Чэч: Становление бродяги - Артур Фатыхов

заорал я от неожиданности и рефлекторно, даже не задумываясь, применил умение «Успокоить». Не знаю, услышал ли бык мою команду, потонувшую в гвалте, устроенным крумкачами, или это умение сработало, но Бурый остановился как вкопанный, лишь продолжая прясть ушами. Обернувшись, я встревоженно принялся всматриваться в сторону холма, ожидая увидеть, как из-за его вершины выскакивают твари с запредельным уровнем. Вот не верится мне, что мелочь может так реветь. Но пока никого, кроме кружащих в небе и галдящих падальщиков, видно не было. Зато слышно. Рёв тварей хоть и стал тише, но не затихал ни на секунду. Твою дивизию, что там происходит?

— Чэч!

— Твою дивизию! — уже вслух вырвалось у меня и было от чего. Агееч, выбравшийся из опрокинутого фургона, тащил кого-то на плече. Судя по размеру, то ли карлика, то ли ребёнка. Бурого подгонять было не надо, рванул так, что я снова на ногах не устоял и плюхнулся на скамейку.

Удивительно, но останавливать быка около Агееча не пришлось, сам замер как вкопанный. Да так неожиданно, что и на этот раз чуть со скамейки не улетел, только уже вперёд, на круп быка.

— Принимай.

Это оказался пацанёнок лет десяти-двенадцати, весь перепачканный в угольной пыли или в чём-то таком похожем. Усадил его на скамейку и тут же схватился за вожжи.

— Гони, Чэч, — рявкнул взобравшийся на облучок Агееч. — Пора убираться от сюда.

Бык только этого и ждал. Я жаловался, что Бурый самый неспешный бык, которого я видел? Так вот, задрав хвост к небу, он с места рванул так, что мы с Агеечем снова свалились на скамейку, а пацан с неё на спину, только ноги торчали вверх. Но тормозить Бурого я не стал, как и не потребовал этого Агееч. Поставив копьё в стойку, старик взял в руки арбалет и смотрел в сторону холма, над которым всё ещё кружили крумкачи.

— Агееч, кто это там так надрывается?

— А хрен его знает, — не оборачиваясь ответил старик. — И знаешь, мне как-то не очень это интересно, лишь бы подальше отсюда оказаться.

Когда мы пронеслись по дороге километра дав-три, наставник заговорил:

— В фургоне двое ехало: пацан этот и мужик. Мужик его в ящик из-под угля засунул и на замок закрыл, чтобы волки в случае чего не достали. Хотя эти бы достали. Видел я, как они доски погрызли, совсем немного осталось…

Агееч выдав такой сумбурный спич, замолчал.

— Волки? И эти здесь? Ты же сам говорил, что они ближе пятидесяти километров к Пограничной не подходят, особенно сейчас, в период дождей. А она вон, берег от сюда виден.

— А я знаю, откуда они тут взялись волки эти, демон низший, ещё и эти твари, за холмом орущие, совсем не маленькие? — Агееч озвучил всё вопросы, которые совсем недавно я задавал сам себе.

— Стая волков большая была, хвостов двадцать точно, а то и больше. Но у этих, — Агееч кивнул на пацана, — был шанс уйти. Бык здоровый у них был, породистый. Мог долго бежать. Но не повезло, копытом в колдобину попал и ногу сломал. Оттого фургон и опрокинулся. Мужика на обочину выбросило, он головой о камень и шандарахнулся похоже. А дальше волки подоспели… Потом их кто-то спугнул. Вся стая разом ушла. Но этот кто-то к фургону не подходил.

Старик замолчал. А я посмотрел на пацана. Тот сидел нахохлившимся воробушком, крупным таким воробушком, однако и молча кулаком вытирал редкие слёзы, размазывая грязь по лицу. И что с ним делать? Не знаю. Своих детей у меня не было, племянников видел редко и особо с ними не общался.

— Как тебя звать-то?

Пацан молчал, уставившись на дощатый пол облучка.

— Пацан, как тебя звать.

— Миклушем.

Я особенно и не удивился такому имени. Тут на границе пустоши кого только не встретишь. Народ в поиске свободы бежал сюда со всей империи.

— А меня Чэчом зовут. А это Агееч. Вот и познакомились.

— Очень приятно, — пролепетал пацанёнок.

А он оказывается воспитанный.

— Лет тебе сколько, Миклуш?

— Через месяц десять будет.

Я пытался разговорить пацанёнка, задавая простые, в принципе, ненужные вопросы.

— А откуда ты?

— Из Ясенок. Мы с батей в гарнизон за антрацитом ездили. Он у меня кузнец.

— А мама в Ясенках осталась?

— Нет мамы… — еле слышно ответил пацан. — Её три года назад куркуш сильно подрал… Не выжила…

— А дед с бабкой или ещё какие родственники есть?

Пацан лишь молча помотал головой и снова уставился в пол, вытирая слёзы. Дела-а…

— Что делать будем, Агееч?

— До Ясенок, если верить карте, ещё почти сутки пути по этой дороге. Придётся нам кругаля давать, но не брать же пацана с собой. Если ночью поедем, завтра после обеда где-то доберёмся. Там же в Ясенках и переночевать в трактире можно. А с утра уже по своим делам отправимся. Ты, Чэч, ещё километров пять такую скорость поддерживая, а потом попридержи быка, ему ещё сутки телепаться. А ты, Миклуш, пойдём со мной, накормлю тебя.

Ясенки оказались довольно большой деревней, окружённой высоким частоколом из толстых брёвен, перед которым был вырыт широкий ров, заполненный водой.

— Основательно они тут устроились, — удивился я. — А лес-то откуда для частокола взяли, если кругом одним холмы? Только не говори, что поэтому одни холмы и остались.

— С стороны Пограничной, откуда же ещё. Ты что карту совсем не помнишь? Там лес вековой неподалёку.

— Нет, — подтвердил я опасения Агееча. — А когда я бы её запомнил? Вы так с Яшкой над ней тогда склонились, хрен что увидишь.

— Кто такие? Чё надо? — раздалось из-за закрытых ворот, когда мы подъехали к мосту через ров.

— Вольные бродяги мы, — ответил Агееч. — К старосте вашему едем. В сутках пути отсюда увидели опрокинутый фургон, полный антрацита. В одном из ящиков нашли пацана. Говорит, зовут его Миклушем.

— А где отец его Яруш?

— Погиб, а тело волки утащили…

— Значит погиб, говорите Яруш, а тело волки утащили?..

Староста Ясенок оказался здоровенный мужик, очень похожий на медведя, вставшего на задние лапы. Кто знает, может настоящим оборотнем и был, говорят тут и такие разумные совсем не редкость.

— … Жаль, хороший был кузнец. А телега с углём, опрокинутая в сутках пути лежит? Сегодня же мужиков