Чума на оба ваши дома - Сюзанна ГРЕГОРИ

Бартоломью держал его крепко.

– Что было нехорошо? О чем вы говорите? Мне не нужны ваши деньги.

Кузнец поднял глаза на низкие облака, плывущие по темнеющему небу.

– Эти деньги я получил за то, что устроил ту бучу, – сказал он. – И с тех пор они лежат у меня. Потратил немного, чтобы подпоить моих ребят, иначе они струсили бы тогда вечером. И еще чуток, чтобы похоронить сына мистрис Аткин. Это иудины деньги, не хочу я их.

Бартоломью недоуменно помотал головой.

– Да что вы говорите? – сказал он. – Кто-то заплатил вам, чтобы вы затеяли беспорядки?

Кузнец взглянул собеседнику прямо в лицо, глаза у Бартоломью сделались круглые.

– Да, они заплатили мне, чтобы я подогрел кое-кого из ребят. Вы же помните, как все было, – этот спесивый индюк похвалялся своим богатством, а мы, бедняки, стояли, смотрели и ждали объедков с барского стола, как собаки. – Он сплюнул. – Похоже, они знали, как все будет, и заплатили мне, чтобы уж наверняка началась заваруха. А как только разгорелась бы драка, я должен был отыскать вас и посоветовать держаться подальше.

Он умолк и вгляделся в лицо врача, жадно ловя какой-либо отклик на свое признание. Бартоломью вспомнил события того дня – как он в последний миг успел скрыться за стенами колледжа от разъяренной толпы и как Абиньи рассказал ему, что Генри Оливер приказал Фрэнсису Элтему захлопнуть ворота у него перед носом. Бартоломью потрясенно покачал головой. Чем он заслужил такую ненависть? Он напрягал память в поисках пациентов, которых он не смог вылечить, гадал, не показалось ли кому-нибудь из родственников, что его нетрадиционные методы убили больного, тогда как пиявки могли бы спасти ему жизнь, но так и не сумел припомнить ничего. Перед глазами у него вдруг встало доброе лицо сэра Джона. А в чем сэр Джон или Август с Элфритом провинились перед убийцами? Он вспомнил полные ненависти взгляды, которые Генри Оливер бросал на него с того дня всякий раз, когда они случайно сталкивались.

Кузнец, глядя на сведенные в раздумье брови Бартоломью, продолжал:

– Поначалу-то я решил, что это легкий способ заработать неплохие деньжата, а дела у меня из-за слухов о черной смерти шли туговато. Ну, я потрудился на славу, настроил народ против Майкл-хауза. Но все пошло наперекосяк. Толпа разбушевалась не на шутку. Я ничего не успел сделать, и двое ребят погибли. Потом вы помогли Рэйчел Аткин и сложили мне ногу. С тех самых пор мне было не по себе, вот почему я не тратил эти деньги. Сломанная нога – это меня Бог наказал за мои дела. Те люди, которые дали мне деньги, потом приходили ко мне, когда еще нога не успела срастись. Я сказал им, что передал вам все, как они велели, чтобы они отвязались от меня.

– Кто – они? – спросил Бартоломью, голова у него шла кругом.

Кузнец пожал плечами.

– Знал бы, так сказал бы. Недобрые они люди, так что будьте начеку.

– Где они к вам подошли?

Кузнец кивнул в сторону таверны.

– Там. Я тихонько пил себе, и мне принесли записку, что если я выйду на улицу, то могу стать богатым человеком. Я вышел; там ждали двое. Они велели устроить заварушку на церемонии того толстяка, а потом отозвать вас в сторонку и предупредить.

– Что именно они сказали?

Кузнец закрыл глаза и нахмурился, силясь припомнить точные слова.

– Они велели передать вам, чтобы вы держались подальше. Вот этими самыми словами и сказали! – воскликнул он торжествующе, гордясь своей памятью.

– Как выглядели эти люди?

– Вот этого не скажу. Говорил все время один, но голоса его я не вспомню. Рослый такой, с вас ростом, пожалуй. Другой поменьше, но на обоих были плотные плащи с капюшонами, так что лиц я не разглядел.

Бартоломью и кузнец некоторое время стояли бок о бок в темноте, потом кузнец снова заговорил.

– Если б я знал, кто они такие, я б вам сказал. Единственное, что приходит мне на ум, – кошелек, который они мне дали, не простой. Видите?

Бартоломью сделал несколько шагов к таверне, где можно было рассмотреть кошелек в слабом свете из окон. Когда-то этот кошелек был изящным, но недели, проведенные в грязных руках кузнеца, оставили на мягкой коже черные отпечатки и почти стерли вензель, золотом вышитый на его боку. Бартоломью присмотрелся более внимательно, поворачивая вещицу то в одну, то в другую сторону, чтобы на золотую нить упал свет. Это ему удалось, и вензель вдруг отчетливо блеснул в луче света. «ПБ». Пансион Бенета! Он видел почти такой же кошелек в руках Хью Стэплтона, когда как-то раз был там с Абиньи.

