Доктор Сакс - Джек Керуак

Мы пускаемся в узкий проулок меж двух внезапных каменных стен во дворах — дождь каплет со скал.

«Солнцепоклонники проходят сквозь промозглые пещеры к своему змеиному сердцу», — кричит Доктор Сакс, ведя далеко вперед своим капюшоном. Вдруг в конце каменного проулка я вижу: стоит громадное привидение.

«Это Чудище Блук!» — кричит Доктор Сакс, возвращаясь ко мне узким проулком, и я вынужден распластаться, дабы принять его. Блук — громадный лысый жирный гигант, несколько беспомощный, он не может наступать по проходу, но тянется 20-футовыми руками поверх стен, словно огромный клей растекается, безо всякого выражения на мучнистом тестяном лице — жуткое фу — зверь первой воды, скорее студенистый, чем страшный. Сакс приник ко мне в своем Саване, и мы перемахнули стену во мгновенье летучемышьего ока. «Он зол как черт, потому что мы застали его за похоронами луковицы в саду!» Блук издал слабый тонкий свист отвращения от того, что нас упустил Мы бежали как ошпаренные по мокрому саду каплющих кустов, по ручейкам, болотным кочкам, камням, и вдруг я вижу громадного паука, будто четверо человек привязаны друг к другу спинами, — он бежит туда же, гигантская зверюга, бежит, как полоумная, через зарево дождя.

«Лишь один из майянских пауков пришел с Потопом. Ты ничего не видел в жизни, если не встречал чимуских[118] многоножек в донжонах зеленой желчи, куда они кинули в темницу пару голубистов на прошлой неделе».

«Йок! Йок!» — вскричала странная тварь, что вдруг нырнула нам на головы из дождливого воздуха. Сакс отмахнулся когтями своих огромных красно-зеленых пальцев в общей красноватой тьме всего — То был Ад. Мы подошли к порталам некой жуткой преисподней, наполненной невозможными выходами. Прямо впереди лежал наш Провал — на пути к нему сотня досадных препон. Мы даже подошли к гигантскому скорпиону, что клал помет на стену, большому и черно-красному, длиною в шесть футов, так что пришлось его огибать: «Потопом принесло», — объяснил Сакс, мотнув мне головой с улыбкой, будто юная секретарша, дающая пояснения начальству, навещающему Площадку.

Вдруг я увидел, что красные глаза Доктора Сакса сияют дикими пуговицами в общей речной ночи, а вкруг его скрытого лица — петли красных покровов. Я глянул на собственные руки… видно, как тянутся красные вены во плоти моей; кости мои — черные веточки с шишками. Вся ночь, утопленная кроваво-красным, облегчена угловатыми черными палочными каркасами живого скелетного мира. Огромные прекрасные живые оргоны танцуют сперматозоидами во всяком сегменте воздуха. Я гляжу — и красная луна вышла из дождетуч на миг.

«Вперед!» — кричит Сакс. Я следую за ним, а он сломя голову бросается прямо в зеленую кучу мха или какой то зеленой травы, я шаром качусь за ним и выныриваю на другой стороне весь в клочьях зелени. Дальше в длинном зале, осознаю я с ужасом, стоит длинная шеренга гномов, тыча остриями копий поочередно в нас и в самих себя в некой торжественной маленькой церемонии — Доктор Сакс испускает дикое «Ха ха!», как жизнерадостный Директор Приходского Интерната, и кидается, развевая накидки, вдоль стены рядом с ними, а они улетучиваются на одну сторону от внезапного страха вместе с копьями — я кидаюсь следом. Толкнулся в стену, и она провалилась, как бумажная, будто папье-машовая ночь городов. Я протер глаза. Нас вдруг взорвало в золотую комнату, и мы побежали с воплем к лестничному пролету. Доктор Сакс схватился с заросшим мхом люком в сочащемся сером камне у нас над головами.

«Гляди!» — говорит Сакс, показывая на стену, — там будто подвальное оконце, мы видим участок снаружи Замка, освещенный какой-то масляной лампой или фальшфейером — лишь ров вдоль подвального камня — тысячи извивающихся ленточных змеек валятся сияющей массой в полутраву-полупесок погребного рва. Ужасно!

«Теперь ты знаешь, почему его знают как Змеиный Холм! — провозглашает Доктор Сакс. — Змеи пришли увидеть Царя Змей».

Он вздымает ужасающую крышку люка, роняя грязь и пыль, и мы вскарабкиваемся в непроглядную черноту. Целую минуту стоим, не видя и не говоря ничего. Жизнь действительна: тьма там, где нет света. Затем постепенно разгорается зарево. Мы стоим в песке, будто на пляже, только влажном, мелком, полном мокрых веточек, запахов, говна, — пахнет каменной кладкой, мы под землей чего-то. Доктор Сакс стучит в каменную стену на ходу. «Вон твой Граф Кондю, по ту сторону этих камней, там его чертов спальный ящик — теперь же уже ночь, должно быть, он махинирует где-то со своим мерзким крылышком». Проходим огромным под-проходом. «Вот твои темницы, там внизу, и входы в копи. Они преуспели, выкопали Змея за сто лет до срока». Как млечно мягки черносаваны Сакса! — Я держусь за них, исполненный печали и предчувствия.

