Две сестры - Жорж Санд

что он мне так дорог, что сама еще более раскаивалась в страданиях, которые ему причинила.

Между тем, карета наша быстро спускалась по ужасной дороге. На улице несколько посветлело, и я заметила Абелю, что мы едем не по той дороге, по которой я ехала утром.

— Очень может быть, что так, — отвечал он. — Вот уже с час, как кучер заблудился. Но теперь стало светлее, и он отыщет дорогу. Он из здешних мест. Мы, вероятно, скоро доберемся до какого-нибудь жилья, а там он может справиться.

Дорога час от часу становилась труднее и опаснее, но с Абелем я ничего не боялась. Наконец мы остановились. Оказалось, что место, куда мы приехали, в десяти милях от Живе, а наши измученные лошади не могли идти дальше. Мы находились у дверей гостиницы в небольшом селении каменотесов, лежавшем в глубоком ущелье.

— Я узнаю это место, — воскликнул Абель, выходя из кареты. — Это Астьерское ущелье, мне случалось бывать здесь проездом. Гостиница эта очень чистенькая, вам в ней будет удобно. Пойдемте, мой друг, вам нужно отдохнуть; мы здесь переночуем.

— Зачем ночевать? Я не устала, а лошадей мы можем переменить.

— Вы куда нанимаете лошадей? — спросила хозяйка, помогавшая мне выходить из кареты.

— В Живе.

— Увы, их нет! — воскликнула она, всплеснув руками. — Мы здесь держим лошадей только для работ в каменоломнях, они для дальней дороги не годятся. Вам ни за какие деньги не достать здесь лошадей.

— Все же пойдите, поищите, — сказала я Абелю.

— А вы, между тем, идите в гостиницу, — проговорил он и удалился.

Я вошла в гостиницу, которая снаружи смотрелась лачугой, но внутри была вылощена, вычищена и убрана цветами, как все гостиницы этой местности. Перспектива провести ночь среди такой обстановки не заключала в себе ничего ужасного. Я с удовольствием подошла к огню и стала греться.

Несколько минут спустя вернулся Абель и объявил, что раньше следующего утра нам отсюда не выбраться.

— Так что ж, — отвечала я ему с простодушием, которое его смутило, — вы хотели побыть со мной. Случай вам благоприятствует. Мы еще не простимся сегодня.

Я заметила, что он не решается мне отвечать, и спросила, почему он как будто встревожен.

— Ах, Сара, — воскликнул он, опускаясь возле меня на колени, — вы слишком добры, я не могу вас дольше обманывать. Разве вы не видите, что я завез вас сюда нарочно?

— Нет, — отвечала я, глубоко оскорбленная, — я этого не подозревала. И не хочу этому верить и теперь, хоть вы и говорите.

— Так поверьте же, — продолжал он с живостью. — Ну да, я сделал это дело, которое вы находите дурным, которое вас оскорбляет, и которое вы мне все-таки простите. Если бы вы стояли на краю пропасти, я удержал бы вас всей своей силой, хоть бы мне и пришлось помять ваши нежные члены и разорвать вашу одежду. Слушайте, надо же нам покончить со всеми этими пустыми страхами. Нас хотят разлучить. Две женщины, ненавидящие друг друга — с одной стороны, m-lle д’Ортоза, которая не отступит ни перед какой интригой, чтобы удалить меня от вашего семейства; с другой стороны, ваша сестра, менее ловкая, но всесильная над вами. Я чувствую при каждой мысли, которая вас смущает, при каждом слове, которое у вас вырывается, что вы подпадаете какому-то роковому, ужасному влиянию каждый раз, как я от вас удаляюсь. У вас не хватает сил вырваться из-под него — следовательно, нужно, чтобы я имел силу за двоих. Я хочу вас похитить. Останьтесь со мной, напишите вашему отцу, чтобы он приехал к нам, и вернемся во Францию не иначе как мужем и женой.

— И вы думаете, что моя сестра, если только она захочет помешать нашему браку, не последует за отцом?

— В таком случае, уедем в Англию. Ваше бегство наделает шума, вы будете компрометированы. Все поймут, что, имея в своих руках такое сокровище, я не мог допустить, чтобы у меня его отняли.

— Так вы хотите подвергнуть меня насмешкам всего околотка и презрению моей сестры? И неужели вы думаете, что мой отец, который ничего лучшего не желает, как благословить наш брак, одобрит эту безумную выходку? Вы думаете, ему легко будет видеть меня замужем ценой скандала? Нет, Абель. Вернитесь через несколько дней, просите моей руки открыто и громко, требуйте ее, если понадобится, но не привозите меня в мой дом, как опозоренную добычу. Предоставьте мне вернуться в него одной и свободной. Я хочу иметь возможность сказать моему отцу, что всегда оставалась достойной его и вас.

— Едем, — воскликнул он, — едем, я повинуюсь вам.

И он опрометью бросился из комнаты. Но через несколько времени он вернулся, промокший до костей, обежав напрасно все селение. Он обещал обогатить кучера, который нас сюда доставил, но напал на неподкупного человека, который любил своих лошадей бескорыстной любовью; который, к тому же, боялся и за себя из-за дурных дорог и проливного дождя. Никакие обещания не могли склонить его снова пуститься в путь после только что сделанного переезда в двадцать миль.

— Ехать невозможно, — сказал мне Абель, — но, если хотите, отправимся. Я понесу вас на руках, пока у меня еще хватит сил.

Я успокоила его, как умела. Я не могла его видеть равнодушно в таком состоянии, промокшего, измученного, озлобленного на самого себя. Я сказала ему, что могу совершенно спокойно подождать до завтра; что надо покориться обстоятельству, всех последствий которого он не мог предвидеть; и что раз я знаю, что ни он, ни я тут ни при чем, я сумею стать выше всяких малодушных опасений.

Я попросила приготовить себе отдельную комнату, потому что я едва держалась на ногах от усталости. Хозяйка спросила, сколько постелей готовить — одну или две. Этот вопрос, грубую откровенность которого я не умела предвидеть, заставил меня вспыхнуть.

— Я не ночую здесь, — отвечал Абель и добавил, обращаясь ко мне: — Здесь в деревне есть фабрика, ночная работа которой меня заинтересовала. Я там погреюсь, а утром приду завтракать с вами.

— Но вы должны тоже отдохнуть, — сказала я ему шепотом. — Я не засну спокойно, если буду знать, что вы проведете ночь без сна из-за того только, чтобы оградить меня от разных толков.

— Я найду себе приют, — отвечал он, — не беспокойтесь обо мне. Я тоже хочу спать, потому что вовсе не желаю сойти сума. Но вблизи вас мне невозможно было бы успокоиться. Я