Кто погасил свет? - Олег Зайончковский

Но хотя потерпевшие крушение все остались на плаву, положение их нельзя было назвать удовлетворительным. Толстая тетка, очевидно, мать семейства, хлопотала, пытаясь пришвартовать к торчащему носу лодки двоих детей и кое-какие вещи. Одновременно она последними словами крыла незадачливого водителя. Сам он без пользы плавал поблизости, но выглядел не обескураженным, а скорее сердитым:

– Вишь ты! – возмущался он громко. – Вишь ты, моду взяли – телешом щеголять!

Тут только женщина на берегу вышла из оцепенения. То ли застыдившись наконец, то ли просто решив, что место становится слишком оживленным, она подняла с песка халатик и, накинув его, удалилась, предоставляя своим жертвам расхлебывать реку.

Но что было делать Гарику с Вовиком? Конечно, они могли плыть себе дальше, однако морской кодекс повелевал прийти на выручку терпящим бедствие. Разумеется, это означало конец безмятежному дрейфу… но юным душам свойственны прекрасные порывы. Гарик вытащил из-под себя надувной круг, которым они пользовались вместо сиденья, Вовик налег на весла – и их лодка с лягушечьей прытью зашлепала к месту катастрофы.

Тем временем бедолаги, барахтавшиеся вокруг «алюминьки», начинали понемногу уставать. Отложив пререкания до лучших времен, они с растущим беспокойством крутили головами, оглядывая как нарочно пустынную реку. Первой не совладала с нервами толстая мамаша:

– Караул!.. – крикнула она неуверенно, словно пробуя голос.

Призыв, конечно, не соответствовал случаю, но, собравшись с духом, тетка повторила его снова – уже громче и требовательней. Вслед за ней завопили дети, и звонкие голоса их понеслись над рекой:

– Карау-ул!.. Карау-ул!..

Мужественный отец их только досадливо отфыркивал воду.

– Будет вам орать, – бормотал он. – Срам-то какой…

Сам он, похоже, с момента крушения целиком положился на судьбу и собственных мер к спасению не предпринимал. Но вот мужчина заметил приближающуюся резиновую лодку и мигом оживился. Голова его завертелась на воде, словно усатый мяч, и принялась командовать:

– Сюды, сюды!.. Бортом подавай… Да не тычь веслом, по уху заедешь!.. Вася, Люся! Сюды…

Но исполнившись распорядительной энергии, он не умел ею толково воспользоваться. Ухвативши каждой рукой по ребенку, папаша немедленно ушел с ними под воду, так как грести ему оказалось нечем. Чудом не захлебнувшиеся Вася с Люсей сами доплыли до лодки и забрались в нее, обрушив потоки воды на Гарика с Вовиком. Вслед за детьми через борт полетело какое-то мокрое барахло, и в результате в лодке образовался свой внутренний водоем. Друзья не ждали такого штурма – они предполагали лишь отбуксировать пострадавших к берегу, но вовсе не тонуть с ними за компанию. А дело приняло совсем опасный оборот: теперь мужчина суетился вокруг своей необъятной супруги, подплывая под нее и пытаясь ее тоже взгромоздить на борт. К счастью, как ни карабкалась, тетка сумела перевалить в лодку только свой бюст (вылив при этом из-за пазухи ведро воды). Так она и осталась висеть, наподобие кашалота, пришвартованного к китобойному судну. Супругу ее подали с кормы фал в виде веревки, и, отформировавшись таким сложным образом, спасательная экспедиция двинулась наконец к берегу.

Лодка причалила к тому самому пляжу, еще хранившему отпечаток роковых прелестей. Когда с грехом пополам все выбрались на сушу, то по внешности не отличить было спасителей от спасенных: с каждого вода стекала струйками, и ничье лицо не светилось радостью. Впрочем, недолго думая те и другие занялись первоочередными делами. Гарик с Вовиком разгружали и перевертывали для просушки свою лодку. Вася с Люсей, раздевшись, забегали по пляжу, чтобы согреться. Мамаша их, едва почувствовав под ногами почву, отводила душу попреками, жестокими, но справедливыми, в адрес своего супруга. И только он, супруг ее, оказавшись на берегу, снова впал в бездействие. Стоя молча у кромки прибоя, капитан несчастливой «алюминьки» наблюдал, как скрывается в речной дали ее задранный нос, похожий на обелиск.

Чье положение было хуже? У Гарика с Вовиком вода погубила съестные припасы. Соль и сахар, два влаголюбивых продукта, соединившись, образовали ужасный маринад, который отравил все, что находилось в рюкзаке. Но спасенное семейство лишилось большего – оно вообще осталось без лодки. Друзья сочувственно поглядывали на туземцев, однако примечали с удивлением, что те как будто и не слишком горюют. Самая перебранка их звучала как-то буднично, и в ней не слышалось особенной тревоги.

