

– Какого черта? – Мужчина говорил со шведским акцентом. Судя по всему, он решил, что его подставили и девчонка в сговоре с незваным пришельцем. К такому заключению пришел бы любой состоятельный мужчина, привыкший покупать любовь и не имеющий иллюзий относительно границ человеческой подлости. – Немедленно убирайтесь из моего…

– А почему бы вам не попробовать выставить меня за дверь? – оборвал его Белнэп.

Пожилой мужчина быстро оценил своего соперника: бизнесмен, он привык анализировать меняющуюся ситуацию и соответствующим образом корректировать свои действия. Молниеносно приняв решение, мужчина схватил бумажник и одежду и пулей выскочил из комнаты.

– От меня ты больше не получишь ни одного евро, слышишь? – прошипел он, проходя мимо девушки.

Обернувшись, Белнэп увидел, что девушка уже не лежит, распростертая на полу, а, накинув шелковый халат, стоит, скрестив руки на груди.

– Лючия Дзингаретти? – спросил он.

На лице девушки отразился шок. Она поняла, что отпираться бесполезно.

– Кто вы такой? – спросила она по-английски, с гортанным итальянским акцентом.

Белнэп пропустил ее вопрос мимо ушей.

– Твои родители понятия ни о чем не имеют, да?

– Откуда вы знаете моих родителей?

– Я говорил с ними не далее как вчера. Они очень беспокоятся о тебе.

– Вы с ними говорили, – мертвым голосом повторила Лючия.

– Ты тоже говорила с ними, по телефону. Но только ты вывалила на них горы лжи. Не такую дочь они себе представляли.

– Что вы знаете о них, что вы знаете обо мне?

– Они хорошие люди. Доверчивые. И такие, как ты, этим пользуются.

– Как вы смеете меня судить! – гневно бросила молодая итальянка. – Все, что я делаю, я делаю ради них!

– Под этим подразумевается и убийство Халила Ансари?

Девушка побледнела. Опустившись в обитое синим бархатом кресло, она тихо промолвила:

– Мне обещали большие деньги. Мои родители вкалывали, как проклятые, всю жизнь, чтобы хоть как-то сводить концы с концами, и чего они добились к старости? Мне обещали, что, если я сделаю то, что приказали, мои родители будут жить в роскоши до конца дней своих.

– Кто?

– Мне обещали, – с вызовом повторила девушка.

– Несомненно, ты подумала и про себя. Куда тебя должны были отвезти?

– Только не сюда, – едва слышно прошептала девушка. – По крайней мере, говорили мне другое. Человеческому существу так жить нельзя. Это больше подходит животным.

Казалось, она была сбита с толку тем, что ее хозяева не сдержали свое обещание. Однако Белнэпа еще больше озадачивало то, что они вообще оставили ее в живых. Почему они были настолько убеждены, что девчонка будет молчать?

– Это явилось полной неожиданностью? – мягко спросил он.

Молодая итальянка угрюмо кивнула.

– Когда меня переправили в Дубай, это было сделано якобы для того, чтобы я немного «остыла». Оказалась подальше от места событий. Сделано это было ради моей же собственной безопасности. Но когда я попала сюда, мне сказали, что я должна работать. Зарабатывать деньги, чтобы оплачивать свое пребывание. В противном случае меня выгонят на улицу или убьют. У меня не было ни денег, ни документов.

– Тебя держали на положении пленницы.

– На второй же день меня забрали из гостиницы. Отвезли в… magazzino… в бордель. В пригороде Дубая. Сказали, что я должна буду заниматься… этим самым. Клиенты не должны жаловаться. В противном случае… – Девушка осеклась; жертва сексуального порабощения, стремящаяся побороть последствия падения, навязанного ей. – Но меня заверили, что через год я буду вольна идти на все четыре стороны. Сказали: «Лючия, через год ты сама выпишешь себе билет». Обеспеченная до конца жизни. Не только я, но и все мы.

– Ты имеешь в виду своих родителей, – заметил Банкрофт. – Тебе обещали, ты будешь обеспечена до конца жизни. И ты поверила этим людям?

– А почему я не должна была им верить? – с жаром возразила молодая итальянка. – Чему еще мне нужно было верить?

– Приказывая тебе отравить Ансари, никто не предупреждал, что ты станешь высококлассной шлюхой, разве не так?

Ее молчание было слишком красноречивым.

– Один раз тебе уже солгали. Неужели ты думаешь, что сейчас тебе говорят правду?

Лючия Дзингаретти ничего не сказала, но у нее на лице отразилась борьба противоречивых чувств. Белнэп без труда догадался, чтó произошло. Эта болезнь терзает организации со сложной иерархической структурой, каждое отдельное подразделение которых имеет свои собственные нужды. В Дубае красивая девушка оказалась неоценимым подарком для тех, кто ублажал сексуальные запросы богатых гостей. Больше того, в конце концов, она была простой служанкой; вероятно, арабы не сомневались, что такая девчонка обязательно является «шармутой». Впрочем, Лючия, как сама она признала, все равно оказалась не в том положении, чтобы торговаться: ее хозяевам было известно, какое преступление она совершила. Вместо того чтобы сделать заказчиков убийства ее должниками, как Лючия надеялась, ее поступок всецело отдал ее саму в их власть.

– И тем не менее ты по-прежнему выгораживаешь их, тех самых людей, которые заставили тебя так низко опуститься.

– Не вам говорить о том, что такое degradazione.[30] – Надув губы, Лючия Дзингаретти поднялась на ноги. – Не вам.

– Скажи, кто эти люди, – ровным голосом произнес Белнэп.

– Не вам вмешиваться в эти дела.

– Скажи, кто эти люди, – уже более настойчиво повторил он.

– Для того чтобы я, вырвавшись из их хватки, попала в твою? Думаю, я лучше рискну поверить им еще раз. Да, думаю, я рискну поверить им еще раз. Покорнейше благодарю.

– Проклятие, Лючия…

– Что я должна сделать, чтобы вы ушли отсюда? – томно, с придыханием спросила девушка. – Что я могу вам предложить?

Дернув плечами, она скинула халат на пол и осталась стоять совершенно обнаженная. Белнэп чувствовал тепло, исходящее от ее тела, ощущал запах молодой кожи. Ее грудь, хотя и небольшая, была упругой.

– Ты ничего не можешь мне предложить, – с отвращением произнес Белнэп. – Твое тело может заплатить за многое. Но только не в той валюте, которую я принимаю.

– Ну пожалуйста, – проворковала девушка, делая шаг к нему и одной рукой лаская себе грудь.

Ее движения были чувственными, однако стоял за ними лишь инстинкт самосохранения. Ее глаза хищно прищурились, превратившись в щелки, – и вдруг широко раскрылись.

Белнэп увидел красную точку, распустившуюся на лбу Лючии Дзингаретти, за долю секунды до того, как услышал за спиной тихий хлопок. Время стало вязким, тягучим. Прыжком распластавшись на полу, Белнэп перекатился за большую кровать, застеленную покрывалом со складками.