Комната - Эмма Донохью

Какого ребенка?

— Подними на секунду свою маску, — говорит мне Ма.

Я поднимаю, но быстро опускаю.

— У него твой подбородок, — говорит бабушка.

— Ты так думаешь?

— Конечно, ты всегда обожала детей, бесплатно сидела с ними…

Они говорят без умолку. Я заглядываю под пластырь — не собирается ли мой палец отвалиться? Красных точек на нем почти уже не видно. В комнату врывается воздух. В дверь заглядывает чье-то лицо, заросшее бородой. Волосы растут на щеках, подбородке и даже под носом, но на голове их нет.

— Я сказала медсестре, чтобы нас не беспокоили, — говорит Ма.

— Но ведь это Лео, — возражает бабушка.

— Привет, — произносит он, шевеля пальцами.

— А кто он такой, этот Лео? — спрашивает Ма без улыбки.

— Ему велено было сидеть в коридоре.

— Но проблемо, — говорит Лео и исчезает.

— А где папа? — спрашивает Ма.

— Он теперь живет в Канберре, но скоро прилетит сюда, — отвечает бабушка, — у нас многое изменилось, дорогая.

— В Канберре?

— Наверное, для тебя сегодня слишком много новостей, моя милая…

Оказывается, этот волосатый Лео вовсе не мой дедушка. Мой настоящий дед уехал жить в Австралию, решив, что моя Ма умерла. Он даже устроил ей похороны. Бабушка очень рассердилась на него за это, потому что она никогда не переставала надеяться. Она всегда говорила, что их бесценная дочурка, наверное, имела причины, чтобы исчезнуть, и в один прекрасный день все-таки вернется.

Ма с удивлением смотрит на нее:

— В один прекрасный день?

— Да, а разве этот день не прекрасен? — Бабушка машет рукой в сторону окна.

— Какие же у меня были причины исчезнуть?

— О, мы себе просто голову сломали. Социальный работник сказал, что подростки твоего возраста часто убегают из дома от тоски. А может быть, из-за наркотиков, я перерыла всю твою комнату…

— Но ведь у меня в школе была средняя оценка 3,7!

— Да, и ты была нашей гордостью и радостью.

— Меня похитили прямо на улице.

— Теперь уж я это знаю. Мы развесили плакаты по всему городу. Пол создал веб-сайт. Полиция допросила всех, кто знал тебя в колледже и в школе, пытаясь выяснить, с кем еще ты могла общаться без нашего ведома. Мне все время казалось, что я встречу тебя на улице, это было какое-то наваждение, — рассказывает бабушка, — я пристраивалась к девушкам, которые ходили парами или группками, и трубила в рог, но, когда они оборачивались, я видела, что тебя среди них нет. На твой день рождения я всегда пекла твой любимый шоколадный торт с бананами — вдруг ты решишь заскочить домой? Помнишь этот торт?

Ма кивает. Все лицо у нее залито слезами.

— Я не могла спать без снотворного. Меня убивала мысль, что я о тебе ничего не знаю. Это было несправедливо по отношению к твоему брату. Ты знаешь — впрочем, откуда тебе знать? — что у Пола маленькая дочка, ей три года, и ее уже кое-чему учат. Жена у него радиолог, она очень милая.

Они все разговаривают и разговаривают, у меня даже уши устали их слушать. Наконец приходит Норин с таблетками для нас и стаканом сока, только не апельсинового, а яблочного. Я никогда еще не пил яблочного сока!

Бабушка собирается уходить.

— Интересно, спит ли она в гамаке?

— Могу ли я… Можно Лео заглянет на минуту, чтобы познакомиться с вами? — спрашивает она, стоя у двери.

Ма молчит, а потом произносит:

— Может быть, в следующий раз?

— Как хочешь. Врачи говорят, что не надо спешить.

— Спешить с чем?

— Со всем. — Бабушка поворачивается ко мне:

— Итак, Джек. Ты знаешь слово «до свидания»?

— Конечно, я уже все слова знаю, — отвечаю я.

Она долго смеется, а потом целует себе руку и «бросает» мне поцелуй:

— Лови!

Я думаю, что ей хочется поиграть со мной, и я «ловлю» ее поцелуй. Она очень рада и снова разражается слезами.

— Почему она смеялась, когда я сказал ей, что знаю все слова? Я ведь не шутил, — спрашиваю я Ма после того, как бабушка уходит.

— А, не обращай внимания, рассмешить человека всегда здорово.

