Наше море - Владимир Дубровский

Командир кормовой пушки маленький адыгеец Гиса Панеш, сбросив шинель, сбивал ею пламя. На помощь к нему подбежал моторист Петр Козлов; схватив огнетушитель, он погасил огонь.

Когда катера отходили от берега, Глухов заметил мотавшийся на волне десантный бот с заглохшим мотором. К нему подошел катер старшего лейтенанта Трофименко и взял на буксир. В это время снаряд с берега пробил его правый борт, вышел через левый и разорвался. На катере заглохли моторы.

Стало совсем уже светло. «Эх, надо было чуть раньше начинать высадку», — подумал Глухов и еще раз передал сигнал: «Немедленно всем судам отходить!» А сам продолжал маневрировать возле берега, прикрывая артиллерийским огнем подбитый катер Трофименко.

Катер 081 уходил из пролива последним.

Глухов наблюдал, как группами и по одному сторожевые катера и мотоботы отходят от берега и следуют в Кротково.

Противник продолжал артиллерийский обстрел, и катера, ставя дымовые завесы, прикрывали свой отход. Сигнальщики со сторожевого катера тщательно просматривали побережье в районе высадки — нет ли отставших и поврежденных мотоботов.

Несмотря на то что немцы сильно укрепили крымский берег и считали его неприступным, что подходы с моря были заминированы, а пляжная полоса заранее пристреляна, десант со всех шести отрядов был высажен. На захваченном плацдарме бойцов возглавил начальник штаба 1139‑го полка способный и храбрый офицер майор Д. С. Ковешников.

Прекрасно действовал в этом десанте батальон морской пехоты под командованием капитана Н. А. Белякова. Морские пехотинцы первыми с мотоботов внезапно высадились на берег. Морская пехота вызывала у фашистов страх. Они называли бойцов в черных бушлатах и бескозырках «шварце тодт» — «черная смерть».

Морская пехота имела заслуженную славу. Не было на Черном море ни одной десантной операции, когда бы морские пехотинцы не выполнили своей задачи. Даже в [170] таких тяжелых операциях, как Евпаторийская пли Южно — Озерейская, морские пехотинцы сумели высадиться и опрокинуть врага. Они первыми шли в огонь и в воду.

Десант уже дрался на берегу — следовательно, задача выполнена. Но на сердце у Глухова было неспокойно. Штормовая погода перепутала расчеты, не всем катерам удалось высадить десант: два сторожевых катера подорвались, ничего не известно о судьбе Косидлова, а ведь он пошел не с ним, а на катере 01012, который подорвался на мине.

Глухов вспомнил: Косидлов уходил в операцию бодрый, уверенный в ее успехе. «Море любит крепких и веселых», — говорил он.

Во время высадки десанта дум этих у Глухова не было. Они появились и постепенно овладевали им по мере того, как катера уходили все дальше от разрывов снарядов и грохота боя.

По возвращении в Кротково моряки со сторожевых катеров перенесли на берег убитых, отправили в госпитали раненых. После короткого отдыха приступили к ремонту катеров.

Между Кротково и Эльтигеном пролегла основная водная коммуникация. Фашисты, оставляя Таманское побережье, сожгли и уничтожили все пристани и причалы. Нашим саперам и морякам пришлось срочно, еще перед началом десантной операции, строить все заново.

Но не всем экипажам удалось получить заслуженный отдых или хотя бы передышку. Только сторожевой катер 081 пришвартовался к пристани Кротково и Глухов сошел на берег, как радист Иван Руденко доложил командиру катера радиограмму: «СКА 0101 потерял ход, требует помощи».

— Аврал! Катер к бою и походу изготовить! — скомандовал Флейшер, и через несколько минут катер 081 уже полным ходом следовал в пролив. На ходу Флейшер вызвал по УКВ катер 0101. Но тот не ответил.

Все моряки, находившиеся на верхней палубе, с тревогой всматривались в мутную пелену от нерастаявших еще дымовых завес, поставленных при отходе катеров.

И вдруг, словно вынырнув из воды, в облаке завесы вырисовывается неподвижный корпус сторожевого катера 0101 — так бывает на море обычно в малую видимость. [171]

— Что случилось? — запросил Флейшер. Командир катера 0101 старший лейтенант Трофименко был другом и однокашником Флейшера еще по военно–морскому училищу. Флейшер знал его характер и не удивился, что Трофименко остался верен своей натуре и сейчас. Он и здесь не унывал и, шутя, произнес:

— Собирались рыбу кормить в проливе, а потом передумали. Лучше еще фрицев будем бить!

— А все же что случилось? — переспросил Флейшер.

