Дорога Славы - Роберт Хайнлайн

— Мой гений ушел в отпуск. Но Стар, любовь моя, на это есть простой ответ. Бери все.

— Милорд?

— Джоко дал нам на дорогу, как кажется, полтонны еды, столько вина, что можно утопиться, и немножко воды. Плюс широкий выбор лучших в Невии приспособлений для убийства и нанесения ранений и увечий. Вплоть до панцирей. И еще кучу всего. В этом складничке достаточно всего, чтобы выстоять осаду и не есть и не пить ничего в Карт-Хокеше. Но самое прекрасное то, что он весит, в упакованном виде, всего фунтов пятнадцать, а не пятьдесят, которые, как ты сказала, ты сможешь, поднапрягшись, перебросить. Я закреплю его на спине и ничего даже не почувствую. Он меня не притормозит, а, может, даже защитит от удара в спину. Годится?

Выражение лица Стар подошло бы матери, чей ребенок только что раскусил обман насчет аистов и которая раздумывает, как подойти к этому щекотливому вопросу.

— Милорд муж, его масса слишком велика. Я не думаю, что кто-нибудь из ведьм или колдунов смог бы переместить его в одиночку.

— Ну, а сложенный-то?

— Это не меняет дела, милорд, масса все равно не исчезает, даже становится еще опаснее. Представьте себе сильную пружину, скрученную очень туго до небольших размеров и обладающую поэтому большой энергией. Требуется невероятная мощь, чтобы провести складничок через переход в компактном виде; в дротивном случае он взрывается.

Я вспомнил вымочивший нас грязевой вулкан и перестал спорить.

— Ладно, я не прав. Только один вопрос — если масса никуда не исчезает, почему же он так мало весит в сложенном виде?

На лице Стар вновь появилось обеспокоенное выражение.

— Прошу прощения, милорд, но нам не хватает общего языка — в математическом смысле, который позволил бы мне ответить вам. Это временно: обещаю, что вы сможете научиться, если захотите. Чтобы было удобнее, представьте это себе как прирученное искривление пространства. Или думайте, что масса эта находится так неизмеримо далеко — в ином направлении — от сторон складничка, что местная сила притяжения играет незначительную роль.

Я вспомнил, как когда-то моя бабушка попросила меня объяснить ей, что такое телевизор — что у него внутри, если не смешные картинки. Есть такие вещи, которым нельзя научиться за десять несложных уроков или популярно объяснить массам; они требуют годами морщить лоб. Это звучит как измена в век, когда все отдают дань невежеству, и суждение одного не хуже суждения другого. Но это факт. Как говорит Стар, мир таков, каков он есть, и не прощает невежества.

Но меня все еще разбирало любопытство.

— Стар, а можно как-нибудь изловчиться рассказать мне, почему одно проходит легче, чем другое? Дерево легче, чем железо, например?

Она приняла горестный вид.

— Нет, потому что я сама не знаю. Волшебство — это не научно, это набор способов делать то или иное — способов, которые действуют, но мы часто не знаем почему.

— Здорово похоже на инженерное дело. Конструируешь по теории, а воплощаешь, как придется.

— Да, милорд муж. Волшебник похож на инженера-практика.

— А философ, — встрял Руфо, — это ученый без практического приложения. Вот я — философ. Лучшая из всех профессий.

Стар не обратила внимания на его слова, достала куб для зарисовок и показала мне все, что знала о той огромной башне, из которой мы должны выкрасть Яйцо Феникса. Этот куб казался просто большим кубиком плексигласа и на вид, и на ощупь, и по тому, как на нем оставались отпечатки пальцев.

Однако у нас оказалась длинная указка, которая погружалась в него, как будто куб был сделан из воздуха. Она концом этой указки могла чертить в трех измерениях; он оставлял тонкую светящуюся линию в тех местах, где ей было надо, как на классной доске.

Это было не волшебством, а более развитой технологией. Когда мы этому научимся, то к черту полетят все наши способы инженерного планирования, особенно сложных конструкций, таких, как авиамоторы и УВЧ-устройства. Это даже лучше, чем развернутая изометрия с прозрачными накладками. Куб был стороной дюймов в тридцать, а чертеж внутри можно было рассматривать с любого угла, даже перевернуть и исследовать снизу.

Башня Высотой в Милю была не шпилем, а массивным блоком, чем-то похожим на пресловутые уступы зданий в Нью-Йорке, но неизмеримо больше.

Внутренность его представляла собой лабиринт.

