Огонь в океане - Ярослав Иосселиани

Николай Николаевич вышел из-за стола и слушал отца, прохаживаясь по комнате, время от времени посматривая то на меня, то на моих товарищей. Я же следил за тем, как на стеклах его пенсне то и дело вспыхивал золотой лучик.

Проходя мимо меня, он сделал попытку погладить мою вихрастую голову. Этот жест показался мне непонятным и крайне оскорбительным. Я молниеносно надел на голову шапочку, которую при входе в кабинет директора, по настоянию отца, снял.

Сделал я это настолько быстро, что Николай Николаевич вздрогнул от неожиданности.

— М-да-а-а... — опять неопределенно протянул он и пожал своими широкими плечами. 

Отец густо покраснел. Я понял, что поступил дурно, но было уже поздно.

— Николай Николаевич сказал, что вы совсем еще дикари, но в общем вы ему понравились. А еще сказал, что ты, Яро, будешь сидеть во втором классе, а Сеит и Бидзина — в первом, — сказал отец, когда мы вышли из кабинета.

— Почему же во втором? — удивился я. — Я же ничего не знаю!

— Ты же анбан знаешь, читать немного умеешь... А потом директор говорит, что таких больших, как ты, стыдно сажать в первый класс. Там учатся вот такие, — отец показал на Сеита и Бидзину.

Я попытался было доказать, что не смогу учиться во втором классе. Бидзина же, которому было всего девять лет стал требовать, чтобы его посадили во второй класс, говоря, что он не знает анбана, но сможет его сразу же выучить.

Во время этого разговора к нам подошли две женщины, взяли нас за руки и повели куда-то вверх по лестнице.

— Жить будете врозь, — на ходу объяснял отец, шедший вслед за нами.

— Почему? — взмолился Сеит. — Нам вместе веселее...

— Вы сюда не веселиться приехали, а учиться. Директор не разрешает вам вместе жить, врозь скорее научитесь по-русски говорить.

Мы с Бидзиной уже поняли, что противиться старшим в этом доме нельзя, и поэтому смолчали.

Моя будущая воспитательница Ольга Шмафовна беспрерывно что-то ласково говорила мне, но я не понимал ее и хмуро молчал.

На третьем этаже нас развели в разные комнаты.

В спальне стояло двадцать восемь одинаково аккуратно заправленных постелей. На каждой койке висели белые дощечки, на которых значились фамилии учеников. На одной из них Ольга Шмафовна прочла мою фамилию. Мы остановились. 

Ольга Шмафовна откинула назад свои пышные рыжеватые волосы и, обернувшись к отцу, сказала ему несколько слов.

— Ну, вот и твоя кровать. Хорошая, чистая, правда? — сказал отец, когда Ольга Шмафовна скрылась за дверью.

— Много очень незнакомых мальчиков. Стыдно как-то спать с ними, — сказал я, готовый почему-то расплакаться.

— Скоро привыкнешь, — успокоил меня отец.

Коренастый парень лет восемнадцати остановился около нас. Улыбка, казалось, застыла на его смуглом лице с черными густыми бровями. Парень, к моему удовольствию, говорил на грузинском языке, который я уже немного знал.

— Архип Лабахуа, будем знакомы, — протянул он отцу руку. — Я секретарь комсомольской ячейки интерната, а этот великан — Ипполит Погава, староста. Мы, так оказать, будем воспитывать вашего сына.

Ипполит Погава, подошедший вслед за Архипом, действительно показался мне великаном. Мне даже пришлось поднять голову, чтобы посмотреть на него.

— Батоно, — отец заметно волновался, — я отдаю вам своего сына... Я надеюсь...

Отец то и дело пожимал руку то Архипу, то Ипполиту и говорил очень сбивчиво.

— Мы будем заботиться о нем, как о родном брате, — сказал по-грузински Ипполит звонким басом. — Только вот зря вы нас обижаете.

— Я обижаю вас? — удивился отец.

— Ну да, обижаете, — продолжал Ипполит, — какие же мы батоно?

— Ну, а ты чего не знакомишься? — обратился ко мне Архип. — Мы уже слышали, как ты чуть в драку не полез, когда Коля с тобой хотел познакомиться. Ну, давай руку.

Я протянул Архипу руку. Он крепко пожал ее. Затем точно так же я познакомился и с Ипполитом.

— По-грузински говоришь? — спросил Ипполит.

— Мало говорю, — смущенно произнес я. 

— То есть плохо говоришь, — поправил меня Архип. — Ну, ничего, сейчагс уверишь мало, а потом будешь говорить много.

Где-то в коридоре раздался пронзительный звонок, и наши новые знакомые оставили нас.

— Сегодня ваш сын получит форменную одежду, а завтра пойдет учиться. Вы спокойно уезжайте. Он скоро привыкнет ко всему, — сказал на прощание Архип.

Мысль, что скоро придется расстаться с отцом, огнем обожгла мое сердце.

Отец, вероятно, переживал предстоящую разлуку не менее, чем я. Он прижал меня к себе одной рукой и крепко поцеловал.

Я не заметил, как около нас очутился низенький, щуплый мальчик. Лицо его было почти черного цвета, толстые черные брови были насуплены.

— Обнимаетесь, значит? — как-то странно улыбаясь, бросил мальчик, подходя к одной из коек. — Эх, дикари, не знаю, что мне с вами делать!..

Слова его и тон, которым он произносил их, показали мне, что это, видимо, был еще один начальник.

Отец несколько удивленно посмотрел на него и спросил, о ком он говорит.

— Не о вас, папаша. Какие же вы дикари, вы культурные люди. Зачем же я вас буду оскорблять? Это я так, про себя разговаривал.

Он зачем-то приподнял подушку.

— Вы что, сына на учебу привели? — поинтересовался он. — Напрасно. Здесь его не выучат. Только нос разобьют, бока наломают, а толку не будет.

— Как так? Почему? — нахмурился отец.

— Почему? — передразнил темнолицый мальчик отца. — Хулиганы они, дерутся, бьют всех, иногда даже и убивают. Вот мы только вчера двоих детей похоронили: одного абхазца, другого мингрельца. А завтра, я узнал, собираются какого-то свана убить. Говорят, этот обреченный кого-то утром обидел. Что делать? Приходится жить с дикарями.

Мальчик печально покачал своей черной головой. 

Для меня вопрос был ясен. Несчастный обреченный был я. Во-первых, я сван, а во-вторых, действительно утром обидел злополучного Колю не я тут же решил, что ни за что не останусь страшном доме.

Отец тоже взволновался. Он даже несколько побледнел.

— Мы никого не обижали, — нерешително произнес он.

— Так сваны это вы? — удивился мальчик. Его брови поползли вверх, маленькие живые глазки сверкнули. — Вам надо бежать, — решительно произнес он и подошел вплотную к моей койке. — Сына можно иметь и неученого, но его непременно надо иметь живого. А мертвый какой же он сын? Вам надо незаметно бежать.

Я стал оглядываться по сторонам. Мальчик перехватил мой взгляд.

— Я вам помогу. Вот за этим окном, совсем рядом, водосточная труба. По ней вы можете спуститься, а там...