Горячий шоколад в зимнюю ночь - Софи Анри (российский автор)

Щеки моей сестры порозовели, и она нежно улыбнулась своему парню.

Внимание родителей снова переключилось на них, и я под предлогом уборки лишней посуды поднялась на ноги.

– Эм, не поможешь мне? – Я многозначительно посмотрела на сестру, и она с королевской грацией направилась на кухню.

В театре Эмме часто доставались роли девушек из аристократических семей; казалось, она так привыкла к образам, которые отыгрывала на сцене, что забывала выходить из них в реальной жизни.

– Что это сейчас было? – раздраженно спросила я, стоило нам переступить порог кухни.

Эмма тяжело вздохнула и прислонилась спиной к кухонному шкафу, скрестив руки на груди.

– Я просто хотела убедиться…

– В чем, Эмма? – со злостью прошипела я. – В том, что я действительно могу оставить в прошлом мерзавца, который изменял мне, и двигаться дальше? Или в том, что в меня действительно мог влюбиться замечательный парень? В чем именно ты хотела убедиться?

Эмма привычным жестом потерла мочку уха, в котором красовалась серьга-цепочка с полумесяцем на конце, а потом тихо, чтобы никто не услышал, сказала:

– Я хотела убедиться, что ты встречаешься с ним только потому, что он тебе нравится, а не для того, чтобы доказать нам с Олив, что у тебя все под контролем.

Я хотела сказать что-нибудь остроумное, как всегда поступал Зак, когда его пытались задеть. Хотела вздернуть подбородок и уколоть сестру дерзким взглядом и снисходительно улыбнуться, но сил хватило лишь на то, чтобы не скривиться, как от удара пощечины.

Эмма, как и всегда, оказалась права, и от этого было только больнее. Хотелось бы мне сказать, что она слишком высокого о себе мнения, но чувство собственной никчемности и глупости завязало мой язык в крепкий узел.

Поэтому я лишь покачала головой, продолжая отрицать очевидное.

Эмма оттолкнулась от кухонного шкафа и приблизилась ко мне. В ее взгляде не было привычного превосходства – только искренняя забота.

– Я ничего не пытаюсь вам доказать. Зак правда мне нравится, и я тебе уже говорила, – наконец выдавила я.

Эмма покачала головой.

– С последним утверждением я согласна, ты смотришь на этого парня как на рождественский подарок, о котором так давно мечтала. Но с первым… Тина, ты постоянно соревнуешься с нами. И не отрицай. Это замечают все вокруг.

Я почувствовала себя так, как будто меня ударили по голове. Вот так просто Эмма произнесла вслух то, за что я сама себя ненавидела, но ничего не могла с этим поделать.

– Да иди ты знаешь куда, – шепотом процедила я и развернулась к двери.

Признаться Эмме в том, что я действительно с детства мечтала стать такой же, как она и Олив, но с каждым годом мне все сильнее казалось, что я лишь космическая пыль среди сияющих звезд? Да я лучше язву проглочу!

– Ти, постой, давай поговорим.

– Эмма, я рада, что твое самомнение настолько велико, что ты, наверное, даже у свадебного алтаря поинтересуешься, не выхожу ли я замуж, только чтобы утереть нос твоему сияющему великолепию, но сейчас я не настроена разговаривать по душам. Так что оставь меня в покое и иди расскажи родителям об очередном фееричном выступлении, на котором тебе разве что не сделал предложение руки и сердца сам Леонардо Ди Каприо.

Во мне говорила уродливая зависть, и больше чем злость на сестру я испытывала только ненависть к себе.

– Тина… Я ведь не то имела в виду, выслушай меня до конца.

Эмма схватила меня за запястье, чтобы развернуть лицом к себе, но в этот момент на кухню вошел Зак с подносом и чашками в руках. Следом за ним семенил Коул, с такой осторожностью держа громоздкую тортницу, будто это младенец, которого он боялся уронить.

– Мы решили помочь вам убрать со стола, – начал Зак и осекся, видимо, заметив, в каком я пребываю состоянии. – Ти, все в порядке?

Его пытливый, но в то же время нежный взгляд за считаные секунды проник мне под кожу, скользнул мимо ребер, в плену которых томилось мое гудящее от переполнявших чувств сердце, и утихомирил саднящую боль.

– Да, просто устала. Думаю, нам пора возвращаться в кампус.

Зак кивнул. Он понял, что я не хочу говорить при свидетелях, и направился к раковине, а я, полностью проигнорировав Эмму, вернулась в гостиную.

Мы пробыли в доме моих родителей не больше получаса, прежде чем Зак сказал, что завтра его ждет работа в спортивном зале и нам нужно ехать в кампус. За это время Эмма предприняла еще одну попытку поговорить со мной, но я упорно избегала оставаться с ней наедине. Спасибо, что хоть не стала поднимать унизительную для меня тему прямо при семье.

Папа вышел нас провожать. К слову, Зак ему очень понравился.

– Хороший парень, пусть сначала и показался каким-то замкнутым и робким. Да еще и руки из нужного места растут, – хмыкнул он.

Я не смогла сдержать довольную улыбку.

– Да, пап, он замечательный.

– По правде говоря, он нравится мне гораздо больше Джона. Надеюсь, первое впечатление меня не обмануло.

– А почему он нравится тебе больше? – с любопытством спросила я.

– Потому что Джон смотрел на тебя, как на какое-то достижение, трофей или награду, но никогда с такой нежностью, как этот парень.

От этих слов мое тело покрылось мурашками, а в груди стало тепло и тяжело одновременно.

Поцеловав папу в щеку на прощание, я подошла к машине, дверцу которой для меня услужливо открыл Зак.

– Откуда ты узнал про мои любимые цветы, книги и фильм? – спросила я, как только мы выехали из нашего переулка. Недавний разговор с Эммой все еще снедал меня, и мне хотелось отвлечься.

– Ты очень активна в интернете, Мотылек, – усмехнулся он.

– Не знала, что ты сталкер.

– Никакой я не сталкер. Просто смотрел твои сторис – терпеть не могу, когда висят эти розовые кружки. К тому же у меня хорошая память, вот я и запомнил, как ты пищала от восторга по своим слезливым книгам.

– Спасибо тебе. Ты очень понравился моим родителям.

Зак смущенно улыбнулся.

– Они тоже ничего, – ответил он, а потом спросил: – Что у вас случилось с Эммой? Ты выглядела очень напряженной, когда я зашел на кухню.

– Да так, просто Эмма, как обычно, хотела показать, что всегда и во всем права.

Я отвернулась к окну, чтобы Зак ничего не прочитал по моему взгляду. Я чувствовала себя уязвленной, но хуже всего было то, что злилась я не на Эмму, а на саму себя.