Русское иго, или Нашествие ушкуйников на Золотую Орду - Вадим Телицын

С точки зрения современной науки (кто поручится, что с течением времени она не будет опровергнута?) об этих воззрениях новгородцев можно говорить с большой долей иронии. Однако для нас эти воззрения важны тем, что дают возможность лучше понять национальное самосознание новгородцев. Ведь оно складывалось под влиянием реально существовавшего величия и могущества Новгорода. Внешняя мощь Новгородской республики формировала и соответствующую ей великую национальную идею. Ее фундамент новгородцы искали и находили в глубокой древности. Для них, как, впрочем, и для сознания всех людей Средневековья, это имело большое значение. Почему? Потому что в эту эпоху об истинности и прочности любой из идей судили именно по глубине ее исторического залегания»[247].

Стоит обратить внимание и на то, что сам Павел Алеппский приводит мнения новгородцев об истории их государства без всякой иронии. Наоборот, взирая на остатки былой мощи Новгорода, он не сомневается, что город «основан Иафетом, сыном Ноя; поэтому его строения, как мы это видели, очень древни»[248].

Надо также отметить, что устные предания, которые Павел Алеппский слышал в Новгороде, в пространном виде содержатся во многих русских летописях и хронографах XVI и XVII веков…

В стране, где войны ведутся постоянно, должны вырастать кадры профессиональных воинов. Но у России — особенная судьба, и это в полной мере отразилось на судьбе ушкуйников… Все здесь перемешано — и политика, и география, и война.

Итак, ушкуйники, с военной точки зрения: «В новгородских летописях встречаются упоминания такого новгородского военного контингента, как «мблодцы». Судя по источникам, дружины «молодцев» не входили ни в ополчение, ни в княжеское войско. Это были добровольно собравшиеся в поход воины, целью которых было получение наживы от ограбления территории противника.

В Пскове в 1463 году во время очередной войны с Ливонией упоминается участие в боевых действиях кроме войска ополченцев отряда таких «молодцев»: «Ивашко диак скопи около себе нерубленых людей охвочих, и ходиша за Изборско в слободу в Немецкую землю» (Псковская 2-я летопись).

Требовать от такой ватаги выполнения каких-то стратегических военных задач власти не могли. Бояр, видимо, устраивало подобное рвение сограждан — ведь ватаги «молодцев» во время войны наносили серьезный ущерб противнику, не требуя за это никакой платы и никаких усилий от официальных властей.

Есть все основания называть таких «молодцев» профессиональными воинами, так как они шли на войну исключительно ради добычи и, следовательно, существовали и даже наживались за счет своей военной деятельности. Основу для ватаги «молодцев» могла составить, например, артель рыболовов, уже имеющая промысловое судно и опытную команду, либо другое устойчивое объединение людей, и в мирное время занимающихся достаточно опасной профессией, требующей навыков близких к военным. Пополняться такие ватаги могли как за счет представителей городских низов, не включенных в «разруб» (повинность по несению воинской службы в случае войны) и поэтому не призванных в ополчение (но достаточно воинственных и желающих за счет грабежа поправить свое положение), так и за счет младших детей из достаточно высокопоставленных семей (они могли изъявить желание отправиться на войну, но не войти в ополчение, поскольку от их семьи уже принимали участие в нем старшие родственники). В источниках эти категории именуются «молодшие» и «боярские дети», соответственно»[249].

«Ушкуйники умело действовали как в пешем, так и в конном строю. Тот тип боевых действий, который проводили ушкуйники, попадает под классическое определение морского (речного) десанта. Так что можно утверждать, что отряды ушкуйников являлись высокопрофессиональными добровольческими подразделениями новгородского войска. Они предназначались для проведения десантных операций.

Крупных морских (речных) сражений ушкуйники старались избегать, но при равенстве сил или, имея определенные преимущества, могли напасть на военные суда противника.

Ушкуйники нападали на противника внезапно, то есть, согласно терминологии русских летописей, «изгоном».

У ушкуйников хорошо работала войсковая разведка. Весьма вероятно, что среди них были представители тюркских и финно-угорских народов (как позднее они были среди казаков). Только этим можно объяснить потрясающую эффективность походов ушкуйников, захват и разграбление ими цветущих городов Золотой Орды — они точно знали, куда и зачем идут, и хорошо ориентировались на вражеской территории.