В 6:12 Норин приносит нам новый поднос с едой — это наш ужин. Мы можем ужинать и в пять с чем-нибудь, и в шесть с чем-нибудь, и даже в семь с чем-нибудь, говорит Ма. На тарелке лежит что-то зеленое и хрустящее, под названием аругула, которая кажется мне слишком острой. Мне нравится картошка с хрустящей корочкой и мясо с полосками на нем. Зато в хлебе попадаются какие-то кусочки, которые царапают мне горло, я пытаюсь выковырять их, но тогда в нем образуются дырки, и Ма говорит, чтобы я оставил хлеб в покое. Еще Норин принесла нам клубнику, вкус у которой, по маминым словам, просто божественный. Откуда она знает, какой вкус у Бога? Мы не можем съесть все, что нам принесли. Ма говорит, что большинство людей постоянно объедаются и мы можем съесть, что понравится, а остальное оставить.

Моя самая любимая вещь в окружающем мире — это окно. Оно все время разное. Мимо пролетает птица — я не знаю какая. Тени снова длинные, моя тянется через всю комнату и поднимается на зеленую стену. Я смотрю, как медленно, медленно опускается лицо Бога, оно становится все более оранжевым, а облака окрашиваются во все цвета радуги. Потом на небе остаются только полосы, а темнота подкрадывается так тихо, что я замечаю ее только после того, как все погружается во тьму.

Мы с Ма всю ночь толкали друг дружку ногами. Просыпаясь в третий раз, я жалею, что со мной нет джипа и дисташки.

В нашей старой комнате теперь никто не живет, только вещи. Они стоят неподвижно, и только пыль падает сверху, потому что мы с Ма теперь в клинике, а Старый Ник — в тюрьме. Пусть теперь сам поживет взаперти.

Я вспоминаю, что на мне пижама с космонавтами. Я дотрагиваюсь через одежду до своей ноги, но мне кажется, что она какая-то чужая. Все наши вещи заперты в комнате, кроме моей футболки, которую Ма выбросила в мусорное ведро, и она теперь, наверное, уже пропала. Я смотрю на часы у кровати — уборщица, скорее всего, уже унесла ее. Ма говорит, что уборщицы — это люди, которые за всеми убирают. Я думаю, что это невидимки вроде эльфов. Как мне хочется, чтобы уборщица принесла мне мою старую футболку, но я знаю, что Ма будет очень сердиться.

Нам придется теперь жить в окружающем мире, мы никогда не вернемся в свою комнату. Ма говорит, что я должен радоваться этому. Я не знаю, почему нам нельзя хотя бы ночевать в нашей комнате? Интересно, мы теперь все время будем жить в клинике или переедем в какой-нибудь дом вроде дома с гамаком, где живет мамина семья? Кроме моего настоящего дедушки, который поселился в Австралии, очень, очень далеко отсюда.

— Ма?

Она стонет:

— Джек, я только начала засыпать…

— Сколько времени мы живем здесь?

— Всего двадцать четыре часа, тебе просто кажется, что больше.

— Нет. Сколько мы еще пробудем здесь? Сколько дней и ночей?

— Этого я не знаю.

Но ведь она всегда все знает.

— Скажи мне.

— Ш-ш-ш.

— Нет, скажи, сколько?

— Еще немного, — говорит она. — А теперь молчи, не забывай, что за стеной живут другие люди и мы мешаем им спать.

Я не вижу никаких других людей, но они все-таки есть, мы видели их в столовой. В нашей комнате я никогда никому не мешал, только иногда Ма, когда у нее сильно болел зуб. Она говорит, что люди лежат здесь, в больнице, потому что у них с головой не все в порядке, но только совсем немного. Некоторые из них ударились обо что-то головой и теперь не помнят себя, другие все время тоскуют и даже режут себе руки ножом, я не знаю почему. Врачи, медсестры, Пилар и невидимые уборщицы — не больные, они здесь для того, чтобы помогать больным. Мы с Ма тоже не больные, мы здесь просто отдыхаем, а еще мы не хотим, чтобы за нами охотились папарацци, эти стервятники с камерами и микрофонами, потому что мы стали теперь знаменитыми, как звезды рэпа, но это получилось не намеренно, а совершенно случайно. Ма говорит, что врачи просто помогут нам разобраться в разных вещах. Я не знаю, о каких вещах она говорит.

Я сую руку под подушку, чтобы узнать, превратился ли зуб в деньги, но он не превратился. Я думаю, что фея не знает, где находится наша клиника.

— Ма?

— Что?

— А мы здесь заперты?

— Нет. — Она чуть было не рычит. — Конечно же нет. Тебе что, здесь не нравится?

— Я хотел сказать — нам придется здесь жить всегда?

— Нет-нет, мы теперь свободны, как птицы.

Я думал, что все неприятности случились вчера, но сегодня их гораздо больше. Я с большим трудом выдавил из себя какашку, потому что мой живот не привык к такому количеству пищи. Нам не надо стирать свои простыни в душе, потому что этим тоже занимаются невидимые уборщицы.

Ма что-то пишет в тетради, которую доктор Клей дал ей для выполнения домашних заданий. Я думал, домашние задания бывают только у детей, которые ходят в школу, но Ма говорит, что клиника — это не дом, где люди живут, и в конце концов все возвращаются в свои дома.