Воспоминания комиссара-танкиста - Николай Андреевич Колосов

был рад такому высокому и ответственному назначению. Мы обнялись, я его от души поздравил, но все же спросил довольно печально:

– Так как же корпус?

– Ну, не унывай! – приободрил он меня в ответ. – Я тебя скоро к себе заберу.

Я вздохнул. Тяжело было расставаться с Петром Васильевичем, тяжело было сознавать и то, что вопрос моего ухода на фронт повисает в воздухе. Кто-кто, а я, старый штабист, хорошо это понимал. И не ошибся. Дело завершилось совершенно прозаически. Когда я обратился к Бирюкову с просьбой отпустить меня в 30-й корпус, то он ответил удивленно, даже с раздражением:

– Неужели вы не понимаете, что мы не можем одновременно отпускать и вас, и Волоха? Кто хотя бы введет нового начальника управления в курс дел?

Правда, разговор он закончил успокоительным обещанием: «…но скоро и ваш черед придет», однако эта формулировка меня не слишком порадовала.

Обиднее всего было то, что, когда мы с Волохом просили направить нас в Уральский корпус, никто не говорил, что нецелесообразно отпускать обоих сразу. А тут на тебе, нашли причину!

В общем, я взбунтовался, насколько это позволяло мне положение. Написал рапорт, стал требовать отправить меня на фронт. Такое было со мной впервые за всю войну, но уж слишком стало обидно, «подперло», что называется. Однако закончился мой протест безрезультатно. Точнее даже – с отрицательным результатом. Со мной побеседовал лично начальник Главного политуправления генерал Александр Сергеевич Щербаков. Можно понять, что после той беседы мой воинственный пыл несколько охладел.

Так печально окончилась моя попытка перейти в Уральский корпус. Только по оперативным сводкам узнавал я о боевом пути этого славного соединения. Корпус дрался во время Орловской операции, воевал на Брянщине, на Сандомирском плацдарме, участвовал в Берлинской и Пражской операциях. За мужество и отвагу воинов он был переименован в 10-й гвардейский, удостоен почетного наименования Львовский, награжден орденами Красного Знамени, Суворова и Кутузова.

После войны корпус переформировали в танковую дивизию, которая уже в мирное время была награждена орденом Октябрьской Революции. В 1967 году дивизии было присвоено имя Маршала Советского Союза Р.Я. Малиновского.

Глава 7. Реорганизация управления

Рассказывая о формировании корпусов и создании танковых колонн, я старался меньше отвлекаться на другие темы и потому несколько погрешил против хронологии событий. Между тем в декабре 1942 года были созданы аппарат командования и военный совет бронетанковых и механизированных войск РККА. Командующим был назначен генерал-полковник танковых войск Я.Н. Федоренко, членом военного совета – генерал-лейтенант Н.И. Бирюков. В состав аппарата командующего вошли три Главных управления – формирования и боевой подготовки, бронетанковое, ремонтное.

С тех пор наше управление именовалось Главуфибп – Главное управление формирования и боевой подготовки бронетанковых и механизированных войск РККА. Начальником его оставался генерал П.В. Волох, заместителем начальника стал генерал М.Л. Чернявский, я стал заместителем по политчасти. В нашу организацию вошло ранее самостоятельное Управление боевой подготовки и военно-учебных заведений. Фронт работ расширился неимоверно: нужно было в полном объеме заботиться о ходе подготовки и обучения танковых экипажей. Раньше мы могли высказывать недовольство по поводу недостаточной подготовленности подразделений, оказывать давление на наше УБП, а теперь – за все отвечали сами. Работа была воистину титаническая.

С военно-учебными заведениями забот тоже хватало. У нас в подчинении оказалось порядка десяти танковых училищ и одно самоходное, готовившие по ускоренному курсу младших лейтенантов – командиров взводов. Нам следовало контролировать и это.

Новые задачи не снимали с нас обязанностей старых – проводить формирование и доукомплектование частей и соединений, причем на новом, несравненно более высоком уровне. После завершения Сталинградской битвы остро встал вопрос о необходимости создания танковых армий. В принципе первая попытка этого была предпринята еще летом 1942-го, когда на базе ряда общевойсковых объединений были созданы танковые армии. Просуществовали они недолго – 1-я ТА была расформирована уже в начале августа, 4-я ТА – в октябре. А вот 3-я и 5-я участвовали в боевых действиях до апреля 1943-го.

Самым первым и самым сложным из стоявших перед нами вопросов была разработка штатной структуры. Существовали тогда две танковые армии. 5-я, которой в период боев под Сталинградом командовал генерал Прокофий Логинович Романенко, не была чисто танковой. Например, в период контрнаступления на Волге в ее состав входили два танковых и кавалерийский корпуса, отдельная танковая бригада и шесть стрелковых дивизий. Безусловно, пехотные соединения значительно снижали маневренные возможности объединения, скорость его продвижения.

Хотя Романенко был опытным танкистом, но он все же больше тяготел к пехоте и кавалерии. Не случайно, что впоследствии он принял под свое начало 48-ю общевойсковую армию. Потом он командовал войсками Восточносибирского военного округа.

3-я ТА генерала Павла Семеновича Рыбалко была «чисто танковая». Основу ее составляли два танковых корпуса, а к ним периодически добавлялись различные стрелковые формирования. Армия эта участвовала в Острогожско-Россошанской операции, в Харьковских наступательной и оборонительной операциях, после того была выведена в тульские танковые военные лагеря и переформирована в 57-ю общевойсковую армию.

Итак, предстояло решать – которым из этих путей следовать. Разговор об этом происходил в Ставке. В числе тех, кто присутствовал в кабинете Сталина, был и генерал Ротмистров, которого Иосиф Виссарионович всегда отличал и очень высоко ценил. Его, командира 3-го гвардейского Котельниковского танкового корпуса, в середине февраля 1943-го неожиданно пригласили в Ставку. Разговор, который там произошел, подробно описан в книге Павла Алексеевича «Стальная гвардия» – к сожалению, так и не завершенной автором… (Она вышла в Воениздате в 1984 году, после смерти маршала.) Нет смысла его пересказывать, но я хочу уточнить эпизод, о котором самому Павлу Алексеевичу было, верно, не совсем с руки писать. Вот как говорится в книге.

«– Вы предлагаете пехоту заменить механизированными частями, а командующий танковой армией Романенко доволен стрелковыми дивизиями и просит добавить ему еще одну-две такие дивизии. Так кто же из вас прав? – спросил молчавший до этого В.М. Молотов.

– Я доложил свое мнение, – ответил я. – Считаю, что танковая армия должна быть танковой не по названию, а по составу…»

На самом же деле Павел Алексеевич со свойственной ему прямолинейностью заявил: «В одну повозку впрячь не можно коня и трепетную лань», подразумевая различные маневренные свойства танковых и пехотных частей.

– И пусть Романенко, если хочет, берет себе и пехоту, и конницу, товарищ Сталин! Пусть он ими командует. А нам нужна чистая танковая армия! – отрезал Павел Алексеевич.

Конечно, не отрицал он необходимости теснейшего взаимодействия танкистов с общевойсковиками, всемерно его поддерживал, но в масштабе одной армии считал такое смешение нецелесообразным. Сталин усмехнулся по