— Пробит Осколками бензобак, вытекло почти все горючее. Вот я и поторопился дать радиограмму. А сейчас попробую дотянуть до Кротково. Но есть и еще кое–какие мелочи–неполадки в моторе. Мы их исправили и будем двигаться, — заключил спокойно Трофименко.

Флейшер согласился и сказал, что горючим он может помочь.

Вскоре катер 0101 завел моторы и, рассекая дымовую завесу, самостоятельно пошел к таманскому берегу.

Катер 081 последовал за ним. На душе у Флейшера стало спокойно — можно и самим следовать в Кротково. Но на море часто случаются неожиданности. Сквозь сизую дымку Флейшер заметил дрейфующий, с большим дифферентом на нос катерный тральщик. Бортовой его номер 27 почти совсем скрывался в воде. А ветер и небольшая волна гнали его к берегу, занятому противником.

Флейшер подал команду рулевому подойти к катеру–тральщику, на мостике которого увидел коренастую фигуру, призывно махавшую руками. Человек с каштановой бородой один стоял у штурвала, полузалитая водою палуба была пустынна.

Вот уже СКА 081 совсем близко подошел к полузатопленному катеру, и Флейшер узнал своего бывшего командира старшего лейтенанта Остренко.

Да, встреча была необычной. Теперь рядом стояло два катера.

Ветер отнес остатки дымовой завесы, и противник с берега, видимо, обнаружил катера, так как рядом стали ложиться разрывы снарядов.

— Быстрее заводить буксир! — распорядился Флейшер и, обращаясь к Остренко, сказал: — Давай, Михаил Лукич, скорее переправляй всю команду свою ко мне на борт! [172]

Люди с катерного тральщика перешли на палубу катера 081.

— Ну а ты как, Михаил Лукич? — спросил Флейшер.

— Я буду здесь! — И он остался на мостике полу затонувшего катера, будучи верен морской традиции.

И вдруг матросы на палубе начали громко смеяться — смеялись так весело, от души, что даже не замечали близких снарядов.

— В чем дело? — удивился Флейшер, а затем рассмеялся и сам, внимательно присмотревшись к Михаилу Лукичу: уж больно у него был живописный вид. Волосы на непокрытой голове от соленой морской воды слиплись и торчали забавными рожками, а спутанная темно–каштановая борода под прямым углом торчала в сторону.

В первый год войны многие моряки носили бороды или усы. В боевой походной обстановке почти все сбрили это «неудобство», Остренко же сберег свою бороду до конца войны.

— Вы что смеетесь? — рассердился Остренко. — Вот влепят вам сейчас пару снарядов, тогда и весело будет!

А снаряды действительно ложились все ближе к катерам.

Катер 081 дал малый ход. Натянулся буксир и медленно потянул за собою тральщик. Нос его еще больше притопился в воде, волна докатилась до мостика, где стоял возле штурвала Остренко.

Уже совсем рассеялась дымовая завеса. Море в проливе было чисто. Мягко грело осеннее солнце. Все ближе подходили катера к своему берегу, и только глухо доносились выстрелы от Эльтигена, где храбро сражались десантники.

У причалов Кротково все изменилось.

Порывистый ветер разводил на мелководье толчею. Волны раскачивали стоящие на якорях сторожевые катера, заливали деревянную пристань.

Совсем недавно светило солнце, было тепло, казалось, что установилась хорошая погода, и так внезапно все вокруг помрачнело. Ветер пронизывал насквозь, валил людей с ног, бросал в лицо колючий снег. Он сдувал сухой снег с промерзшей земли, и снова проглядывали черные прогалины на избитом и изрытом снарядами берегу. Далеко в степи дымилось серое озеро с поваленными камышами. По бездорожью с надрывным гулом шли к Тамани [173] машины, груженные снарядами, бомбами, бензином и хлебом.

Холодный ветер и колючий снег, обжигавшие лицо, отвлекали Глухова от мыслей о том, что пришлось пережить в эту ночь. Он давно и с нетерпением ждал высадки десантных войск на крымскую землю. И вот сегодня это произошло, но не совсем так, как думалось.

В ушах стоял еще оглушительный рев снарядов и мин. Глаза, казалось, видели нестерпимый блеск прожекторов, людей, бегущих по берегу, и мотоботы, залитые штормовой волной. Он только что был там, откуда можно было и не вернуться, не увидеть больше истоптанной, покрытой изморозью таманской земли, мелководного рейда и стоящих здесь кораблей.

Только в 11 часов 45 минут все оставшиеся в строю корабли отряда Глухова возвратились из операции и бросили на рейде якоря. С ними не было двух сторожевых катеров — 0111 и 01012, пропал без вести десантный бот 11, уже на отходе погиб со всем личным составом от прямого попадания снаряда катер «КМ». Осталось лежать на берегу три десантных бота, выброшенных накатом. Команды их сражались теперь вместе с десантными войсками на суше.