Ярость валькирии - Ирина Мельникова

Юля, словно в ознобе, передернула плечами.

— Шут его знает! Спроси что-нибудь полегче. Принаряженная она была! Да! В шубе! В полушалке красивом! Думаю, поначалу драться не собиралась! Кстати, я краем глаза заметила, как она в машину садилась. Мне показалось, что дверцу открыла со стороны пассажира. Но не ручаюсь, Валерка меня быстро втолкнул в подъезд и…

Юля внезапно замолчала и перевела взгляд за спину Никиты.

Шмелев стремительно оглянулся.

Оказывается, внимание Быстровой привлек официант, который с виноватым видом подошел к столу и протянул ей газету.

— Юлия Владимировна, простите! Мы для посетителей местные газеты и журналы получаем. Только что свежие принесли. Я подумал, вас это заинтересует!

Юля в замешательстве уставилась на газетный лист. Лицо ее побелело, затем налилось кровью, и она возмущенно процедила:

— Гадина! Какая же гадина эта Гаврилова!

Никита перегнулся через стол, желая скорее увидеть то, что так потрясло Юлю. Губы ее дрожали от негодования, когда она перекинула ему газету, третью полосу которой целиком занимала статья с кричащим заголовком: «Отжать или зарезать? Смертельная битва автоботов!»

— Смотри, что эта дрянь насочиняла! Валерке еще не предъявили обвинение, а она уже объявила его убийцей! Но как прокололась, а? Как подставилась! — Юля грозно сдвинула брови. — Что ж, я не виновата! Она напала первой!

И, не мешкая, принялась кому-то звонить, что-то объяснять, что-то требовать. Никита особо не прислушивался. Знал, надо будет, сама расскажет. Он читал статью, профессионально быстро, но внимательно, стараясь понять, что побудило Веру опубликовать непроверенные факты, и, попутно соображал, как снизить эффект от гнусной публикации.

Гаврилова была далеко не дурой, чтобы с лету обвинить человека в страшном преступлении. Одно из двух: или ей приставили нож к горлу, или посулили очень большие деньги, перед которыми померкла боязнь огрести наказание за клевету и вылететь из газеты с треском.

Надо сказать, несмотря на качественный слог и журналистское чутье, Гаврилова не задерживалась подолгу ни в одной редакции. Порой она уходила сама, но зачастую ее просили уйти. Несносный характер вынудил Веру перейти в разряд фрилансеров — охотников вольных и оттого часто голодных. Но на этот раз статья вышла в коммерческой газете с либеральными замашками, где Вера вполне могла обрести приют. И то, что его догадка верна, Никита понял немедля.

Глаза у Юли блестели, когда она сообщила, что велела бухгалтеру срочно проинформировать владельца газеты об отзыве платежей за рекламу.

Через пять минут с ней попытались связаться из рекламного отдела редакции. Юля мстительно проигнорировала звонки. Еще через пять минут позвонил главный редактор. И она немедленно включила громкую связь, чтобы вместе с Никитой насладиться первой победой.

— Юленька, голубушка! Чай, мы одной крови с тобой! Ты ведь у нас работала! — вкрадчиво начал редактор. — Что же делаешь тогда? Отчего платежи отзываешь? Знаешь, сколько бумага нынче стоит? А краска типографская? Ты ведь нас на корню рубишь!

— Правда? — изумилась Юля. — Таки не за что вас рубить, Петр Петрович? А с какой стати моего мужа в дерьме искупали? Вам незнакомо понятие «презумпция невиновности» или тот факт, что только суд может признать его преступником?

— Я, что ли, искупал? — прокряхтел Петр Петрович, и в трубке послышалось красноречивое бульканье. Редактор плеснул себе коньяку для храбрости.

— Вы, Петр Петрович, и только вы! — рассмеялась Юля. — Или кто-то другой подписал номер в печать с Веркиным пасквилем? Или, скажете, не читали ее бредни?

Петр Петрович, видно, принял на грудь, потому что голос его заметно окреп.

— Юленька, не мне тебе напоминать о свободе слова! Если Гаврилова, хм, не права, мы немедленно дадим опровержение. Ты прекрасно знаешь, что мы — за объективность. Есть факты, и на них должно прореагировать!

— Учтите, факты эти недостоверны и не проверены! Это — раз! Про свободу слова, Петр Петрович, я тоже помню. Это — два! Но лучше всего я помню про свободу выбора малого и среднего бизнеса, а также пункт двенадцать, дробь два нашего контракта на рекламу, согласно которому мы имеем полное право отозвать любой платеж в случае сознательного или несознательного причинения редакцией материального вреда рекламодателю или нанесение ущерба его репутации. Кроме того, мы вправе обратиться в суд и потребовать компенсацию за причиненные убытки и нравственные страдания. А это пахнет даже не десятками тысяч, а более крупными суммами.

