Мафия - Анатолий Безуглов

— Не знаю, что и сказать…

Он коротко поведал мне о встрече с бывшим оперуполномоченным ОБХСС, а ныне заключенным. Больше всего настораживало генерала, что Ларионов причислял его к «своим»…

— Алиби Ларионова проверили? — спросил я.

— Проверили, — протянул грустно Рунов. — Действительно, в том году Ларионов с семьей проторчал весь сентябрь в Звенигороде. — Он вздохнул. — А что, Захар, может, мне пора на пенсию? Дисквалифицировался…

— Для Ларионова слетать из Москвы в Южноморск и обратно было бы проще пареной репы, — не обращая внимания на последние слова Анатолия Филипповича, сказал я. — За день мог бы управиться.

Разговор пришлось прервать — процессия подошла к месту захоронения. Гроб был снят с машины и установлен на специальный постамент, чтобы родные и близкие простились с покойным. Многие женщины прикладывали к глазам платочки, кое-кто плакал открыто. И словно бы небо тоже присоединилось к ним — стало накрапывать. Над толпой раскрылись зонтики.

Рунов начал тихо расспрашивать, кто был у самого гроба. Когда я дошел до сына усопшего, Павла, Анатолий Филиппович немного удивился.

— Ты ж говорил, что у Шмелева был с сыном разлад?

— Как видишь, смерть примирила… Прилетел буквально на следующий день.

— Не умею говорить слова сочувствия, но надо. Генерал протиснулся к родственникам.

— Здравствуйте, Захар Петрович, — раздалось возле меня.

Я обернулся. Савельева, лучший наш мастер по цирюльным делам.

— Здравствуйте, Капитолина Алексеевна — ответил я вежливо.

В длинном черном платье, черном кружевном платочке, она, право же, смотрелась синьорой. Красива, тут уж ни прибавишь, ни убавишь. Но красота ее была какая-то холодная.

Савельева оглядела мою униформу — кожаную куртку и кепку с эмблемой таксиста — и заметила:

— Давненько не заглядывали в мой салон.

— Может быть, загляну на днях, — ответил я.

— На днях, увы, не получится, — улыбнулась Капитолина Алексеевна. — Отбываю в заграничный круиз.

Мы отошли друг от друга. Тут оркестр заиграл шопеновский похоронный марш. Невольно сдавило горло.

Ко мне снова подошел Рунов. Он явно был чем-то взволнован.

— Как-нибудь приблизься к Светлане, — шепнул мне на ухо генерал.

— Зачем? — не понял я, так как давно уже выразил ей свое сочувствие, а зря на глаза лезть не хотелось.

— Перстень, — еще тише проговорил Анатолий Филиппович. — По-моему, тот.

Я пробрался к родственникам Шмелева. Светлана неотрывно смотрела на восковое лицо деда, одной рукой прижимая к лицу платочек, а другой держа зонт.

На одном из пальцев, обхвативших пластмассовую ручку, красовался золотой перстень с крупным камнем. Камень был почти черный и в то же время из него исходили лучи…

«Неужели?» — перехватило у меня дыхание.

Я вспомнил Фаину Моисеевну Гринберг, ее темпераментное описание любимого украшения, похищенного грабителем…

…Когда после погребения мы с Руновым шли с кладбища, я сказал:

— Рано тебе на покой, Толя. Перстенек-то, сдается, бывшей южноморской гражданки, а ныне — сицилийской дамы.

— Интересная шарада закручивается, — с каким-то азартом проговорил генерал.

Он словно бы помолодел.

В Южноморске Ольгу Арчиловну Дагурову как бы постоянно сопровождал дух Чикурова. Во-первых, причина, по которой она была послана в этот курортный город. Расследовать обстоятельства смерти Шмелева, начинавшего уголовное дело, ставшее роковым для Игоря Андреевича. Во-вторых, ей предоставили в областной прокуратуре кабинет, который занимал ее учитель (а она считала Игоря Андреевича таковым). И в третьих, самое удивительное, Ольгу Арчиловну поселили в гостинице в тот же номер, где жил Чикуров.

Вылетая в Южноморск, она не успела переговорить со своим наставником и другом — так внезапен был отъезд. А поговорить бы не мешало.

В Южноморске она погрузилась в дело, как только сошла с самолета.

Заключение главного судмедэксперта Минздрава разошлось с первоначальным, сделанным Хинчуком. В опыте московского специалиста сомневаться было трудно, но и здешний медик, по разговорам, тоже являлся авторитетом в своей области.

Кто прав? Допустим — столичный светило. Тогда как квалифицировать заключение Хинчука? Ошибка или что-то другое?…

А тут еще история с перстнем ограбленной эмигрантки. Если он действительно принадлежал Гринберг, то каким образом оказался у внучки Шмелева?