Земля содрогнулась.

«Вот теперь твой вспучивающийся Сатана! — вскричал он, дребезжа и кружась. — Процессия плакальщиков в черном, сынок, посторонись-ка —» И он показал далеко вперед, вдоль прохода меж столпов, где, как мне показалось, я увидел парад черных саванов со свечами, но ничего не разглядел из-за неестественного красного марева ночи. В другое подвальное окно я краем взора заметил Кроваво-красный Мерримак, текший средь буро-красных брегов русла. Но еще пока я глядел, все дрогнуло и обратилось белым. Млечная луна первой отправила сияющую свою депешу — за нею и река стала похожа на клумбу млека и лилий, а бусины дождя как капли меда. Тьма съежилась до белизны. Предо мной, в своем белоснежном одеянье Доктор Сакс вдруг обратился ангельским святым. А затем вдруг — ангел под капюшоном в белом древе, и смотрел на меня. Я узрел водопады млека и меда, я узрел злато. Я услышал, как Они поют. Трепеща, видел я ореол пречистый. Раскрылась гигантская дверь, и у перил стояла группа мужчин пред нами в гигантской зале с пещеристыми стенами и потолком, который невозможно увидеть.

«Добро пожаловать!» — раздался клич, и старик с крючковатым носом и длинными белыми волосами женоподобно расслабился на перила, а остальные расступились, дабы явить его.

«Колдун!» — Я услышал, как слова эти с шипом стреснули с олиловевших уст Доктора Сакса, кой во всем прочем был бел. В белизне Колдун весь сиял, как злобный червь-светляк из тьмы. Белые глаза его ныне сияли, как безумные точки ярости… они были пусты, и в них бушевали вьюги. Его шея кривилась, и напрягалась, и полосовалась ужасом, черные, бурые пятна, куски мучимой мертвой плоти, тягучие вервия, ужасные —

«Эти отметины у него на шее, мальчик, — это когда Сатана пытался его обнажить в первый раз — жалкая лузгая мелюзга из ниттлингама».

«Ленный Сакс с Большим Наксом —» — произнес Колдун от парапета странно спокойным голосом. — «Значит, они все-таки избавятся от твоей старой тушки? На сей раз в ловушке?»

«Из путаницы этого лабиринта больше выходов, чем ты себе представляешь», — сплюнул в ответ Сакс, челюсти оттягивали книзу его слащавое старое лицо. Я впервые увидел выпуклый всплеск тупого сомненья в его глазах; казалось, он сглотнул. Он столкнулся лицом к лицу со своим Архиврагом.

«Все млеко под мостом сегодня ночью, и оно утекло», — сказал Колдун, — «— веди своего мальчишку, чтобы посмотрел на Игрушку».

Меж ними заключилось некое перемирие — ибо то была «последняя ночь», как я услышал шепотом. Я обернулся и узрел симпатичных придворных всех мастей: они стояли вокруг в расслабленных позах, но глубоко, напряжно внимательные — Среди них стоял и Амадей Барокк, таинственный мальчик Замка; и юный Воаз с компанией остальных. Напротив ограждения парапета, в другой части Замка я увидал в изумленье Старого Воаза: замковый смотритель сидел у старой печи в пальто старого бродяги, грел руки над углями, лицо бесстрастное, снежное — Вскоре после он исчез и через минуту вернулся, неприятно всматриваясь в нас старыми красными глазами от погребиной решетки или зарешеченного зального окна в ров — От зрителей донесся плеск замечаний; в толпе были и пугающие Кардиналы в черном, почти семи футов ростом и совершенно невозмутимые и длиннолицые. Сакс стоял гордо, бело пред ними всеми; величие его крылось в усталости и недвижимости его положенья, в совокупности с обломками пламени, что рвались из его погружающегося туловища, и он миг побродил взад-вперед в преходяще глубоком раздумье.

«Ну? — сказал Колдун. — Отчего ты отказываешь своему я в великой радости наконец-то узреть Всесветного Змея, своего пожизненного врага».

«Штука в том… мне только что стало ясно, что это… глупо —» — сказал Сакс, подчеркнуто произнося каждый слог, тонкими неподвижными губами, слова лишь выражались сквозь гримасу и скрюченный проклятьями напряженный язык —

«Эта штука больше, чем ты громоздишься, Орабус Флабус Подойди-да-взгляни».

Доктор Сакс взял меня за руку и подвел к Парапету Провала.