— Милорд рыцарь, — извиняющимся тоном сказала Стар, — когда мы покидали Ниццу, в нашем багаже хранился полный чертеж этой башни. Сейчас я вынуждена работать по памяти. Однако я так долго изучала этот чертеж, что убеждена в том, что правильно передаю схему нашего движения, хотя пропорции могут быть чуть неверными. В направлениях я уверена, в тех, которые ведут к Яйцу. Может случиться, что побочные пути и тупики я опишу не так детально; я не настолько тщательно их изучала.

— Не вижу, чем это нам повредит, — заверил я ее. — Если я буду знать правильную дорогу, то любая другая, которую я не знаю, будет ложной. Ею мы не воспользуемся. Разве что для того, чтобы спрятаться в трудный момент.

Она изобразила верные направления светящимся красным цветом, мнимые зеленым. Зеленого оказалось намного больше, чем красного. У того типа, который соорудил эту башню, мозги были явно набекрень. То, что казалось центральным входом, вело внутрь и вверх, раздваивалось и соединялось снова, проходило рядом с Залом Яйца, потом по запутанному маршруту возвращало вниз и вышвыривало наружу, как в “На выход — сюда” у П.Т.Барнума.

Другие пути уводили вглубь и оставляли вас плутать в лабиринтах, которые не подчинялись правилу “Держаться левой стены”. Если бы вы так поступили, вы умерли бы с голоду. Даже пути, отмеченные красным, были очень запутаны. Если только вы не знали, где хранится под стражей Яйцо, вы могли даже войти правильно и все равно провести весь этот год и январь следующего в бесплодных поисках.

— Стар, ты бывала в Башне?

— Нет, милорд. Я побывала в Карт-Хокеше. Но далеко оттуда, в Гротовых Холмах. Я видела Башню только с большого расстояния.

— Кто-то же должен был в ней побывать. Ваши… противники… наверняка не посылали вам карты.

Она произнесла четко и ясно:

— Милорд, шестьдесят три храбреца погибло, добывая информацию, которую я предлагаю вашему вниманию.

Значит, сейчас мы идем за шестьдесят четвертого! Я спросил:

— Есть способ оставить для изучения только красные тропы?

— Безусловно, милорд.

Она дотронулась до прибора управления, зеленые линии погасли. Красные пути начинались по одному из каждого из трех отверстий, одной “двери” и двух “окон”.

Я показал на самый нижний уровень.

— Это единственная из тридцати или сорока дверей, которая ведет к Яйцу?

— Верно.

— Стало быть, прямо за ней нас поджидает драка.

— Это было бы вполне естественно, милорд.

— Хммм… — Я повернулся к Руфо. — Руфо, у тебя в загашнике не найдется какой-нибудь длинной, прочной и легкой веревки?

— Есть у меня одна, которой Джоко пользуется для подъема грузов. Примерно как крепкая рыбацкая леска, с сопротивлением на разрыв около полутора тысяч фунтов.

— Молодец!

— Подумал, может, понадобится. Тысячи ярдов хватит?

— Да. Что-нибудь полегче есть?

— Шелковая леска для форели.

Через час мы закончили все мыслимые приготовления, и схема лабиринта отпечаталась в моем мозгу тверже алфавита.

— Стар, лапка, мы готовы отчаливать. Будешь творить заклинание?

— Нет, милорд.

— Почему нет? Лучше бы это провернуть побыстрее.

— Потому что это невозможно, мой дорогой. Эти Врата не настоящие; тут всегда мешает вопрос времени. Они будут готовы открыться на несколько минут примерно часов через семь, а потом вновь не могут быть открыты в течение нескольких недель.

Мне пришла на ум скверная мысль.

— Если те типы, которых нам надо достать, это знают, то они накроют нас прямо на выходе.

— Надеюсь, что нет, милорд рыцарь. Они вообще-то должны ожидать нашего появления со стороны Гроговых Холмов, поскольку знают, что где-то в тех холмах у нас есть Проход. Я действительно хотела использовать тот Проход. Эти Врата, даже если они о них знают, так неудобно для нас расположены, что, по-моему, они не ожидают, что мы рискнем воспользоваться ими.

— Ты меня чем дальше, тем больше радуешь. Ты не вспомнила ничего достойного упоминания о том, что следует ожидать? Танки? Кавалерию? Больших земных великанов с волосатыми ушами?

Она явно была встревожена.

— Все, что я скажу, увело бы вас в сторону, милорд. Можно предполагать, что их войско будет состоять скорее из конструктов, чем из истинно живущих существ… Это означает, что они могут оказаться какими угодно. Кстати, все, что угодно, может оказаться иллюзией. Я говорил вам о гравитации?