Бартоломью высыпал деньги из кошелька на ладонь. Примерно пять марок, для кузнеца сумма огромная. Он снова обернулся.

– Оставьте их себе, – сказал он, протягивая деньги кузнецу, а пустой кошелек пряча за пояс. – Что сделано, то сделано. Спасибо, что рассказали мне обо всем. Я и не представлял, что у меня такие могущественные враги.

Кузнец издал невеселый смешок.

– О, могущества им не занимать. Мне хватило того, как они со мной говорили. Эти люди привыкли раздавать приказы. – Он опустил испачканную в земле руку на плечо Бартоломью. – Жаль, я не рассказал вам всего этого раньше, но вы, похоже, и так неплохо справляетесь. А деньги эти мне не нужны. Я попаду в ад, если оставлю их у себя, зная, за что они были получены. Ведь в наши дни не каждому выпадает шанс исповедаться перед смертью.

Он с отвращением взглянул на серебряные монеты на своей загрубелой ладони.

Не успел Бартоломью остановить его, как он размахнулся и зашвырнул деньги в яму. Бартоломью увидел, как они поблескивают в ее дымящейся глубине. Кузнец улыбнулся.

– Вот теперь все в порядке, – сказал он негромко. – Там этим проклятущим деньгам самое место.

Бартоломью еще раз поблагодарил его и пошел домой. Он надеялся, что все монеты погрузились в негашеную известь. Ему не хотелось даже думать о том, что кто-то может сунуться за ними в яму.

Бартоломью медленно шел, вдыхая холодный ночной воздух, и пытался унять сумбур в мыслях. Он был в совершенном замешательстве. Кто-то пытался предостеречь его, чтобы он «держался подальше», в тот же вечер, когда были убиты Август, Пол и Монфише. Но держаться подальше от чего? Исходило ли это предостережение от Хью Стэплтона? Или есть и другие обладатели кошельков с вензелем «ПБ»? Может, это Абиньи нанял кузнеца, ведь он был частым гостем в пансионе Бенета и явно замешан в чем-то, что вынудило его притворяться Филиппой? Но Майкл своими глазами видел, как Абиньи не давал Фрэнсису Элтему закрыть ворота, пока Бартоломью не оказался в безопасности. Грей тоже имеет отношение к пансиону Бенета. И он замешан? Все это просто не укладывалось в голове. Эх, были бы живы сэр Джон и Элфрит! Он рассказал бы им об этой безумной путанице, а они помогли бы во всем разобраться. Он уже решил не посвящать ни во что своих родных, но кому еще можно доверять? Майклу? Бартоломью не понимал ни роли монаха в убийстве Августа, ни его места в гнусном оксфордском заговоре. У Абиньи явно рыльце в пушку, и он сбежал. Неприязнь, которую врач питал к Уилсону, явно взаимна, да и как он может доверять человеку, который спрятался в своей комнате и бросил колледж на произвол судьбы, когда так нужна сильная рука? Он задумался о канцлере или епископе. Но что он им скажет? Он ничем не может подкрепить утверждение, что Элфрита отравили, а Август был мертв, когда исчез. К тому же канцлер и епископ едва ли поймут, если он приведет им в качестве свидетеля кузнеца, который, по его же собственному признанию, подстрекал толпу к беспорядкам и вообще прославился пристрастием к выпивке. Тяжело вздохнув, Бартоломью сделал то же самое заключение, к какому он уже пришел в доме Стэнмора: посоветоваться ему не с кем и продираться сквозь путаницу фактов придется в одиночку.

Дойдя до церкви Святого Михаила, Бартоломью свернул на церковный двор и остановился у холмика земли, который обозначал могилу Элфрита.

– За что? – прошептал он в темноту. – Я не понимаю.

Сидя на корточках в высоком голом кустарнике, которым заросла могила монаха, он вновь вспомнил слова кузнеца. Не было причин подозревать, что тот обманул Бартоломью. Может быть, загадочные люди из таверны имели в виду, чтобы он держался подальше от Августа? Кузнец предположил, что один из двоих хорошо образован и привык раздавать приказы. Возможно, это был Уилсон, который заподозрил, что должно случиться с Августом, и решил замять все дело еще до того, как оно произошло? Ведь потом он явно хотел скрыть правду.

Бартоломью поднялся и размял затекшие члены. День выдался долгий, и чем больше он думал, тем больше видел неувязок и тем темнее казалось ему это дело. Он устал и хотел сосредоточиться на поисках Филиппы. Возможно, ей грозит опасность и его жалкие попытки распутать университетские интриги здесь не помогут. Он устало шагал по переулку к Майкл-хаузу, собираясь попросить Грея обойти вместе с ним таверны, чтобы узнать, нет ли каких-нибудь вестей от Абиньи.