Чума на оба ваши дома - Сюзанна ГРЕГОРИ

К тому времени, когда Стэнмор закончил обрисовывать свои планы очистки улиц от мертвых тел, было уже слишком поздно, чтобы даже думать о возвращении в Майкл-хауз, – как Стэнмор и рассчитывал. Ночевал Бартоломью в каминной, завернувшись в теплые толстые покрывала и наслаждаясь такой редкостной роскошью, как огонь.

На следующее утро Бартоломью проснулся заметно окрепшим. В Кембридж его отвез Стэнмор, который вызвался сообщить Стивену весть о краже его кобылы. Бартоломью спешился у церкви Святого Ботолфа и отправился проведать Колета. Ему пришлось перешагнуть через два тела, сваленных прямо у порога, где они дожидались приезда чумной телеги. Бартоломью прикрыл нос и рот краем плаща, чтобы не чувствовать запаха, и проскользнул в полутемную церковь.

Монахи все еще были там, уже другие, не те, что в прошлый раз. Они молились за избавление от чумы и служили мессы по усопшим. Колет тоже был там. Он сидел на скамье, завернувшись в одеяло, чтобы защититься от сырости и холода, и лениво поигрывал резным позолоченным львом, который висел у него на шее на длинной цепи.

– Взгляни, Мэтт, – сказал он, обращая лицо с блуждающей бессмысленной улыбкой к Бартоломью. – Разве не прелесть? Он защитит меня от чумы.

Бартоломью присел рядом и взглянул на амулет. Он видел подобные талисманы у других людей и слышал от Агаты, что какой-то мошенник торговал ими в городе, божась, что они защищают от мора.

– Он не поможет, Грегори, – сказал Бартоломью. – Нужно быстрее убирать улицы и хоронить мертвых.

Колет уставился на него, и из его рта на одеяло потекла тонкая струйка слюны.

– Мы не должны так делать. Это кара Господня, и мы не должны противиться Его воле, пытаясь уменьшить последствия.

Бартоломью ужаснулся.

– Где ты набрался таких мыслей? Не может быть, чтобы ты верил в подобные бредни.

– Но это правда, правда, – запел Колет себе под нос, раскачиваясь взад-вперед.

– В таком случае, – резко заметил Бартоломью, – что же ты цепляешься за дурацкого льва?

И тотчас же пожалел о своих словах. Колет прекратил раскачиваться и заплакал. Бартоломью крепко сжал его плечи.

– Помоги мне! Я не справлюсь в одиночку. Видел, что творится на улицах? Повсюду кучи мусора, мертвые лежат неубранными несколько дней.

Колет засопел в свое одеяло.

– Если ты останешься со мной, я дам тебе моего льва.

Бартоломью закрыл глаза и привалился к стене. Бедный Колет. Он был одним из лучших врачей в Кембридже, а теперь пускает слюни. Он приобрел широкий круг богатых пациентов, включая кое-кого из наиболее влиятельных лиц города, и преподавал в пансионе Радда. Благодаря этому он нажил себе состояние и имя его было на слуху у многих могущественных людей. Одним словом, перспективы перед ним открывались самые радужные.

Бартоломью сделал последнюю попытку.

– Идем со мной. Поможешь мне с больными.

Колет вжался в колонну, лицо исказилось от страха.

– Нет, мастер Роупер, я не могу пойти туда с вами. Я слышал, в городе чума!

Он снова принялся крутить в пальцах льва, невидящими глазами глядя на ряд коленопреклоненных монахов. Похоже, он вообще забыл о Бартоломью.

Бартоломью вернулся в Майкл-хауз. После мимолетного колебания он открыл сундук, в котором Абиньи держал свои пожитки, и принялся рыться в нем. С виду ничего не пропало; похоже, философ не собирался в спешке покидать колледж. Какое-то время Бартоломью стоял, глядя из окна на двор, и думал, с чего начать. Внутренний голос подсказывал ему бросить все и обходить таверны и пансионы в поисках Абиньи. Он с неохотой подавил это побуждение; первым делом сейчас было организовать сбор тел и уборку улиц.

Стэнмор уже пообещал объявить, что любой, кто возьмется очистить улицы от мусора, получит хорошие деньги. Поскольку множество людей после смерти хозяев остались без работы, Бартоломью полагал, что желающие найдутся. Даже если это не остановит распространение чумы, то поможет предотвратить другие, ничуть не менее опасные заболевания.

На Бартоломью легла задача улучшить организацию сбора мертвых. После того как он заболел, количество смертей, похоже, уменьшилось, хотя это и не значило, что чума отступила от города. Он отправился в замок к шерифу – тот, бледный от горя, оплакивал жену и безропотно согласился со всеми требованиями. Бартоломью задался вопросом, не произошло ли с ним то же, что и с Колетом. Он оставил шерифа мрачно начищать шлем и повторил его указания толковому на вид сержанту. Тот тяжело вздохнул.

