Жизнь забугорная - Татьяна Окоменюк

Жизнь, дружок, проходит очень быстро. Ты думаешь, что у тебя ещё прорва времени, что всё ещё впереди. Многое откладываешь в долгий ящик. Не живёшь на полную катушку, а только собираешься. Когда же вдруг оглядываешься, то обнаруживаешь, что прожитое рассыпалось на мириады атомов житейской чепуховины. Что впереди уже почти ничего нет. Что «потом» так и не случилось. Что жить надо было жаднее. Жаль, что доходит это до нас лишь с возрастом.

– Лёёё-хааа, ты гдееее? – раздался из-за деревьев звонкий Стёпкин голос.

– Иду, братуха, иду! – отозвался тот, пружиной вскакивая на ноги.

Он подошёл к Алексу вплотную, крепко его обнял.

– Слушай, ты это… выздоравливай, что ли, – перешёл он наконец на «ты». – Не подводи меня, ладно?

– Да разве ж я против? – развёл мужчина руками. – Это теперь в компетенции «небесной канцелярии».

– Ты веришь в Бога? – удивился парень, возглавляющий ВУЗовский «Клуб воинствующих атеистов».

– Верю. Но где-то за подкладкой души храню надежду, что и над ним имеется кассационная инстанция, – ответил Алекс, и они оба прыснули от смеха. – Да, вот ещё что: возьми на память мобильник, – протянул он Лехе свой телефон.

– Не-а, – замотал тот лохматой головой. – С этим аппаратом меня объявят контактёром со внеземными цивилизациями. Оно мне надо? Ты, главное, держись. Пока ты жив, у меня имеется хоть какая-то перспектива…

Они ещё раз обнялись, и Лёха потихоньку потрюхал к мосту. Шёл, ссутулившись, едва переставляя ноги, будто нёс на своих плечах неподъёмный груз. Перейдя на правый берег, юноша оглянулся, помахал Алексу рукой и спустя несколько мгновений скрылся за смереками.

Мужчина обхватил голову руками. «Зачем я взбудоражил парня? – корил он себя. – Как ему жить-то теперь? На что надеяться, к чему стремиться, о чём мечтать, зная, что любимая девушка – дешёвая шлюха, лучший друг – смертник? Что скоро он с «волчьим билетом» вылетит из ВУЗа и осиротеет. Что КПСС, в которую он так мечтал вступить, перестанет существовать, а страна, патриотом которой является, развалится, как карточный домик. Что жена от него уйдёт, а сын – единственное продолжение рода – погибнет…

Во имя чего тогда жить, если все потуги напрасны? Воистину прав был Экклезиаст, считавший, что умножающий знание умножает печаль. Выходит, он своим знанием отравил парню всю его дальнейшую жизнь. Хотел как лучше, а получилось как всегда.

На душе у Алекса было мерзко и пакостно. Он долго бродил по лесу, выбирая самую «целебную» смереку. Наконец определился. Остановившись перед древней тридцатиметровой красавицей, Май обнял её шершавый ствол, прижался щекой к серой, отслаивающейся тонкими пластинками коре и, подняв глаза к небу, стал смиренно дожидаться решения своей участи.

Возвращение блудной души

Павел мазнул взглядом по навигатору: до дома оставалось всего ничего, кэмэ восемьдесят, не больше. Сейчас приедет, наберёт полную ванну горячей воды, напустит туда ароматной пены, окунётся в купель и будет откисать душой и телом. Благо, шеф человеком оказался и отпустил из командировки на день раньше. А ведь мог бы промариновать ещё сутки, чтоб восвояси вместе возвращаться. Мог, но не стал. Значит, этот Лемке не такое уж и дерьмо, как о нём отзываются подчинённые. Просто он – зануда и буквоед. Есть начальники и похуже. Вон его приятеля Веньку шеф уволил только за то, что тот дважды за полгода побывал на больничном. Так и сказал: «Не обессудь, работник ты хороший, но зачем мне лишние хлопоты по сохранению рабочего места в твоё отсутствие? Ищи другую работу. Я дам тебе отличную характеристику». И дал: «Он с большим усердием пытался выполнять порученные задания. Зарекомендовал себя деловым человеком. Благодаря своей пунктуальности, был образцом для других. Мы расстались по обоюдному согласию».

Венька потом всё понять не мог, почему его, позитивно рекомендуемого бывшим работодателем, никто не берёт на работу. Отказывают, а объявления о наличии вакансии не снимают. А недавно прочитал в русскоязычной газете, что при помощи системы тайных кодов хитрые немцы сообщают друг другу нужную информацию. Вроде напрямую не пишут о вас гадости, но в переводе на нормальный язык вышеупомянутая характеристика означает следующее: «Неприятный сотрудник. Не справлялся с порученным ему делом. Работал ниже всякой критики. Вынуждены были его уволить из-за доставленных нам неприятностей». Ну, не скотина? Сам не гам, и другому не дам!

Так что ему с работодателем точно повезло. А с кем не повезло? Венька – друган настоящий. Поддержка и опора. Инна – жена замечательная, надёжный тыл, его второе «я». Сын Андрюха – тоже неплохой парень. Правда, в голове у него пока ещё ветер гуляет, но это дело поправимое. Хотя… Как говаривал его собственный отец, «Молодой дурак с годами станет старым дураком», имея в виду его, Павла, в зрелом возрасте решившегося на эмиграцию. Да… С родителями у него как-то не заладилось. Простые деревенские люди с весьма ограниченными потребностями не захотели принять выбор сына.

– Чего тебе не хватает на родине? – кричал на всю улицу подвыпивший отец. – Квартирой собственной владеешь, дача есть, иномарку купил! Инка твоя ненасытная аж две шубы имеет: каракулевую и песцовую! Какого рожна ещё надо? И куда намылился? В Германию! Туда, где дед твой голову сложил. И кто ты после этого, как не Плохиш, продавшийся буржуинам за бочку варенья и корзину печенья!

Столько лет прошло, а помириться с родителями так и не удалось: на письма они не отвечают, телефонную трубку бросают, посылки отправляют обратно…

«Интересно, куда подевалось моё семейство? – встревожился мужчина. – На домашнем – никого, сотовый тоже не берут ни Инка, ни Андрюха. И где их в будний день носит? Темнеет уж на дворе»…

По радио что-то вещали о жизни и смерти. Павел прислушался: «Средняя продолжительность жизни мужчин в Германии – семьдесят четыре года, женщин – восемьдесят лет, – гнусавил диктор. – Исследуя причины такой разницы, учёные пришли к выводу, что биологически женщины – более сильный пол, менее уязвимый физически и психически. Кроме того, мужчины сами укорачивают свою жизнь алкоголем, курением и неправильным питанием. Тем не менее нужно сделать всё возможное, чтобы продолжительность их жизни неуклонно возрастала…».

«Во дают! – подумал Павел. – В России среднестатистический покойник отбрасывает лыжи в пятьдесят семь, а эти из-за семидесяти четырёх шорох подняли. Лучше бы возраст пенсионный понизили. А то пашут до самой смерти, придурки…».

За бортом моросило. Павел любил осень. В Германии её трудно было отличить от других времён года: вечнозелёная трава, кроны деревьев почти не теряют листьев, самая низкая температура, которую он пережил за последние десять лет, – минус одиннадцать. Лепота!

А дождик-то усиливается, судя по капюшонам, натянутым на головы свесившихся с виадука парней. Сейчас он поднырнет под мост и минут через двадцать будет пить ароматный чай на своей уютной кухне.

Один из