Саракш: Тень Странников - Владимир Контровский

Блестящий конус эмиттера был совсем рядом, и близость его действовала на нервы матросам-айкрам. Они хорошо знали, чем опасно приближение к любому из «поплавков», опоясавших внутренние острова Империи. Чуткая автоматика Барьера реагировала на любую попытку его пересечь, не имея на это права, и мощный энергоразряд уничтожал на месте любую лодку (в том числе и подводную), имевшую неосторожность войти в сферу действия следящих детекторов. Вода – хороший проводник, а ядерные реакторы, смонтированные на безлюдных островах периметра и бдительно охраняемые, питали энергией тысячи эмиттеров Барьера. Конечно, крейсер или белая субмарина смогли бы его прорвать, но таких кораблей у гниловатых не было, а для катера или для одинокого пловца Барьер был непроходим.

И рекруты об этом знали – на их лицах проступил страх, когда они вышли на палубу и увидели, что им предстоит. Однако выхода у них не было: катер уже был спущен и на воду и покачивался на волне, ожидая своих пассажиров-смертников.

– Идите, – приказал Карающий. – Докажите, что вы можете служить Императору. А ты, говорливый, – он ткнул пальцем в рекрута с царапиной на щеке (тот уже оклемался и шёл вместе с остальными), – наденешь вот это. И упаси тебя Владыка Глубин потерять её или разбить: если сигнал прервётся, это будет означать, что вы решили сбежать, и мы не будем с вами церемониться.

С этими словами он закрепил на куртке гниловатого миниатюрную телекамеру и подтолкнул его к борту. Вербованные с обречённым видом спустились в катер.

– Вперёд, отродье, и помните, что я вам сказал. Владыка Глубин к вам благосклонен, – чёрно-серебряный показал на белые барашки волн, – он развёл волну, и у вас есть шанс перескочить через Барьер на полном ходу. Вперёд!

Взревел мотор. Катер, провожаемый движением орудийных стволов, описал круг и понесся прямо к эмиттерному конусу. Гниловатые сказали правду – они действительно умели управлять моторными лодками.

Карающий поднялся на мостик и поднёс к глазам бинокль – в оптике лица рекрутов, искажённые страхом, были видны отчётливо, до деталей.

– Сейчас сгорят, – меланхолично заметил командир корвета. – Будет жареное мясо…

Разогнавшийся катер, прыгая с волны на волну, подлетел почти к самому конусу, в очередной раз подпрыгнул, подброшенный бурлящим гребнем, и шлёпнулся в воду уже по ту сторону Барьера.

– Смотри-ка, проскочили, – изумлённо произнес капитан. – Вот уж не ожидал…

Человек в чёрно-серебряном промолчал – ему не о чем было говорить с командиром патрульного корвета. И уж во всяком случае Карающий не собирался объяснять, что пройти мимо выключенного эмиттера можно и на весёльном каноэ, и что для этого совсем не нужно разгоняться.

В свою очередь капитан не стал продолжать разговор. Он полагал, что всё это затеяно только для проверки Барьера – реальной проверки, – и был искренне удивлён тем, что катеру удалось проскочить. Однако катер прорвался, и командир сторожевика не стал задаваться вопросом, почему так получилось. За всё отвечает Карающий, рассудил моряк, а моё дело – отвезти его туда-то и туда-то, обеспечить ему то-то и то-то, такой у меня приказ. Командир корвета не любил чёрно-серебряных: зловещие они ребята, и непонятно даже, кто им отдаёт приказы – Адмиралтейство, сам Великий Кракен, жрецы Владыки Глубин или кто-то ещё.

– Ты только посмотри, как красиво! – балансируя на плоском камне, Натаи подняла руки, как будто желая обнять море, плескавшееся у её ног, и холмы, поросшие живописной зеленью, и далёкие острова, и небо – вогнутое небо, похожее на гигантскую синюю чашу.

– Красиво, – согласился Камао. Он не кривил душой: дикие места есть дикие места, они сохранили свою первозданную прелесть и остались такими же, какими они были сотни и даже тысячи лет назад, когда предки айкров жили здесь в единении с природой, не пытаясь её покорить и переделать. Однако самой красивой деталью пейзажа Камао считал Натаи – лёгкая, стройная, она казалась ему птицей, присевшей передохнуть, чтобы лететь дальше. Он смотрел на неё, стоявшую на камне в купальном костюме – в коротких штанишках и узкой маечке, облегавшей грудь, – и думал, что совсем скоро Натаи Танаодо станет его женой, и он сможет каждую ночь делить с ней ложе и целовать её волосы, вкусно пахнущие солнцем. И пусть говорят, что он, «красавчик Камао», прицепился к ней только из-за того, что её отец – известный учёный, которого высоко ценят и Утончённые, и даже сам Император (ценят, и вознаграждают, и, надо сказать, вознаграждают неплохо). Эти разговоры – они от зависти; они с Натаи любят друг друга, и это самое главное. А всё остальное – так, приложение (пусть даже неплохое, кто ж с этим спорит). Он, Камао, добивался согласия девушки выйти за него замуж вовсе не из желания стать зятем знаменитого Аримаи Танаодо – у него, Камао Таке, и у самого неплохой статус, и неплохой доход, и его семья не будет ни в чём нуждаться и без помощи тестя (хотя если такая помощь будет, зачем от неё отказываться?).

Идея съездить на пару дней в дикие места, на самую окраину Серединных Островов, поначалу не вызвала у Камао особого восторга. Чего они там не видели? Море – оно везде то же самое, и берега такие же, а в обжитых места к твоим услугам все удобства: и гостиницы, и уютные кафе, и развлечения. Однако он уступил Натаи, причём не только потому, что хотел сделать ей приятное: в глубине души Камао лелеял сладкую мысль, что когда они останутся одни – одни, совсем одни, одни на десятки километров окрест, словно первые люди на земле, – девушка наконец-то ему уступит и станет его женой до брачной церемонии, до которой ещё целых две недели. Камао подозревал, что Натаи сама этого хочет, поэтому и стремиться подальше от людских глаз: сплетни – страшная вещь, они могут замарать самое доброе имя. Невеста – ещё не жена, а завистники не преминут позлословить о «распутном поведении» любимой дочери самого Аримаи Танаодо: вот, мол, она какая, для неё нравственные законы не писаны! Серединники вообще помешаны на законах – и нравственных, и любых других, – недаром их называют законопослушными.

– Хорошо… – Натаи закинула руки за голову, подняла лицо к небу и зажмурилась. – Надоел мне этот наш уют, где всё расписано от и до, и где шагу нельзя ступить, чтобы не нарушить какое-нибудь неписанное правило. Не люблю расчерченного и упорядоченного – человек рождается свободным, зачем загонять его в тесные рамки, и кому это надо?

– Смотри не свались, – предупредил её Камао. – Стоит закрыть глаза, как начинаешь терять равновесие (А если терять, так уж лучше девственность, добавил он про себя).

– Не свалюсь, – девушка засмеялась и перепрыгнула на соседний камень. – А если и свалюсь, ты ведь меня поймаешь, правда?