Для местных жителей река была что сельский проселок. Ехали, ехали, да и свалились в канаву. Дело обычное, не беда; авось кто-нибудь вытащит. Но желающих вытаскивать долго не находилось, несмотря на то что мокрое семейство дружно голосовало каждой проезжей моторке. Час прошел или больше, как вдруг туземцы разразились радостными воплями. На реке… на реке показался опять знакомый нос-обелиск. Взятая на буксир водной милицией, их собственная полузатопленная «алюминька» возвращалась малым ходом. Милиция показала обрадованному семейству кулак и, не причаливая, протащила «алюминьку» куда-то вверх по реке.

– Ну вот, а ты ругаисси… – сказал с облегчением отец семейства. И впервые за все время обратился к Гарику с Вовиком: – Закурить есть?

Спустя еще полчаса милицейская моторка вернулась. Водитель ее заложил напротив пляжа лихой вираж и, успев поднять гребной винт, зачем-то загнал лодку далеко на песок.

– С тебя литр, Егорыч! – объявил он, выпрыгивая из лодки, и для форсу выругался.

Вид у милиционера был бравый, хотя звание его определить было невозможно – амуниция на нем была та же, что и при перевозке трюмо. Егорыч тоже в его присутствии выказал молодцеватость и первым делом рассказал милиционеру про голую бабу.

Потом моторку снова стащили в воду и семейство погрузилось.

– Эй, чего смотрите! – крикнул милиционер Гарику с Вовиком. – А ну толкните!

Гарик с Вовиком вошли в воду и толкнули лодку подальше от берега. Милиционер дернул за специальный шнурок, движок взревел, моторка сделала стойку и с усилием тронулась. Через несколько секунд она скрылась за ближним мыском. Еще какое-то время друзья слышали зуденье, напоминавшее звук кухонного миксера, и вдыхали остатки мотоциклетного перегара, потом все стихло, и дым развеялся. Но… не развеялось, а, напротив, горше становилось на душе и у Гарика, и у Вовика. Друзей мучила обида.

– Даже спасибо не сказали… – пробормотал Гарик.

– Даже ручкой не помахали на прощанье, – прибавил Вовик и сплюнул на песок.

Вовик сплюнул на песок и тут же заметил, что к его плевку прибавился другой, потом третий… За всеми последними переживаниями друзьям недосуг было взглянуть на небо, зато небо, похоже, внимательно следило за происходящим на земле. И кажется, оно тоже расстроилось: запахнулось, словно ваточным клочковатым халатом, облаками, набежавшими одновременно со всех четырех сторон. Дунул ветер, и солнце, заморгав, погасло; день побледнел, перейдя на искусственное освещение. Река потемнела, покрылась гусиной кожей и даже как будто остановила свое течение.

Дождь не хлынул на землю, но спустился медленно и по-хозяйски.

Гарик с Вовиком спрятались под своей лодкой, поставленной косо на весло. Такое укрытие годится, если дождик налетит мимоходом, налетит, только чтобы освежить летний денек. Однако этот дождь, судя по всему, пришел с солидными полномочиями: неторопливый, но педантичный, он основался с явным намерением нигде не оставить сухого уголка. Да, у природы испортилось настроение, и к тому, надо полагать, были свои причины. Но Гарик с Вовиком, безусловно, предпочли бы, чтобы природа продолжала улыбаться, пусть и фальшиво.

Некоторое время друзья провели в молчании, грея друг друга спинами. Вдруг Гарик толкнул Вовика локтем:

– Слушай, Вовик, – сказал он. – Я тут вот о чем подумал. Здорово все сегодня получилось.

– Чего же здорового? – усмехнулся Вовик.

– Как же, такое приключение! Будет о чем вспомнить. И тетенька эта на берегу…

– Дурак ты, – ответил Вовик после некоторого раздумья. – Тетеньку сейчас кто-нибудь имеет, а мы сидим под лодкой и бронхит себе наживаем.

Этот небольшой разговор не удовлетворил ни того, ни другого. Приятели опять умолкли и продолжили коротать непогоду, сидя спиной к спине.

Между тем воздушная атака не прекращалась. Дождь разыскал приятелей в их убежище и теперь захлестывал косыми очередями. Когда их терпение кончилось, Гарик с Вовиком предприняли героическую ответную операцию: прямо под дождем они сумели установить палатку. Конечно, она стала криво и крыша ее собирала воду, прогнувшись, словно сыр на старом бутерброде, но уже то, что палатка не падала, было достижением. После того как приятели забрались под спасительный брезент, их противостояние с природой приняло позиционный характер. Сколько воды еще было у неба в решете, знало только оно само; а Гарику с Вовиком предстояло выяснить свой ресурс терпения.