Грюнвальдский бой, или Славяне и немцы. Исторический роман-хроника - Гавриил Александрович Хрущов-Сокольников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Всем хозяйством в замке заведывала дальняя родственница пана воеводы, пани Казимира, пожилая, но очень бойкая особа, после вдовства воеводы принявшая бразды правления над целой ордой поваров, пекарей, ключников и женской прислуги; всем же мужским персоналом командовал пан Завидоцкий, носивший титул каштеляна. Между ним и пани Казимирой была постоянная вражда, которая замолкала только в присутствии пана воеводы.
Пани Казимира считала себя, как дальняя родственница самого властного пана, неизмеримо выше какого-то мелкого шляхтича Завидоцкого, служившего чужим людям из-за денег, а Завидоцкий, в свою очередь, смотрел на пани Казимиру с презрением, как на женщину, считая всех женщин вообще особами низшей расы, созданными только на погибель мужчин, и, кроме того, кичился, как бывший пестун обоих сыновей пана воеводы — Яна и Якова.
С годами вражда между пани Казимирой и Завидоцким перешла в какую-то ненависть; зато сам пан воевода, вечно занятый серьёзными делами и походами, совсем не замечал, что живёт среди двух различных лагерей. Это была война минная, подземная, недоступная взгляду посторонних, но тем не менее беспощадная. Ни тот, ни другая не пощадили бы самых дорогих интересов своего владельца и благодетеля, чтобы только сделать гадость сопернику.
За неделю до наступления дня праздника особое оживление замечалось в кладовых, ледниках и громадных кухнях замка. Повара, одетые в белые костюмы, поминутно шныряли из кухни то на ледник, то в кладовые, требуя то той, то другой провизии. Управляющий лесами и охотой привёз целый воз оленей и диких коз, а подручные егеря-охотники носили без счёта зайцев, куропаток и фазанов. Наконец, накануне торжества с особым триумфом был привезён огромный дикий вепрь, загнанный и убитый загонщиками и облавщиками после трёхдневной погони. Вепря этого следовало, по традициям того времени, зажарить и подать целым, поэтому десяток поваров и их помощников устраивали импровизированный очаг и громадный вертел, чтобы насадить и зажарить лесного великана.
Поварам работы и без того было по горло, а когда пани Казимира послала к пану Завитоцкому требовать людей на помощь, он только усмехнулся и приказал ей ответить, что очень сама сильна, и не с одним, а с двумя вепрями справится.
— И с тобой третьим! — крикнула ему из окна пани Казимира, которая слышала весь этот разговор.
— Как, я вепрь? — в бешенстве закричал Завитоцкий.
— Не, пан пока ещё поросёнок! — отвечала ему с хохотом пани Казимира и захлопнула окно.
— А если так, сейчас пойду до ясного пана. Эй вы, будьте все свидетелями! — крикнул он, но, увы, около него был только поварёнок, посланный кастеляншей, да двое рабочих литвин, не понимавших по-польски.
— Я ничего не слыхал, ясный пан! — с испугом отозвался поварёнок, — у меня ухо болит!
— Ах ты пся крев! — бросился к нему кастелян, — я тебе и другое ухо оторву.
Но мальчишка увернулся и побежал к кухне, а из окна слышался хохот пани Казимиры.
— Не смей моих хлопов бить! Иль у тебя своих мало? — кричала она, — вот я так пойду к ясному пану, он тебя отучит соваться не в свои дела.
Пан ничего не отвечал и только погрозил пальцем кастелянше.
— Хорошо же, старая колдунья, дай только мне срок. Ты думаешь, что я не знаю, что тебе пан Седлецкий подарил аксамиту на кунтуш. Знаю даже за что! Ну да ладно, дай только мне добраться до истины, уж я тебя не пожалею. Дай срок! — скорее подумав, чем проговорив эти угрозы, пан кастелян направился к конюшням, где были уже уставлены кони съехавшихся в замок приглашенных.
Каждый из молодых панов — соседей, без различия национальностей, получивший лестное приглашение пана воеводы, разумеется, сделал всё возможное, чтобы приехать пышнее, на лучшей лошади и с большим числом слуг, одетых в парадные костюмы. Попоны и седла коней блистали самыми дорогими вышивками, уздечки и ремни поводов были у большей части украшены серебряными и даже золотыми украшениями.
Лучшей лошадью оказался чудный аргамак, на котором приехал уже знакомый нам пан Седлецкий. Чтобы купить его, шляхтич заложил свой родовой хутор, и на оставшиеся деньги устроил себе превосходный костюм по краковским образцам. Красивый, ловкий и статный, он буквально первенствовал среди всей молодёжи, съехавшейся в замок. Торжественного приёма ещё не начиналось, старый воевода ещё не выходил к гостям, и молодёжь шумно беседовала на половине сыновей воеводы, из которых Яков был дома, а Ян был послан отцом куда-то с поручением, и его возврата ждали с часа на час.
Молодёжь везде и всегда молодёжь. Толковали о войне, об охоте, о женщинах, спорили о красоте той или другой пани, рассказывали свои охотничьи успехи, хвастались своим оружием, конями и сбруей.
— А постой, постой, пан Седлецкий, как это ты, говорят, в мёртвого медведя стрелял? — со смехом спросил молодой человек с маленькими чёрненькими усиками и насмешливо вздёрнутым носиком, обращаясь к Седлецкому, который в своём новом краковском костюме держался ещё гордее обыкновенного.
— Скажи, кто тебе сказал это, и я заставлю его запрятать свой язык в горло! — с дерзостью отвечал Седлецкий.
— Как кто? Да это все говорят!
— А если все, так пусть скажут мне в лицо! Я не боюсь ни одного, ни всех.
— А татарчонок-то, говорят, у тебя из-под носу зверя взял! — не унимался молодой человек, очевидно желавший хоть чем-нибудь досадить Седлецкому.
— Послушай, князь Яныш, если ты ищешь ссоры, скажи прямо. За мной дело не станет: при тебе сабля, при мне моя.
— Поединок?! — с усмешкой проговорил молодой человек, которого мы впредь будем называть князем Янышем. — После этих праздников — где и когда угодно, а теперь, спаси меня святой Станислав, покушаться на жизнь ясного пана… Помилуй, кому же танцевать мазурку в первой паре!
— Ещё оскорбление! — воскликнул Седлецкий.
— Какое? Разве назвать родовитого шляхтича первым танцором оскорбление? Пусть судят вельможные панове! — обратился он к
