Эйзенхауэр - Георгий Чернявский

Трудно сказать, как Эйзенхауэру удалось бы разделаться с «казусом Дарлана» (скорее всего, его со временем оттерли бы на второстепенные позиции, а после войны привлекли к суду как военного преступника), но в дело вмешался случай. 24 декабря 1942 года, через полтора месяца после высадки союзников и привлечения ими Дарлана на свою сторону, в его резиденцию вошел человек. Когда приехавший адмирал в сопровождении адъютанта направился к своему кабинету, посетитель его окликнул, и повернувшийся к нему Дарлан получил пули в грудь и лицо. Стрелявший бросился бежать, но адъютант ринулся за ним и ранил его. Дарлана отвезли в госпиталь, где он умер на операционном столе. 26 декабря состоялись похороны, на которых присутствовал Эйзенхауэр.

Убийцей оказался двадцатилетний Фернан Бонье де ла Шапель, сын местного журналиста, член подпольной организации французского Сопротивления. Его судили, приговорили к расстрелу и казнили еще до похорон Дарлана. Поспешность свидетельствовала, что в этом деле были замешаны некие силы, раскрытие которых крайне нежелательно. В следственном деле осталось заявление Шапеля: «Я сделал то, что обещал сделать, обещания, которые мне давались, были значительными».

По подозрению в соучастии были арестованы несколько человек, все французы. В их числе находился один из видных участников французского Сопротивления, сторонник де Голля Анри д'Астье де ла Вижери, считавшийся руководителем голлистской тайной организации в Северной Франции. Все они отрицали участие в убийстве и через короткое время были освобождены. Добавим, что после освобождения Франции приговор по делу де ла Шапеля был отменен, он был объявлен патриотом, а члены Французского комитета национального освобождения возложили венок на его могилу…

После всей этой драматической истории во главе французской администрации стал генерал Жиро, а затем власть фактически перешла к генералу де Голлю.

Многие историки считают, что главным результатом «дела Дарлана» для Эйзенхауэра было то, что он «пережил кризис» без особого ущерба{234}. Нам представляется, что они явно недооценивают это дело, которое могло быть чревато тем, что подставившие Эйзенхауэра пожертвовали бы им, проводив на «почетную» пенсию… Оказалось, что ликвидация Дарлана была выгодна фактически всем, кто как-то участвовал в делах по освобождению Северной Африки. Был ли командующий союзными войсками лично причастен к убийству Дарлана? Отдавал ли он какие-либо устные распоряжения на этот счет? На этот вопрос дать точный ответ невозможно. Но ведь по сей день в силе латинская поговорка «Cui prodest?» («Кому выгодно?»). Смерть Дарлана была выгодна в первую очередь Дуайту Эйзенхауэру…

В любом случае «дело Дарлана» завершилось, и Эйзенхауэр смог более интенсивно заняться намного более важными военными делами.

На протяжении ноября 1942-го — января 1943 года американцы и англичане сосредоточили в Северной Африке огромную армию численностью свыше четырехсот тысяч человек с резервами, базами, линиями снабжения и т.д. Марокко и Алжир были освобождены быстро. Однако в Тунисе, который Эйзенхауэр предварительно рассчитывал пройти одним огромным марш-броском, развернулись кровопролитные сражения. Сюда была подтянута армия Паттона, которая вначале наступала, а затем была вынуждена сдерживать контрнаступление германских дивизий Роммеля. Сам фельдмаршал из-за болезни вернулся в Германию, но его войска сохраняли боевой дух, верность фюреру и дрались до конца.

Некоторые американские и британские генералы, а за ними и военные историки упрекали Эйзенхауэра в недостаточной решительности и медлительности во время военных действий в Тунисе. Он, однако, отвергал критику, подчеркивая, что стремился действовать наверняка, отказываясь от присущей ему на учениях авантюрной хватки. Это и понятно — только в Африке генерал впервые столкнулся с настоящей войной.

Когда генерал-майор Ллойд Фриденделл, командовавший американской армией, действовавшей на правом фланге тунисской операции, запросил разрешения на атаку крупных опорных пунктов немецких войск в районах городов Сфакс и Габес, главнокомандующий «строго предупредил» его, что план недостаточно обоснован, ибо он не укрепил в достаточной степени свои тылы на случай, если придется перейти к обороне{235}. В дневнике Дуайт записал, что за первый месяц сражений приобрел «богатый организационный опыт и правильное, логическое мышление, жизненно необходимые для успеха»{236}.

Но даже когда Эйзенхауэр счел, что войска в Тунисе подготовлены для крупного наступления, и отдал приказ о его начале 24 декабря, боевые действия оказались под угрозой срыва из-за отвратительной погоды. 22 декабря Дуайт отправился на передовые позиции, чтобы наблюдать, как развиваются события. Танки и артиллерийские установки тонули в грязи, резервы подтянуты не были по причине дождя и тумана. Приказ о наступлении пришлось отменить. «Это было самое страшное разочарование, которое мне пришлось перенести», — совсем неформально проинформировал Эйзенхауэр Объединенный комитет начальников штабов союзных государств{237}.

Командующему пришлось смириться, что его план завершения войны в Африке до начала зимы провалился. Союзникам пришлось остановиться, ибо они встречали ожесточенное сопротивление армии генерал-полковника Юргена фон Арнима, сменившего Роммеля и также являвшегося весьма опытным военачальником. К тому же у Арнима было явное превосходство в танках. Правда, его неоднократные просьбы к Гитлеру о подкреплениях и новой технике не удовлетворялись — шло ожесточенное сражение под Сталинградом, и Восточный фронт имел явный приоритет.

Ни та ни другая сторона не имели возможности развернуть успешное наступление. Зима 1942/43 года и ранняя весна были временем «окопной войны». Противники оказались почти в патовом положении.

К тому же здоровье главнокомандующего ухудшилось. На обратном пути в Алжир после вынужденной отмены приказа о наступлении он заболел тяжелым гриппом, продолжавшимся почти две недели. В это время он впервые за всю военную карьеру стал часто терять спокойствие, за обедом пил виски большими порциями, чем обычно, и непрерывно курил, что лишь ухудшало его самочувствие, в чем он честно признавался супруге{238}.

Касабланка и бои в Тунисе

В условиях, когда война в Африке затягивалась, а сам Эйзенхауэр находился в отнюдь не благоприятном физическом состоянии, он должен был предстать перед высшими государственными и военными деятелями союзных стран. С 14 по 24 января 1943 года проходила конференция Черчилля и Рузвельта в Касабланке. Помимо обсуждения проблем мировой политики и взаимоотношений союзников предстояло решить конкретные вопросы: каковы будут направления военных действий в 1943 году и кто будет ими руководить. На второй день конференции был назначен доклад Эйзенхауэра о положении на североафриканском театре военных действий.