Саракш: Тень Странников - Владимир Контровский

Келья Уединения – каменный мешок, облицованный изнутри мраморными плитами, – врезана в тело храмовой пирамиды. Здесь нет окон – свет рождают лампы, скрытые под потолком, – а тяжёлая дверь так тщательно пригнана, что сливается со стеной и составляет с ней единое целое. С поверхности сюда не долетает ни один звук – служение богам не терпит суеты, и ничто не должно отвлекать неофитов и напоминать им о суетности внешнего мира. В кельях Уединения желающие приобщиться к древней мудрости и принять благосклонность Владыки Глубин встречаются со жрецами и ведут с ними долгие беседы, и содержание этих бесед никогда не становится достоянием чужих ушей: кесарю – кесарево, а богу – богово.

За шестигранным столом, занимавшим большую часть кельи, сидели два человека, айкр и хазз. Они молчали, напоминая этим опытных бойцов, которые в поединке с опасным противником не спешат нанести удар, оценивая друг друга и зная, что любая ошибка может стать роковой.

– Что привело тебя сюда? – нарушил молчание жрец. – Белый Город ищет мудрости?

– Белый Город ищет помощи. Страна наша на краю гибели.

– Поясни свои слова, Утончённый.

– Поясню, Верховный. Мы все – все – не проживём и часа после того, как «морские богини» взлетят из-под воды и понесутся к материку. Войну надо остановить.

– Война и мир в руках Владыки Глубин. Древняя месть священна.

– Война и мир в руках Великого Кракена. Если безумный потомок Владыки Глубин ищет смерти, его предок вправе подарить ему смерть, но только ему – одному. А волю Бога изрекают его жрецы, и если они скажут, что император должен уйти…

– Твои слова пахнут изменой. Знаешь ли ты, что находится на вершине храмовой пирамиды? Я тебе скажу: там алтарь, на который взирает Недремлющее Око, выжигающее сердца. Ты хочешь, чтобы взгляд Ока упал на твою грудь?

– Я знаком с архитектурой храмовой пирамиды. Я не хочу попасть на алтарь, но я не хочу и того, чтобы этот алтарь вместе со всей пирамидой был разрушен взрывом водородной бомбы. Оставим экивоки, Верховный жрец, давай говорить прямо. Империя – это война, в которой не будет победителей, а будут только побеждённые. Это понимаем и мы с тобой, и даже кое-кто из военных аристократов. А я бывал на материке и видел, что осталось на месте нескольких Старых Стран, опрометчиво полагавших, что атомный меч принесёт им победу.

– Ты хочешь власти. Остановить войну – для тебя это всего лишь повод.

– Да, я хочу власти, – согласился хазз без тени смущения. – Я использую эту власть куда рациональнее, чем этот делает Великий Кракен, и предлагаю тебе, Верховный, перейти на нашу сторону. Трудованы пойдут за победителем, гниловатых можно не принимать в расчёт, а вот ты, святейший… Ты мне нужен: часть военачальников мы просто купим, но среди них есть и такие, которые не продадутся – например, первый адмирал флота Нагга Торибучи. Однако он и ему подобные чтят Владыку Глубин: император для них всего лишь сын Бога, а сына они почитают куда меньше, чем отца. И если морские воины услышат слово жрецов…

– И для этого ты хочешь купить меня? И ты думаешь, что сможешь это сделать? Что ты можешь мне предложить, Утончённый? Деньги? – айкр презрительно скривил губы. – Для нас это мусор. Власть? У нас её не меньше, чем у вас. Не всё продаётся, хазз.

– Я предлагаю вам бессмертие, – спокойно и даже равнодушно ответил Утончённый, словно речь шла о мелкой купюре, какие подают храмовым нищим. – Реальное физическое бессмертие. У вас, жрецов, есть всё – богатство, влияние, власть над миллионами людей. Вы владеете многими тайнами древних знаний, но даже эти знания не подарят вам бессмертия, – в голосе хазза промелькнула еле заметная тень иронии. – А я это сделаю.

