Не любовь. Не с нами (СИ) - Романова Наталия

Он откинулся на спинку из ротанга, вытянул ноги, окинул меня насмешливым взглядом, облизнул губы и, наконец, посмотрел мне в глаза.

– Какая я тебе Цыпа? – взбеленилась я. – С женой в таком тоне разговаривать будешь!

Глеб в ответ сложил руки замком на груди, приподнял одну бровь, издал звук, похожий на понукание коня, насколько я вообще могла представить этот звук.

 – Ир, серьёзно. Ты всегда была готова отморозить уши назло Ким Чен Ыну, но вчера сама себя переплюнула. Не настолько ты отбитая, как хочешь казаться. Что произошло? Кто тебя обидел? – последнее Глеб произнёс спокойно, без ёрничества, внимательно смотря на меня.

 – Ты... – Я отвернулась и уставилась на покачивающийся на ветру белый кружевной стяг моего поражения.

– В этом я не сомневаюсь. Что я сделал, Ира?

Лучше бы он не начинал этот разговор. После перевала я почти забыла, что поймала Голованова с белобрысой шваброй и знаю, какого цвета были на ней трусы. К мысли же, что всегда, что бы ни случилось, он выберет её – я привыкла, срослась за столько лет.

Наверное, так себя чувствуют люди с ограниченными возможностями. Привыкают, что у них нет руки или ног, зрения, слуха, приспосабливаются, живут полной жизнью, потом случается нечто и  калёным железом выжигает в мозгу понимание, чего не хватает в жизни.Не хватает рук, ног, зрения, слуха. Начинает казаться, что болят ноги, несмотря на перебитый позвоночник, но это фантомная боль. Вот и моя боль – фантомная.

– Ира? – повторил Глеб. – Что я сделал?

– Я видела тебя с… Лией. – Чудом у меня хватило выдержки не назвать вслух жену Голованова лахудрой, шваброй или Лох-несским чудовищем.

– Серьёзно? Где?

– В торговом центре, – я назвала, в каком именно, – ты примчался за ней, купил ей трусы цвета невинности, уехали вы вместе.

Слыша себя, я отчётливо понимала, насколько глупо это звучит, но ведь от этого ничего не меняется. Он приехал, стоял у кассы, купил Лие комплект нижнего белья, посадил её в свой внедорожник. Факты остаются фактами, как бы они ни звучали. Голованов, несмотря на ветвистые рога, продолжает любить жену. А я… так… временное развлечение, само свалившееся в руки, как переспевший инжир на землю.

– Все-таки отбитая, – проговорил Глеб.

Резко встал, сделал несколько широких шагов ко мне, подхватил за талию, впечатав в своё тело, вернулся к столу, усадил меня на столешницу, одним движением раздвинул мои ноги, чтобы встать ближе, зафиксировал свои руки сбоку от меня, тем самым лишив возможности выбраться.

– Цыпа, ты серьёзно думаешь, что я примчался в торговый центр за женой? Пошёл на примирение? Спал с ней после другого мужика?

 – Да, – пискнула я.

А что я должна думать? Поверить в совпадение? В несчастный случай с падением с высоты и прицельным попаданием причинным местом в причинное? Волшебство какое, вы посмотрите!

– Я заехал за ней, потому что нас ждал судья на предварительной беседе перед разводом. Она не явилась. Пришлось забирать и тащить. Всё!

– А трусы?!

– Сегодня день нижнего белья? Что в этот раз с трусами?

– Она выбирала белье, сказала, что красное ты не любишь, поэтому взяла светло-розовое!

– Тебе сказала? – распахнул глаза Глеб.

– Подружке.

– Подружке она может говорить что угодно. Покупать, что ей хочется, любого цвета, хоть розового, хоть серо-буро-малинового. В конце концов, трусы – необходимая часть гардероба каждого человека. Ко мне трусы Лии не имеют никакого отношения! Подумай, Ир, просто возьми и подумай, хоть это с непривычки сложно: она изменила мне. Из-ме-ни-ла! Я своими руками стаскивал с неё мужика. По-твоему, я прощу, пойду мириться, захочу знать, какого цвета там труселя?

– Ты любишь её, когда любят – прощают!

– Нет. Не все прощают, даже когда любят. – Он внимательно посмотрел на меня, я тут же отвернулась, потому что не хотела, чтобы были видны навернувшиеся на глаза слёзы.