Короче, было над чем поломать голову.

Получив сведения от генерала Рунова, Дагурова на следующий день пригласила в облпрокуратуру Светлану Павловну. Внучка покойного пришла в траурной одежде. Выразив сочувствие молодой женщине, Ольга Арчиловна извинилась за то, что была вынуждена в эти скорбные дни побеспокоить Светлану.

— Я вас понимаю, — сказала та. — Спрашивайте, отвечу на все вопросы.

— Откуда у вас этот перстень? — указала следователь на украшение, сверкающее на безымянном пальце молодой женщины.

— Ах, это? — почему-то смутилась она. — Конечно, не следовало бы сейчас надевать, но это память о дедушке. Его подарок.

— И давно он сделал этот подарок?

— Давно? Нет. В день свадьбы.

— А точнее?

— Двадцать восьмого августа прошлого года. В день моей свадьбы.

— Можно рассмотреть получше? — попросила Ольга Арчиловна.

— Пожалуйста, — сняла перстень с пальца Светлана и протянула следователю.

Дагурова невольно залюбовалась антикварной драгоценностью, тем более что никогда не видела черный алмаз. У какой женщины не дрогнет сердце при виде подобной редкости?

Но у следователя оно дрогнуло еще и по другой причине: эта уникальная штуковина очень напоминала, по описанию, перстень Гринберг.

— Николай Павлович говорил вам, откуда у него этот перстень? — спросила Дагурова.

— Я спрашивала. Дедушка отшутился: мол, дареному коню в зубы не смотрят… Больше к этому вопросу мы не возвращались.

— Вы раньше не видели у него эту вещь?

— Никогда. Но почему перстень так заинтересовал вас?

— Понимаете, Светлана Павловна, — не ответив на вопрос, сказала Дагурова, — в интересах следствия мы вынуждены его изъять.

— Нет-нет! — аж привскочила Светлана. — Ни за что! Память…

— Понимаю, жаль расставаться, — спокойно, но властно проговорила Ольга Арчиловна. — Однако это очень серьезно, уверяю вас.

— Да? — стушевалась Светлана, на которую сильно подействовал тон Дагуровой. — Что, связано со смертью дедушки?

— Вполне вероятно. И прошу: никому ни под каким видом о том, что перстень изъят, не говорить. Вы меня поняли?

— Хорошо, — покорно кивнула молодая женщина, провожая грустным взглядом перстень.

— А теперь приглашу понятых и составим протокол изъятия…

Потом Ольга Арчиловна расспросила Светлану, что ей известно о последних днях деда. Но что могла рассказать внучка, живя за тысячи верст от Южноморска?

Прощаясь, следователь поинтересовалась, когда Светлана уезжает.

— Уехала бы завтра, да надо пристроить Дика.

— Какого Дика? — не поняла Дагурова.

— Дедушкина овчарка, — пояснила Светлана. — Понимаете, Дик исчез накануне его смерти. И представьте себе, сегодня заявился. Грязный, ободранный, хромает… Я бы забрала его в Москву, но мы с мужем отбываем в Амстердам, где Аскольд будет работать в посольстве. Так хочется пристроить собаку к хорошим людям. Как Дик любил дедушку, можно сказать, был верным телохранителем…

Оставшись одна, Ольга Арчиловна достала из сейфа перстень. Любуясь старинной работой, подумала: а что, если этот перстень вовсе не тот, который похитили у Гринберг? Похожий? Правда, мастера прошлого не повторялись…

Хотелось бы знать наверняка.

Дагурова позвонила в Москву, Вербикову. Начальник следственной части прокуратуры республики был на месте. Ольга Арчиловна доложила о первых результатах расследования и сказала:

— Олег Львович, срочно нужна командировка.

— Куда? — машинально поинтересовался Вербиков.

— В Италию…

— Куда-куда?! — переспросил начальник следственной части, и Дагурова представила его изумленное лицо.

— Точнее — на Сицилию, в Палермо, — спокойно продолжала следователь.

— Кроме шуток? — все еще не мог прийти в себя шеф. — Что, хочешь покончить с ихней мафией?

— Дай Бог к нашей подступиться… Юрий Львович, позарез нужно идентифицировать перстень и предъявить Гринберг для опознания фотографию Ларионова.

— Неужто нельзя как-нибудь по-другому? — после некоторого размышления спросил Вербиков.

— Кто, кроме нас, сделает это? Интерпол? Но мы, к сожалению, с ним еще не контачим. Впрочем, можете вызвать Гринберг в Союз повесткой, — с иронией произнесла Дагурова.

— А где валюта? — серьезно воспринял слова Ольги Арчиловны патрон.