Честность свободна от страха - Саша Фишер

язык и щедрую на оплеухи Джерд, которую с детства только баловали и гладили по голове?

— Вот и я не смогу, — Крамм усмехнулся. — Значит оставим этот вопрос для тех, кто понимает.

Вместо того, чтобы двигаться прямо и, через Унтерштрассе проехать к Альтштадту, Крамм направил мобиль на эстакаду Крессштрассе — кольцевую дорогу вокруг Билегебена.

— Мы разве не в контору сейчас возвращаемся? — Шпатц удивленно приподнял бровь.

— Герр Шпатц, мне нравится твой костюм, но для наших сегодняшних планов он совершенно не годится.

— Планов? Ах, да! Я же совсем забыл про ночное представление… Но что мы хотим там узнать? Ведь по правилам театра все гости будут в масках.

— Иногда, чтобы увидеть ответы, нужно просто оказаться в гуще событий, — мобиль Крамма лихо обогнал неспешно двигавшийся в правом ряду ластваген. — Мы окажется как безликие гости в том месте, где Сигилд работала последние полгода. Впрочем, можете относиться к этому приключению как просто к походу в театр. Давно ли ты был на танцах, герр Шпатц?

— Как мы собираемся поступить с девушкой, герр Крамм? — вспомнив о Сигилд, Шпатц почувствовал, как снова заныли виски. — Вернем ее отцу, как полагается по контракту? Или…?

— Признаться, у меня пока нет ответа на этот вопрос. Наш Пфордтен, личность неприятная. Знаешь, как он получил эту фамилию? Предпоследний пакт Пфордтен был правоведом. И конфидентом множества разных ублюдков и теневых дельцов, вроде Рейнара Хаппергабена. Я видел, что ты читал его папку из моего шкафа. Зимлеру пакт Пфордтену было уже лет, наверное, сто, когда Клаус к нему явился. Он остался совершенно один, без жены и наследников, сидел в своем поместье и чах над бумагами и книгами. Не знаю, что там между ними произошло, но въедливый старикан по всей форме принял Клауса в верштеги. А потом умер. И через два года семья новоявленных аристократов переехала из домика в Вассерфале, который достался Фрид в качестве приданого, в новопостроенный кремовый торт. Видимо, старый крючкотвор был гораздо богаче, чем казался.

— А какая у него была фамилия до того, как он стал пакт Пфордтеном?

— Бюксель… Или Вюксель. Откуда он приехал в Билегебен, я так и не смог выяснить.

— Получить наследство — это не преступление…

— В отличие от того, чем предлагает нам заняться его прекрасная супруга Фрид, все верно.

— Так что мы все-таки планируем делать? Как нам следует поступить?

— Я же сказал, что не знаю, герр Шпатц! — Крамм надавил на педаль газа сильнее. — Вот ты вчера уже нашел Сигилд. И что? Ты смог с ней что-нибудь сделать или хотя бы поговорить?

В висках Шпатца запульсировала боль. Он шумно выдохнул и потер лоб рукой.

— Я…

— Не бери в голову, герр Шпатц. Я, конечно, хитрый тип, и у меня много разных хитрых знакомых. Но вряд ли я смогу помочь с подделкой документов. И добрых приятелей, которые за мои красивые глаза и цветистые комплименты помогут переправить виссена через границу, у меня тоже нет. Я же говорил уже, что я хороший парень…

— Но что вы пообещали Фрид?

— Сказал то, что она хотела услышать. Что сочувствую и сделаю, что смогу.

— Простите за неуместные расспросы, герр Крамм.

— Вот как мы поступим, герр Шпатц, — Крамм усмехнулся. — Мы выследим ее, найдем место, где она прячется, и сообщим об этом и Клаусу, и Фрид. Получим гонорар и забудем обо всей этой истории.

— То есть, просто выполним свою работу?

— Надеюсь, тебя больше не переполняет сочувствие к бедняжке, после того, как эта маленькая дрянь что-то сделала с твоей головой?

К горлу подкатила тошнота. Перед глазами на мгновение мелькнуло видение извивающегося тонкого тела, блестящего от пота, послышался тихий смех. Виски снова сдавило болью.

— Ты что-то вспомнил, герр Шпатц?

— Нет, лучше даже не пытаться. Каждый раз, когда я думаю о вчерашнем вечере, голова болит так, будто в нее забивают гвоздь.

— Вот и не думай. Кстати, мы приехали, — мобиль остановился рядом с одноэтажным домом, окруженным рябинами и акациями. — Это не магазин и не костюмерная театра. Мы с фрау Габленц давние друзья. Она со странностями, но ее коллекция нарядов много раз мне пригождалась. Просто молчи, улыбайся и предоставь все мне.

Дверь открыла высокая пожилая фрау, одетая в длинное черное платье. Седые волосы были гладко зачесаны назад.

— Васа! Плохой мальчишка, ты опять бросил свою Роземари ради молодых вертихвосток! Тебя не было целую вечность!

— Ни одна вертихвостка не сравнится с тобой, моя драгоценная фрау! — Крамм обнял худые плечи старухи и поцеловал ее в щеку.

— Кто этот красивый юноша? Я раньше его не видела.

— Это герр Шпатц, мой секретарь. Милая Роземари, ты позволишь нам войти?

Дом фрау Габленц был царством строгого уюта. Белые стены и мебель из черного дерева то тут, то там были продуманно декорированы пуфами красного бархата, антикварными креслами на гнутых ножках, портретами пышных красавиц в бальных платьях и узорчатыми подушками. В зале, куда вдова провела гостей, над массивным бюро висел портрет сурового старика с пронзительным взглядом в темно-синем парадном мундире. Шпатц уже видел похожий в карантинной зоне Гехольц. Вольфганг штамм Габленц, Комерад кайзера, трагически погибший десять лет назад, глава департамента безопасности, автор книги «Искусство допроса».

— Васа, конечно же! Ты же знаешь, как я люблю, когда мои детки выходят в свет! — Штамм понял, что пока он оглядывался, Крамм и Роземари продолжали мило щебетать, и часть диалога он пропустил. — Идемте же, давайте выберем вам подходящие костюмы!

Тонкие пальцы фрау Габленц, покрытые сеточкой морщин и пигментных пятен ухватили Крамма за руку, и вдова устремилась вглубь дома. Через анфиладу комнат, выполненных все в той же черно-белой гамме. За последней дверью скрывалась гардеробная. На латунных штангах, заботливо прикрытые газовыми чехлами, висели мужские костюмы всех цветов и фасонов. Фрау Габленц отпустила руку Крамма и подошла вплотную к Шпатцу.

— Высокий, почти как мой муж… Такой красивый идеальный нос. Изумительная линия плеч… Молодой человек, вы напоминаете мне кое-кого… Я знаю, что вам подойдет! — старуха, не теряя прямой осанки и горделивого вида, проплыла между рядов костюмов, перебирая их пальцами. — Герр Бош, герр Мюфлинг, герр Герсдорф… Вот он! Этот фрак принадлежал самому Максу штамм Эдельсхайму! На его публичной казни собралось три тысячи человек!

«Молчи и улыбайся!» — вспомнил Шпатц, принимая из рук хозяйки идеально вычищенный и отглаженный фрак густого винного цвета.

— Примерить можно за той ширмой, там большое зеркало, — фрау Габленц взмахнула рукой, указывая, куда идти. — А теперь мы займемся тобой Васа. Чей костюм ты сегодня хочешь выгулять? Кирсштага, казненного