Петр Петрович засопел, а затем попытался слабо отбиться:

— Подавайте! Есть закон о СМИ!

— Есть, конечно! — с удовольствием согласилась Юля. — Но есть еще и контракт, который вы нарушили. А в этом случае, повторяю, не просто платежи вернете, но еще приличные штрафы заплатите, в том числе и за мои расшатанные нервы. Хотите обсудить это с нашим юристом?

Редактор гневно сопел в телефон. Юля молчала. Наконец, Петр Петрович спросил уже не просто вежливо, а перешел на «вы», что свидетельствовало о поражении.

— И чего же вы хотите, Юлия Владимировна? Опровержения? Мы опубликуем его в следующем номере. Все честь по чести, так, мол, и так, ошибка вышла. Следствие ведется, но господин Беликов вне подозрения! Пока!

Это «Пока!» подействовало на Юлю, как красная тряпка на быка. Глаза ее сузились, и она резко оборвала редактора:

— Вы верно заметили, я у вас работала. И работала хорошо, что бы вы обо мне ни думали. И все ваши уловки знаю. Вы свое опровержение опубликуете где-нибудь на последней странице мелким шрифтом, и никто его не заметит. Формально извинения будут принесены, фактически мы ничего не выиграем. Поэтому вы опубликуете другой вариант опровержения. На последней странице и даже мелким шрифтом, мне без разницы. И текст его будет примерно таким: «В связи с многочисленными неточностями, допущенными в материале «Отжать или зарезать? Смертельная битва автоботов!», редакция приносит извинения господину Беликову и прекращает сотрудничество с журналистом Гавриловой». В этом случае мы отзовем свой платеж не навсегда, а, скажем, до лета. При этом я буду внимательно следить, чтобы в вашей газете не вышло ни одной Веркиной статьи.

Петр Петрович ахнул:

— До лета? Но это же почти полгода! Журналистов и без того сокращаем, потому что рекламы мало, людям платить нечем. И потом, к черту неточности! У меня есть ребята, которые мигом сделают прекрасный материал о вас и вашем бизнесе. Клянусь, уже в следующем номере! Юлия Владимировна, голубушка! Я хоть сейчас прекращу сотрудничать с Гавриловой. Она у меня по статье уйдет! Только прошу вас по-человечески: не отзывайте платежи!

— Полгода, Петр Петрович! — холодно сказала Юля и, усмехнувшись, добавила: — Считайте это санкциями! В этом году санкции в тренде.

Редактор продолжал что-то причитать в трубку, но Юля отключила телефон и посмотрела на Никиту в ожидании его реакции. Он молча поднял большой палец и несколько раз негромко хлопнул в ладоши. Юля удовлетворенно вздохнула.

Оба прекрасно понимали, что прояви Юля милость и не отзови платежи за рекламу, тот же Петр Петрович мигом сочтет это за победу и при удобном случае непременно отомстит за унижение. Теперь же, связанный по рукам и ногам Юлиными угрозами привлечь газету к ответственности за клевету, редактор присмиреет и быстро решит участь Гавриловой.

— Что дальше? — спросил Никита. — Считаю, нужно немедленно провести пресс-конференцию, где разделать под орех и Верку с ее домыслами, и полицию, и следственный комитет! Надо из-под них выбить стул, тогда они забегают как бешеные тараканы!

— Ты прав! — задумчиво сказала Юля. — Пожалуй, я с ходу этим и займусь!

Глава 27

До начала пресс-конференции осталось четыре часа. Подготовка к ней отняла много сил и нервов. Чтобы развеяться и привести мысли в порядок, Юля села в машину и отправилась прошвырнуться по магазинам. Бездумно блуждая по бутикам, она равнодушно смотрела на товары, не реагируя на призывные улыбки продавцов-консультантов.

Гулять скоро надоело. Проплутав с полчаса в громадном торговом центре, Юля выбралась на улицу, но совершенно не там, где оставила машину. Новые сапоги, неразумно надетые утром, превратились в колодки. Студеный ветер быстро проник под короткую шубку, прихватил колени в тонких колготках, растрепал волосы. Пяти минут хватило, чтобы покраснел нос, подернулись слезой глаза, а мороз пробрал до костей.

К счастью, рядом оказался небольшой ресторан. Юля на негнущихся ногах с трудом преодолела ступени, потянула на себя дверь и тотчас окунулась в уютное тепло и многообещающие запахи.

Дожидаясь заказа, она с наслаждением вытянула ноги под столом и огляделась по сторонам. Ресторан был почти полон, но знакомых лиц она не обнаружила, кроме одного.