Первым желанием Верховного жреца было желание одёрнуть зарвавшегося торгаша резкой фразой «Что ты знаешь о наших древних знаниях, ростовщик? Не тебе о них судить, слишком много о себе возомнивший!». Однако он не стал этого делать – Верховный жрец Владыки Глубин знал, что человек, сидевший напротив него, никогда ещё не бросал слов на ветер. Да и кто осмелился бы шутить со святейшим? Только сумасшедший, возжелавший без промедления оказаться на жертвенном алтаре, а Белый Город Внутреннего Круга, насколько было известно Верховному, не был населён безумцами.

– Я это сделаю, – повторил Утончённый. – Для этого нужно немногое – нужно всего лишь изменить неуклюжую структуру нашей архаичной Империи. Великий Кракен больше не нужен, разве что в качестве декоративной фигуры, дани традициям. Фактически власть уже у нас, Верховный, и тебе это известно. Осталось сделать последний шаг – зафиксировать этот факт. А на вашу власть над людскими душами мы не покушаемся – наоборот, она будет нам полезна. Вы ничего не теряете, а приобрести можете многое – очень многое, Верховный.

– Всего лишь немного изменить структуру Империи… – медленно произнёс айкр. – Да, пустяк, сущий пустяк… Но ты прав: мы можем это сделать, и мы это сделаем.

Сенао Тариа облегчённо вздохнул. Вздохнул мысленно – красивое лицо Утончённого осталось бесстрастным: внешне мэтр никак не выказал своего облегчения. Император уйдёт, подумал он, и войны не будет. А мне – нам – не нужна даже победоносная атомная война с континенталами: ядерные взрывы уничтожают всё, а на материке, в Стране Неизвестных Отцов – в бывшей Стране Неизвестных Отцов, – есть кое-что чрезвычайно ценное, что надо бы заполучить в целости и сохранности.

Однако говорить этого вслух он не стал: мэтр Сенао Тариа отлично знал, что в беседе с таким человеком, как Верховный жрец Владыки Глубин, не стоит выкладывать на стол все козыри.

Дылда Капустник с трудом оторвал опухшее лицо от груды тряпья, служившего ему постелью. Вчерашний вечер вспоминался с трудом. Поспела брага, и весь посёлок вусмерть перепился – какие ещё у гниловатых могут быть развлечения? Ну да, была ещё драка, дикая и бессмысленная, и он, атаман, кого-то изувечил, а потом гонялся за какой-то девчонкой, которая уже достаточно подросла для того, чтобы ею можно было попользоваться. Не догнал – девчонка оказалась шустрой, как зверёк, а ноги Дылды Капустника не слишком уверенно держали своего пьяного хозяина. Надо будет сегодня найти её и завалить, пока это не сделал кто-нибудь другой, охотники помять первоцвет всегда найдутся.

Нашарив жестяную кружку с водой, атаман осушил её жадными глотками и помотал головой. Сознание прояснилось. Что-то давно в посёлке не появлялись вербовщики, и судно снабжения тоже запаздывает. Островитяне подъели уже все запасы и сидели теперь на одной рыбе и прочих дарах природы, произраставших в джунглях. Голода пока не было (и, хвала Владыке Глубин, не будет), но жрать хотелось уже постоянно. Вести из-за Барьера доходили странные и невнятные: сначала вроде бы дело шло к большой войне – подводный флот Островной Империи готовился атаковать материк, – а потом вдруг поползли слухи о войне гражданской: то ли жрецы восстали против императора, то ли Великий Кракен решил взять жрецов к ногтю, то ли взбунтовались серединники. С жиру бесятся – сюда бы их всех, на Внешние Острова, на голодный паёк да под строгий надзор, тогда бы они по-другому запели.