– Ты выбрал её. Её выбрал. – Я попыталась вырваться, в итоге одним движением оказалась впечатана в крепкий торс, вдохнула запах голой кожи – рубашка на Глебе была распахнута. – Ты даже не узнал меня, тогда.

Почувствовала, как мужские руки сдавливают сильнее, прижимают крепче. Я не могла пошевелиться, лишь слышала гулкое, равномерное и сильное сердцебиение Глеба. Вот оно, его сердце, бьёт под рёбрами, под кожей, стучит, а моё разбилось семь лет назад, растеклось колкими осколками по крови, по сей день режет.

– Узнал, – услышала я. – Ты теперь взрослая девочка, должна понимать, что мужчина, проживший семь лет с одной женщиной, никогда не перепутает её с другой. А ещё знать, что я никогда, ни с кем не перепутал бы тебя. Я понял, что ты – это ты, в первое мгновение, как только раскрыл глаза. Не смог отказаться, просто не смог. Если бы я знал, что у тебя никого не было, конечно, отказался бы, не стал, а так… Вокруг тебя парни табунами ходили, ты вертела ими, как хотела. Руслик этот несчастный, – усмехнулся он в мою макушку. – В голову не приходило, что ты… девственница.

– Но? А потом?

– А потом я не мог выбрать тебя. Считал, что Лия беременна.

– У вас же нет детей, – опешила я. – Считал?!

Кажется, я начала понимать.

– Обманули дурачка на четыре кулачка, – ухмыльнулся Глеб.

– Ты жил с той, которая обманула тебя таким образом?.. – Что это, если не любовь?

– Я жил с ней до этого семь лет. Семь. В любом случае, как честный человек, я должен был жениться.

– А я?

– А ты упёртая младшая сестра моего лучшего друга, которая всегда добивалась своего, неважно, что это – мороженое, билеты в дельфинарий, поступление в институт в Иркутске, лишение невинности с тем, кого ты назначила на эту роль. Есть то, чего ты не добилась?

– Не прыгала с парашютом, не построила замок в центральной полосе, не научилась плавать баттерфляем, – ответила я первое, что пришло в голову.

– Сильно хотела?

– Вообще-то, нет, – призналась я. Совсем не хотела. – Тебя хотела.

– Получила, – спокойно ответил Глеб, заставив меня перестать дышать. – Считай меня своим.

Получила? В каком смысле? Всего? Совсем? Надолго? Навсегда? А что мне теперь с этим делать? Я привыкла Голованова хотеть, добиваться, строить коварные планы по соблазнению, унижению, уничтожению, что делать вот с таким – спокойным, покорным божьей воле в моем лице  Глебом я не знала.

– Пойдём, накормлю тебя, моя госпожа, – будто прочитал мои мысли Глеб. – Я приготовил куриный бульон, индейку с грибами, на гарнир рис. Могу по-быстрому соорудить овощи на гриле, если хочешь.

– Ты умеешь готовить?

– Умею. Я, Цыпа, всё умею: и готовить, и убираться, и даже стирать женские трусы. Правда предпочитаю, чтобы этим занималась женщина, потому что работаю по двенадцать часов, а приходить в засранный дом с пустым холодильником противно.

– Но ведь женщина тоже может хотеть работать. – Я семенила за Глебом, подхватив подол абайи.

– Женщина не должна хотеть работать, – широкие плечи качнулись, – что за мужик с ней рядом, если она прямо хочет работать? – Он остановился, развернулся, посмотрел на меня. – Серьёзно, больше хотеть нечего? Работа для женщины – зло.

Я аж головой мотнула от неожиданности. Вот это суперприз мне достался! Не знаешь, в какой угол поставить кубок! В подвал, если только. В таких старых, южных домах обязательно должен быть огромный подвал.

– По-твоему, женщина никчёмное, ни на что не способное существо?

– Такого я не говорил, – резко ответил Глеб. – Цыпа, работа – это то место, где постоянно имеют. Не начальство, так подчинённые, не подчинённые, так клиенты. Место, где нужно бороться, толкаться, конкурировать, меряться тестостероном. Чем выше должность и больше выхлоп, тем сильнее стресс. Биоритмы женщины, её гормональный фон не приспособлены к такому давлению.

– Как врач и человек говоришь? – елейно пропела я, чувствуя, как во мне просыпается воинствующая феминистка.

– Как мужчина, – спокойно ответил он, усаживая меня за обеденный стол. – Так что с бульоном? Будешь?