Дух, брат мой - Андрей Грешнов

Пока искали фрица, прошло еще минут пять. Он себе преспокойненько сидел в афганской землянке и таращился на сержанта, который пытался ему что-то втолковать на пушту. Подхватили его за шкирдон и мотанули вверх по горе, бежали очень быстро и слаженно, не останавливаясь. Склон был совершенно голый. Зелени вообще никакой не было — совсем открытая местность. Мы поднимались вверх, куда указывал Сардар, потом провалились в хорошо оборудованный блиндаж с широкой панорамой обзора. Завыли РСы. Они рвались мощнее, чем мины. Изредка позиции накрывал шлейф из осколков и камней, и земля клубилась мелкими барашками пыли. Было такое ощущение, будто двадцать охотников в раз выстрелили дробью по земле. Но прицельности не было никакой. Ракеты падали хаотично, куда хотели.

Вернувшись к артиллеристам, мы плюхнулись на расстеленное одеяло, я с удовольствием закурил «Яву» из мягкой пачки, после чего вновь вернулся в «замороженное» состояние. Олюми, обрадовавшись, что все в порядке, сразу «прозрел» и, «вспомнив» меня, стал расспрашивать о жизни в столице. Огромный хитрый бычара был явно доволен, что поездка удалась, и никто не пострадал. Прожевав финики, которыми нас одарили артиллеристы, он окончательно развеселился и приказал командирам расчетов произвести показательный залп. Все цели, понятно, были давно пристреляны, но офицеры для порядка повертели какие-то многочисленные ручки и даже посмотрели через приборы в небо — орудия были задраны именно туда. Когда я глянул на снаряды, которые сарбазы тащили на железной телеге с подъемником к закрепленным на каких-то станинах, похожих на гигантские домкраты, пушкам, подумал, что наводить вовсе и не надо. Снаряды были гигантские, длиной с афганского подростка. Если эта «дура» рванет, то погребет под собой все живое в радиусе полукилометра. Лучше бы они, конечно, не стреляли.

Грохнуло так, что не только сарбазы, но еще и несколько человек из состава иностранного контингента повалились навзничь, а открытые рты сразу наполнились пылью и песком. Одновременно застонала реактивная установка. Белая и плотная как сырая мука пыль в мгновение ока окутала ложбину, в которой мы находились. Невозможно было рассмотреть даже пальца, поднесенного к носу. Но это было лишь началом дурацкого курьеза. Как только отстрелялись артиллеристы, в нашу сторону полетели РСы. Я интуитивно стал перебираться поближе к орудиям. Подумал, что если водители автомобилей вдруг решат тикануть, то в этой пыльной мгле передавят всех. Но ничего такого не произошло. Снаряды рвались, не причиняя ни малейшего вреда. Нужно отдать должное артиллеристам — позиция была ими выбрана идеальная. В ложбину снаряды могли попасть только на излете, а траектория их полета была несколько другой. Они или врезались в сопку с недолетом или, перелетая низину, уносились куда-то в светлую даль. Когда возвращались в город, в машине мы сидели с царандоевцем уже вдвоем. Остальные попутчики пересели в Тойоты — сказали, что машина «невезучая»: в поездке по постам мы лишились зеркала заднего вида, выбитого влетевшим в «форточку» осколком и правого бокового, отбитого камнями.

Вечером после ужина, на котором отказался от водки (!), я совершил моцион по крепости, взобравшись по коричневым ступенькам, вырубленным из пористого камня, на самую верхотуру. Оттуда с удовольствие лицезрел гору Филькух (Слон-гора) и слушал надсадный вой муэдзинов. Ну и дела. Одни духи в городе, другие за городом. Друг друга уничтожают. Какая ж тут может быть революционная или народная власть? Да и могла ли она здесь существовать вообще? Вряд ли.

Когда на следующее утро мы пошли на один из базаров старого города, я еще больше укрепился в этой мысли. Мы съездили без иностранцев к «военному городку», вернее к тому месту, где некогда в городской черте жили семьи старших офицеров Второго армейского корпуса афганской армии. Сплошные завалы из спрессованного саманного кирпича и песка. Это — результаты бомбардировки с воздуха советской авиацией «душманских позиций» в декабре 1986 года. Тогда из Кандагара в Кабул сплошным потоком шли борты, груженые умирающими безрукими и безногими детьми и женщинами. Весь госпиталь «Чарсад бистар» был забит ими до отказа. Мужиков выкатывали из палат, а на их место поступали все новые и новые раненые. Тогда на Кабульском аэродроме началась заварушка. Афганцы под угрозой расстрела из зениток отказывали нашим бортам в посадке и принимали только транспортники из Кандагара. Усмирять их туда поехали десантники на БМДшках. Тогда же сорвалась и планировавшаяся Варенниковым очередная безумная крупномасштабная афгано-советская операция. Афганские офицеры, потерявшие близких, дезертировали, в массовом порядке переходили на сторону душманов или становились их пособниками.

По городу «с похмела» отработали «грачи», за штурвалом одного из которых находился лично замкомандира авиаполка. Ошибочный бомбовый удар пришелся по площади «Пушкина». Пушкинской эту площадь окрестили советские солдаты потому, что клумбу со старинным памятникам героям афгано-британской войны, стоявшую посредине площади, украшали старинные пушки, символизировавшие непобедимость афганского ополчения. Площадь и окружавшие ее постройки исчезли с лица земли. Чудным образом невредимым остался только памятник. Начальник отдела обороны и юстиции ЦК НДПА Абдул Хак Олюми, сам уроженец Кандагара, проводил расследование инцидента, пытаясь установить виновных. Однако советское военное командование всячески прикрывало дебилов, уничтоживших мирных граждан. Была создана даже смешанная афгано-советская комиссия по расследованию инцидента. Однако все усилия Олюми восстановить справедливость наталкивались на стену корпоративной выручки советских военных. Ничего не принесла и поездка Олюми в Советский Союз и его беседы с руководством страны. Чтобы вывести из-под удара воздушных «диверсантов», была придумана легенда о том, что Кандагар разбомбили афганские летчики. Но эта попытка переложить ответственность за «беспредел» на афганские плечи, была обречена на провал. Никто из афганцев не собирался брать на себя ответственность за содеянное. В противном случае его ждала бы неминуемая смерть от родственников погибших. В результате советские военачальники выдумали новую версию происшедшего. По их версии, Кандагар разбомбила советская дальняя стратегическая авиация, сбросив на город трехтонные бомбы. Наказывать советских летчиков, находившихся в СССР уже было просто невозможно. В результате эта история была похерена. Однако многие афганцы помнят ее до сих пор.

Разбомбленная советскими штурмовиками «Пушкинская» площадь в Кандагаре сегодня называется «Да шахидан чоук» (площадь шахидов). На ней все так же стоит памятник афганским воинам, сражавшимся с британцами и все те же пушки. Шахиды — то есть погибшие за веру — это не убийцы-смертники или террористы, а как раз наоборот. В православии этому слову соответствует понятие «мученик». Шахид — это миротворец. Это тот, кто сознательно отдал свою жизнь за веру, пытаясь словом Божьим восстановить мир и справедливость на земле.