Но дела с воинской дисциплиной в ушкуйничьих отрядах обстояли достаточно плохо. Во время походов некоторые отряды массово пьянствовали, а за это их воины расплачивались своими жизнями. Новгородские ушкуйники были одним из основных компонентов при формировании русского казачества. Возможно поэтому, именно исходя из горького опыта ушкуйников, во время походов у казаков пьянство считалось тяжелейшим воинским преступлением, за которое они беспощадно карали только лютой смертью»[250].

Поскольку ушкуйники — профессиональные солдаты, умело действовавшие как в пешем, так и в конном строю и имевшие первоклассные по тем временам доспехи и вооружение — кольчуги или байраны (боданы-кольчуги из плоских, рубленных из стального листа, колец), панцири (в том числе композитные (бахтерцы), в которых в кольчужное плетение вплетались стальные пластины), копья, мечи, сабли (причем саблям отдавали предпочтение), луки и арбалеты как носимые, так и стационарные, стрелявшие тяжелыми стальными стрелами — болтами.

«В полевых сражениях с профессиональной армией, например, с княжескими дружинами, ушкуйники, вероятно, как и все иррегулярные войсковые отряды, особой стойкости и доблести не показывали. Так, 31 мая 1372 года князь Михаил Тверской взял город Торжок, принадлежавший Великому Новгороду, а перед этим разгромил под городом в поле новгородский отряд под командованием боярина и ушкуйника воеводы Александра Абакумовича.

Летописец так рассказывает о поражении новгородцев под Торжком: «И ополчишяся на бой сами бояре Новогородские… битися с Тверичи. Ибысть имъ сеча велика на поли. Иодоле князь Михаиле, а Новогородцы побежени быша. Ту же, на пръвомъ суиме, убьенъ бысть воевода Новогородскый Александръ Абакумовичь, Иоанъа Тимофеевичь, Иоанъ Шаховъ, Григорей Щебелковъ, а иныхъ ту мужей неколико паде»[251].

Летописи больше не упоминали ни разу о разгроме воевод ушкуйников и их отрядов в открытом бою. Может быть, таких сражений просто не было, так как новгородцы использовали тактику молниеносных набегов и отходов. Ряд летописей и историков называют ушкуйников разбойниками. Но их времена войска на Востоке и в Западной Европе в походах всегда находились на самоснабжении, то есть обеспечивали себя всем необходимым за счет местного населения. Итак, наибольшей эффективности при ведении боевых действий отряды ушкуйников достигали в тех случаях, когда действовали в качестве десанта — речного или морского»[252].

Современный исследователь А. Б. Широкорад отмечает, что «за два десятилетия ушкуйники убили больше татар, чем войско князя Димитрия на Куликовом поле[253].

Но в условиях полигамии в Орде за 1380 год родилось на два порядка больше мальчиков, чем было убито в боях с русскими в период с 1360-го по 1380 год. Так что ни Димитрий, ни Прокоп физически не могли сломить хребет Золотой Орде. Другое дело — огромная моральная победа русского народа. Расходились по городам и посадам добрые молодцы с заморскими драгоценностями, да с красотками из ханских гаремов. Возвращались к родным очагам рабы ордынские, угнанные в неволю много лет назад, по которым отплакали родные и отпели попы. Слушал народ русский рассказы седых старцев, как за тридевять земель в столицу Сарай пришли богатыри русские, полонян православных освободили, а всех басурман в расход вывели. Не Русь Орде, а Орда Руси стала платить дань.

Были ли ушкуйники вместе с князем Димитрием на реке Непрядве в 1380 году?

Скорее всего, нет — не любила вольница московских князей. Но зато каждый ратник в московском войске знал, что идет он не на непобедимую Батыеву или Дюденеву рать, а на войско, не сумевшее дважды за десять лет защитить свою столицу. Как известно, через два года после Куликовской битвы, в 1382 году, на Москву пошла орда хана Тохтамыша. Дмитрий Донской срочно по делам убыл в Кострому. Не менее «срочные дела» на севере нашлись у митрополита Киприана, Великой княгини Евдокии и больших московских бояр. Защищать безначальную Москву жители позвали литовского князя Остея, внука Ольгерда. Остей, надо сказать, умело оборонял город, и взять татарам Москву удалось лишь обманом. Еще на сто лет попала Русь под ордынское иго»[254].