– Мы не можем собирать мертвых, – сказал он. – Мы уже потеряли треть наших людей, некому даже охранять город от грабителей, где уж там собирать тела. Мы не можем вам помочь. Слыхали, что в маленькой деревеньке у Всех-Святых-у-Замка все умерли? Ни одной живой души не осталось. Люди боятся подходить к этому месту, говорят, там полно привидений. Даже если бы у меня были свободные люди, они, наверное, скорее пошли бы на виселицу, чем стали собирать мертвых.

Удрученный Бартоломью ушел. Он отправился в деревушку, о которой рассказал сержант, и прошелся среди жалких лачуг, где когда-то жили люди. Сержант был прав: не осталось ни одной живой души. Бартоломью быстро покинул это место, еле сдерживая тошноту от запаха разложения.

На Бридж-стрит тел стало еще больше, хотя вокруг больницы Святого Иоанна было сравнительно чисто благодаря августинским каноникам. Бартоломью побеседовал с августинцами, и они согласились, пусть и с неохотой, подбирать тела, которые встретятся им по дороге к чумным ямам, когда они будут свозить туда своих мертвых. Затем он наведался в аббатство Святого Эдмунда и договорился о том же, вкупе с обещанием, что кто-нибудь из послушников станет надзирать за заполнением чумных ям.

Планы Бартоломью по избавлению города от зачумленных тел начинали продвигаться. Еще нужно было набрать добровольцев, которые согласились бы каждый день править чумными телегами и собирать мертвых. Он понимал, что риск заражения очень велик, но эту работу должен был кто-то делать.

Бартоломью стоял и смотрел на чумную яму, которую по указанию его и Колета вырыли почти две недели назад. Она была полна доверху, так что не оставалось даже места, чтобы засыпать последний слой трупов известью, не говоря уж о том, чтобы потом покрыть землей. Он поежился. Место было безлюдное, хотя до городских ворот отсюда было рукой подать. У ямы ветер казался пронзительней, он негромко свистел в чахлых деревьях и кустах, которые частично скрывали погребение от дороги. Бартоломью направился в близлежащую таверну и предложил угостить элем любого, кто согласится помочь ему вырыть новую яму. Сначала желающих не нашлось. Потом поднялся один малый, который заявил, что поставит эль любому, кто выкопает яму быстрее и глубже, чем он. Вызов был встречен свистом и улюлюканьем, человек вышел из таверны, на ходу засучивая рукава, а за ним потянулись и другие.

Очень скоро была вырыта новая яма, больше предыдущей и почти в два раза ее глубже. Мужчины копали наперегонки, чтобы похвалиться своей силой, а женщины и даже ребятишки помогали, перенося камни из ямы к растущей куче земли сбоку от нее. Бартоломью копал и оттаскивал большие валуны наравне с остальными. Когда выдалась короткая передышка, он подошел к человеку, который стал вдохновителем соревнования.

– Спасибо, мастер кузнец, – сказал он. – Я уж решил, что придется мне рыть яму в одиночку.

Тот ухмыльнулся, показывая исчерна-желтые зубы, которые Бартоломью помнил с той ночи, когда у ворот Майкл-хауза едва не разразилось побоище.

– С вас эль, – напомнил кузнец.

Когда яма была выкопана, помощники Бартоломью начали расходиться. Он отдал все свои деньги, чтобы расплатиться за обещанный эль, и был приятно удивлен, когда половину ему вернули с неловким бормотанием, что это слишком много. На дно ямы он засыпал известь, глядя, как она шипит и пенится в выступившей воде. Кузнец помог ему опустить вниз первые тела: жалкую шеренгу из десяти наспех зашитых в дерюгу мертвецов. Бартоломью насыпал поверх еще извести и оперся на черенок лопаты, утирая вспотевший лоб.

Кузнец подошел и встал рядом с ним.

– Я был неправ, – сказал он и вложил что-то в руку Бартоломью.

Тот недоуменно взглянул на засаленный черный кошель на ладони, потом снова на кузнеца. Тот круто повернулся и зашагал к таверне. Бартоломью нагнал его и развернул к себе.

– Что это такое?

Кузнец упорно отказывался смотреть Бартоломью в глаза.

– Я не хотел. Я сказал им, что это было нехорошо, – пробормотал он и дернулся в сторону таверны.

Бартоломью держал его крепко.

– Что было нехорошо? О чем вы говорите? Мне не нужны ваши деньги.

Кузнец поднял глаза на низкие облака, плывущие по темнеющему небу.

– Эти деньги я получил за то, что устроил ту бучу, – сказал он. – И с тех пор они лежат у меня. Потратил немного, чтобы подпоить моих ребят, иначе они струсили бы тогда вечером. И еще чуток, чтобы похоронить сына мистрис Аткин. Это иудины деньги, не хочу я их.