Буржуазное равенство: как идеи, а не капитал или институты, обогатили мир - Дейдра Макклоски

за убийство (давайте обойдем молчанием массы погибших гватемальцев, вьетнамцев и иракцев). В выигрыше оказалась ничтожная группа империалистов. Империя может быть путем к нескольким частным состояниям, как, например, у Сесила Родса, но не к национальному богатству. Как заявил в 1858 г. свободный торговец Джон Брайт, "эта чрезмерная любовь к "балансу сил" [и "роли Америки как незаменимой нации"] - не более и не менее чем гигантская система внешней помощи для аристократии Великобритании" (а также для военного класса Юга и военно-промышленного комплекса).¹⁷

Иными словами, богатыми европейцев сделали идеи новых машин и институтов, вдохновленные этикой свободы и достоинства простолюдинов, а не эксплуатация империи или наращивание военной мощи. Сила не породила изобилия.¹⁸ Непрекращающиеся войны в Европе, завершившиеся грандиозным праздником силы 1939-1945 гг. с шестьюдесятью восемью миллионами погибших, имели скромные гражданские результаты, но при этом привели к массовому отвлечению ресурсов от плодотворного использования. Оправдывая в месяц Перл-Харбора предположение о том, что сила ведет к изобилию, японский премьер-министр Хидеки Тодзио формулировал широко распространенную в то время социал-дарвинистскую теорию, которая до сих пор звучит в некоторых кругах в форме "конкурентоспособности". "Наша нация... стоит на перепутье, - заявил он, - одна дорога ведет к славе, другая - к упадку"¹⁹ Подобную риторику о силе или упадке можно прочитать в большинстве номеров журнала Foreign Affairs или в работах историков, слишком глубоко пьющих из источника силы и слишком мало из источника изобилия, таких как Ландес, Кеннеди, а в последнее время и Фергюсон. Например, классический археолог Иэн Моррис, продолжая свою книгу 2010 года, в 2014 году написал статью под заголовком "В долгосрочной перспективе войны делают нас безопаснее и богаче"²⁰ Нет, не делают. В 1923 г. Луиджи Эйнауди, итальянский либеральный экономист и теоретик демократической Италии после фашизма, отмечал, что "до [Первой мировой] войны любимой доктриной националистов было то, что новые, поднимающиеся нации (например, сама Италия, а также Япония, Германия и США) ... призваны к высокому предназначению. ...призваны к высоким судьбам, к завоеванию территорий, к превращению в мировые державы. . . . Война новых и восходящих государств против старых и неподвижных. . была ошибочной как исторически, так и экономически"²¹ Декларация интеллигенции, подписанная 352 немецкими профессорами в 1915 г., утверждала, что для процветания Германской империи необходимы Бельгия, Фландрия, Украина и заморские колонии.ІІІ Доктрина, в отличие от ее жертв, оказалась трудноубиваемой, возродившись вместе с имперскими проектами Муссолини, гитлеровским Lebensraum и теоретическим соглашением в 1930-х годах между японцами и американцами о том, что единственным способом получения нефти для Японии является завоевание Индонезии. Мы слышим это и сейчас, в захватывающих разговорах о том, что сила порождает изобилие. Это чушь. Германия и Япония процветали благодаря торговле, а не авианосцам.

Совсем другое дело - странное любопытство европейцев к остальному миру, не уступающее любопытству остального мира к Европе. Со времен крестовых походов и до эпохи географических открытий оно дало заметные достижения в области земледелия, техники и науки. Никто не станет отрицать, что любопытство Европы часто приходило в насильственной и имперской упаковке. Однако нередко оно приходило и путем мирной торговли, например, по Шелковому пути. Для Великого обогащения европейцам не нужно было следовать доктрине, согласно которой идеи, чай и нефть можно получить только путем завоеваний.

Дело в том, что ближние и дальние империи редко давали много добычи, а та, что давали, была временной. Даже когда империи расплачивались монетами, это были, в конечном счете, просто деньги, просто разовые претензии на владение, уступающие годовому внутреннему производству, а не постоянное увеличение способности европейцев производить. Экономический историк и теоретик зависимости Андре Гундер Франк, например, говорил, что испанское серебро "покупает билет на азиатский поезд"²³ Эта фраза звучит красиво, но ошибочно с экономической точки зрения. Отдача серебра и золота на Восток для получения импорта азиатских тканей и фарфора не способствовала улучшению жизни на Западе. Деньги - это претензия на капитал, а не сам капитал. И в любом случае важны были деньги, а не капитал.

Серебро, хлынувшее в Испанию раннего Нового времени, было случаем политико-экономической и ленивой версии (плохо названной) голландской болезни, то есть нефтяных богатств, которые делают элиту враждебной к улучшениям: Нет, спасибо, у нас есть все, что мы хотим. В любом случае, серебро, добытое в горах Потоси с помощью корвеев, навязанных туземцам, было растрачено Испанией в европейских войнах. Имперские авантюры не приносили изобилия, а лишь увеличивали число сражений. Как я уже отмечал, очевидной выгодой от испанских авантюр для простых европейцев были дешевые и питательные картофель и помидоры (а также дорогой и вредный табак). Но они попали также в Китай и Индию, причем не в результате завоеваний, а благодаря торговле и распространению идей в семенах. Если бы доблестный Кортес потерпел неудачу, если бы испанцы довольствовались торговлей с ацтеками, майя и инками, а не отдавали их на меч и на растерзание, основные сельскохозяйственные последствия Колумбийского обмена все равно имели бы место.

Завоевание европейцами других частей света происходило в XVI и XVII веках благодаря необычайной смелости (вспомните Кортеса, Писарро или Клайва в Индии), а также благодаря оружию, микробам и стали. Более значительный триумф империализма ожидал XIX век, когда даже такие маленькие европейские страны, как Бельгия, получили обширные империи благодаря канонерским лодкам, скорострельным карабинам и хорошо организованным армиям, подкрепленным межконтинентальными паровыми перевозками для их быстрого развертывания. Британия выиграла Вторую англо-бурскую войну, потому что смогла через некоторое время сконцентрировать огромные массы солдат, собранных из страны и империи, для победы над африканерами, которые поначалу имели преимущество в мобильности и интеллекте. Однако империи конца XIX века оказались не более прибыльными, чем Испанская и Португальская империи XVI века.²⁴ Британцы ничего не получили от "победы" в Бурской войне - даже замедления темпов жестокого обращения африканеров с чернокожими и цветными. В конечном счете, именно изобилие породило власть, а не наоборот.

 

Глава 11. Бедность не может быть побеждена левыми путем свержения "капитализма"

Я иногда употребляю, потому что все об этом говорят, слово "капитализм". В еще большей степени, чем слово "буржуазный", оно приобрело свою известность благодаря Марксу и его последователям. (Часто справедливо замечают, что сам Маркс ни в "Капитале", ни во многих других местах не употребляет слово "капитализм" (Kapitalismus). Но не будем спорить: он свободно использует слова Kapital, Kapitalist, kapitalistisch).

Мы должны отказаться от этого слова, потому что оно сбивает людей с пути. Слово "капитализм" настаивает на ошибочном убеждении ранних экономистов, таких как Адам Смит и Карл Маркс,